Командующий Исчезнувших поднял с палубы Полумага вместе с его креслом и держал его за поручнями над водой.

— Ты — никто, — рычал Савериан. — Ни один человек никогда не любил тебя. Ни один не будет помнить о тебе. Твоя жизнь, полная боли, — словно пронесшийся мимо ветерок. Почти незаметный. Несущественный. Но я… Я прозвучу в вечности.

Савериан отпустил его.

Эремул упал, сильно ударившись о воду. Она оказалась холоднее, чем он представлял. Инстинктивно он стал молотить по воде руками, но воздух в одеяниях поддерживал его на плаву, и он усилием воли заставил себя успокоиться. Его кресло упало рядом, одно из колес отвалилось. Неважно. Оно ему больше не понадобится. Никогда.

Он успел достать из–под кресла, которое начало тонуть, коробку. Ему удалось открыть ее и извлечь тонкий кусок дерева. Он направил его на корпус «Возмездия».

Хотя Эремул не мог воспользоваться собственной магией, палочка волшебство хранила. Из ее кончика вырвался раскаленный добела поток энергии. Не такой горячий, как луч из скипетра Обрахима, который каким–то образом пронзил магический барьер Белой Госпожи, но достаточной температуры. Достаточной, чтобы пробить сталь.

Он не выпускал палочку из руки. Даже когда поток ее магии зафырчал и иссяк, оставив в борту корабля, возвышавшегося над ним, дыру, в которую уже хлынула вода. Даже когда воздух в конце концов ушел из его одеяний и он начал тонуть. В тот момент он запаниковал. Он вспомнил, как задумывался о том, каково это — тонуть.

Ему показалось, что на борту «Возмездия» началась беготня, а когда его голова скрылась под водой, он услышал приглушенный гул выстрела. Затем гул раздался снова — по нему стреляли ручные пушки фехдов.

«А может, все они промахнутся, — со странным спокойствием подумал он, опускаясь в воде все глубже. — Я только половина человека. Непросто попасть в половину…»

Саша торопливо шла по развалинам Святилища, лежавшим под Телассой, и в ее животе червем извивался нараставший страх. Деркин ковылял следом. Вдвоем они пробирались по остову мертвого города, не думая об угрозе обрушения зданий и безобразных Заброшенных, которые по–прежнему обитали в руинах.

Прошло три месяца после поражения Савериана в гавани Телассы, а Саша все еще не могла полностью принять свое место в мире. Титул, который пожаловал ей народ Города Башен.

Седая Сестра. Глава Совета. Защитница и правительница самого могущественного города на севере.

Она могла бы послать от своего имени отряд Белых Плащей, когда узнала о плане Коула, но дело касалось ее лично. Она должна была разобраться с ним сама.

В полумраке перед ней возник полуразвалившийся храм Матери. Лучи света, которые пробивались из разрушенного потолка высоко наверху, освещали одинокую коленопреклоненную фигуру перед алтарем. Над ним висело сердце Похитителя. Каждое биение чудовищного органа гнало кровь в трубы, связывавшие его с Телассой наверху, хотя башни, в которых формировались служительницы Белой Госпожи, сейчас закрыли наглухо. Первое, что сделала Саша, приняв титул. При ее правлении Нерожденных больше не появится.

Капюшон Коула был плотно натянут на голову. Саша знаком попросила Деркина обождать, а затем медленно двинулась вперед по центральному проходу, шагая по упавшей каменной кладке и кускам загнивавших церковных скамей.

Голова Коула чуть шевельнулась, когда он заслышал ее приближение.

— Тебе следует уйти, — прохрипел он. — Здесь будет небезопасно.

— Что ты делаешь? — спросила Саша, хотя уже знала.

Поняла, как только Деркин принес ей новость.

— Осуществляю предначертанное. Я больше не могу убегать от своей судьбы. Похититель мне не позволит.

Он повернулся, чтобы взглянуть на нее, и она ахнула: лицо бледное, как у призрака, тонкая кожа туго натянута на череп.

— Ты превратишься в чудовище, — сказала она, пытаясь сдержать слезы.

