— Спасибо, — поблагодарила та.

— А мама говорит, что лучше родилась бы девочка, — сказал Мунир, — Потому, что если родится еще один мальчик, то отец будет любить меня меньше.

Хадижа нахмурилась, посмотрев на Ранью, а женщина сделала вид, что не услышала слов сына и не заметила взгляда падчерицы.

— Это не правда, Мунир, — покачала головой Хадижа, — Отец любит всех своих детей, и тебя, и меня, и Малику. Родись у него еще десять сыновей и дочерей он не будет любить нас меньше. Поверь я точно знаю, ведь я старшая.

— А когда ты порадуешь мужа наследником? — первый раз за вечер обратилась к Хадиже Ранья, посмотрев на плоский живот девушки.

— Я пока не собираюсь становится мамой, — пожала плечами Хадижа, — Мне нужно доучиться.

— А твой муж об этом знает? — фыркнула женщина презрительно, — Или ты не учитываешь его желания, как полагается хорошей жене.

— Зейн знает и поддерживает меня, — ответила Хадижа, даже не до конца понимая такую реакцию Раньи.

— А может он просто не хочет от тебя детей? — продолжила мачеха, — Что и не удивительно, с такой матерью я бы тоже подумала, стоит ли иметь от тебя детей.

Хадижа почувствовала, что ей хочется опустить тарелку, что она держала в руках, на голову Раньи, но глубоко вздохнула, встав с дивана, и произнесла:

— Пойду, поищу Самиру.

Кузина была на кухне, наливая душистый марокканский чай по чашкам и раскладывая сладости, помогая служанкам.

— Я не понимаю, чего она хочет? — вздохнула Хадижа, ставя тарелку на стол.

— Кто? — посмотрела на нее Самира.

— Ранья, она специально нарывается на скандал, — покачала головой Хадижа, — Когда я сказала, что не хочу быть матерью, она сумела все так вывернуть, словно это Зейн не хочет от меня детей.

— О, у Раньи выработалась привычка скандалить с тобой еще с того времени, когда ты подсыпала ей соль в сладости, приготовленные для дяди Саида.

— Соль в сладости? — непонимающе посмотрела на сестру Хадижа.

— Да, и испорченный пиджак отца, и отобранные платки, украшения, — перечислила Самира все, что смогла вспомнить о шалостях маленькой Хадижи, рассказами о которых та по секрету делилась с кузиной.

— Но зачем?

— Ты была уверена, что именно Ранья причина развода между родителями, и выживала мачеху из жизни отца всеми доступными способами, а уж когда тетя Жади снова вернулась в дом, — Самира отвернулась, вспоминая события прошлого.

— А на самом деле все дело было в бразильце, — вспомнила давний разговор с кузиной Хадижа.

— Да, в бразильце, — как эхо повторила Самира.

— Девочки, я понимаю, что вам всегда есть что обсудить, раз вы так долго не виделись, — вошла в кухню Латифа, — но все ждут чай. Твой отец мечтает полакомиться сдобными булочками с корицей.

— Да, мам, — поставила последнюю наполненную чашку на поднос Самира.

— Тетя Латифа, а где отец? — спросила Хадижа.

— Я видела, как он заходил в кабинет, вместе с твоим мужем, — ответила женщина.

— Спасибо, — выскользнула Хадижа из кухни, в сторону кабинета.

Дверь была открыта, и оттуда доносились голоса мужчин.

— Саид, не волнуйся с ней все хорошо, просто она вспоминает, и эти воспоминания не всегда приятные, — звучал голос Зейна.

— Но зачем ворошить прошлое? Зачем ей знать то, что не касается ее жизни сейчас? Что было до ее рождения? — в голосе Саида были слышны нотки отчаянья.

— Потому что поможет мне понять, — ответила сама Хадижа, облокотившись на косяк двери, и посмотрев на отца, — Думаю, я заслуживаю знать, если уж не могу вспомнить. Я лишь прошу помочь мне не блуждать во тьме, отец.

— Хорошо, — сдался Саид, опускаясь в кресло, — Заходи.

— Оставлю вас наедине, — Зейн направился к двери, поравнявшись с женой, притянул к себе, легко целуя в лоб, — Удачи.

— Спасибо, — прошептала Хадижа, на миг утыкаясь в плечо мужа, и ощущая аромат его одеколона.

— Что ты хочешь знать? — глухим голосом спросил Саид.

— Всё, — коротко ответила Хадижа.

Их разговор длился уже около двух часов, но было полное ощущение, что стрелки часов замерли, или двигались со скоростью черепахи. Саид говорил почти не останавливаясь, начиная с того момента, когда впервые увидел Жади на лестницы дома дяди Али, и до того рокового вечера, когда она не оборачиваясь, под растерянными и возмущенными взглядами родственников ушла в ночь.

Хадижа не прерывала отца, ни словом, ни взглядом, лишь иногда вздрагивала, когда в голосе мужчины вдруг возникали гневные нотки. Несколько раз она склоняла голову, закрывая глаза. Слишком ярко рисовала воображение картины прошлого, и казалось, что еще слово и память снова напомнит о себе, превратив додуманные картины в настоящие воспоминание, но этого не происходило.

Саиду казалось, что это медленная пытка погружением в прошлое была сравнима с утопанием в зыбучих песках. Смотря на события двадцатипятилетней давности словно под другим углом, он еще острее видел собственные ошибки, неправильные решения и растущую день ото дня пропасть между ним и Жади. Нужно было меньше слушать дядю Абдула, нужно было разрешить ей пойти учиться, не нужно было вести их с Хадижей в Бразилию.

Дочь не перебивала отца, лишь иногда сжимала ладони в кулаки, царапая поверхность столешницы.

— Так, ты говоришь этого бразильца звали Лукас? — первое, что спросила Хадижа, как только рассказ был окончен.

— Да, Лукас Феррас, — не сказал, а выплюнул Саид, сжав кулак, — Но, Хадижа, предупреждаю тебя, не вздумай искать его или еще как-то связываться с ним.

— Зачем? — пожала плечами она, — Разве что, рассказать о судьбе мамы, пожалуй, не придумаешь мести лучше, чем сообщить человеку о смерти любимой. Я не желаю быть гонцом. Но теперь я хотя бы понимаю.

— Что ты понимаешь? — поддался вперед Саид.

— Маму. Мне многие говорили, что она поступала нечестно, жестоко, что она стремилась к своей цели, не смотря ни на кого, и я невольно смотрела на себя в зеркало, пыталась понять являюсь ли я такой же?

— Ты? — удивился Саид.

— Я. Я хочу быть художницей. Я сплю и вижу, как мои картины будут висеть в галереях Лувра, как своими полотнами я расскажу тысячу различных историй, и иногда мне кажется, что ради этого я готова отказаться от всего, — она обвила взглядом кабинет, резко выдохнув, — Ты рассказал, что когда она встретила Лукаса, ей было всего восемнадцать, она только что похоронила мать, переехала в другую страну к почти незнакомым людям. Ничего не напоминает? — развела руками Хадижа.

Саид вздрогнул, взглянув на дочь, а девушка продолжила:

— Она хотела влюбиться. Я знаю таких девушек. Они мечтают о любви, читают книжки о принцах, смотрят различные фильмы о любви и готовы влюбиться в первого встречного, что обратит на них внимание. Мне кажется, в тот момент оказавшись совершенно одинокой, растерянной, мама ухватилась за это желание любить, быть для кого-то необходимой. На месте того бразильца мог был быть любой, — пожала плечами Хадижа. — Другое дело, что даже через двадцать лет, став взрослой, имея дочь она так и не нашла, за что еще можно уцепиться, кроме этой запретной любви.

— Это, скорее, моя вина, я не дал ей шанса реализоваться в чем-то другом. Она хотела стать врачом, я не позволил ей пойти учиться — признался Саид.

— А возможно это она так хотела, — пожала плечами Хадижа, — У меня же получилось.

— А если бы я тебе запретил? — поинтересовался Саид уже зная ответ.

— Я бы все равно пошла учиться тайком или бы просто сбежала, — хитро улыбнулась Хадижа, — Хорошо, что мне не пришлось делать ни того, ни другого, — добавила она.

— Да, слава Аллаху.

— Спасибо, что рассказал мне, папа, — встала из-за стола Хадижа.

— Мне кажется, я сам сбросил груз с плеч этой исповедью, — тоже встал Саид.

Она подошла к отцу, обнимая:

— Не вини себя, папа. Все случилось так, как случилось. Отпусти это.

Пожалуй, именно сейчас Саид впервые был рад, что перед ним не маленькая девочка, мечтающая только о замужестве и золоте, а молодая женщина способная обдумать, понять и сделать выводы. Не по возрасту, мудрые выводы из всего рассказанного ей.