— Чудовище, которое нам нужно, — мрачно ответил Коул. — Савериан не остановится, пока все мы не умрем. Мы не можем победить его. Не сможем, если я не приму полностью того, кто я есть.

— Ты — мой друг, вот кто ты есть, — возразила она. — Мой лучший друг. Единственный друг.

— Мне жаль, — проговорил юноша.

Подняв руку, он положил ее на сердце Похитителя. Его кожа тут же обрела цвет, а щеки — некоторую пухлость — жизненная сила вернулась к нему.

— Мы можем побить его, — умоляла Саша. — Мы побили его однажды — сможем снова! Пожалуйста, Коул, остановись.

— Он убил их всех, — прохрипел Коул.

Его голос начал меняться, превращаясь в холодный и зловещий.

— Кейна и Джерека. Белую Госпожу. Танатеса. Не получится тянуть бесконечно. Пора с этим покончить.

— Коул…

— Тебе и Деркину нужно убираться отсюда. Как только я потеряю себя, я исчезну навсегда. Я не могу предсказать, что станет делать Похититель.

— Ты обещал мне, — напомнила Саша, в глазах которой стояли слезы. — Ты обещал, что никогда меня не бросишь.

Коул дернулся, словно его пырнули ножом.

— Ты теперь — правительница города. Ты во мне не нуждаешься.

— Ты не прав, — тут же сказала Саша. — Ты нужен мне больше, чем когда–либо.

Коул убрал руку с сердца Похитителя, и Саша поняла, что опоздала. Ее друг исчез, в его серых глазах лишь на кратчайший миг оставался отблеск узнавания.

— Убей их всех, — прорычал он.

Этот голос больше не принадлежал Коулу, но скорее отдавался эхом откуда–то из могилы.

Из горла Деркина вырвался вопль ужаса, когда существо, которое было Коулом, извлекло Проклятие Мага и направилось прямиком к Саше. Девушка смотрела, как оно надвигалось, видела лицо, не выражавшее ничего, кроме намерения убивать, а в голове ее проносилась сотня мыслей. Она могла попытаться применить телекинетическую силу, чтобы отшвырнуть его в сторону, но так его остановить бы не удалось. Могла бы бросить в него упавшую каменную кладку, похоронить под грудой обломков, раздавить его тело, чтобы он никогда не покинул храм.

Саша никогда не сделала бы ничего подобного. Не с ним. Она сама бы умерла первой.

— Я люблю тебя, — прошептала она вместо всего этого и стала ждать конца.

Неожиданно привидение, которое было Коулом, заколебалось. Со сдавленным криком оно повернулось и всадило Проклятие Мага в сердце Похитителя, вскрыло его, и поток крови хлынул на алтарь, затопив его. По руинам прогрохотал освобожденный от телесной оболочки вопль, а с Коула опали тени, и в нем умерло зловещее свечение.

И перед ней снова появился он.

В этот ранний час на причалах царила тишина. Было еще по–летнему жарко, и Коул, сбросив плащ, смотрел на гавань, наслаждаясь спокойствием и одиночеством — желанной переменой после безумия недавних месяцев.

Корабли, которые Теласса отобрала у Савериана, стояли в гавани, как безмолвные стражи. Их экипажи составляли невольники, привезенные в город Саверианом. Как ни удивительно, Саша еще не освободила их от рабской зависимости.

Закрыв глаза, Коул наслаждался морским бризом, дувшим в лицо. Каким–то образом ему удалось не поддаться Похитителю.

«Она сказала, что любит меня».

Даварус уничтожил отделенное от тела сердце Бога Смерти. С тех пор бог молчал, но юноша понимал, что Похититель не исчез, он по–прежнему ощущал в себе его сущность. Коул знал, что без сердца, которое могло восстановить его жизненную силу, ему останется только одно: убивать, чтобы выжить. От этой мысли его тошнило. Ему не хотелось убивать. Больше никогда.

Коул заметил, как что–то подскакивает на волнах. Опустив руку, он поднял из воды колесо и с любопытством уставился на него. Оно показалось юноше смутно знакомым.

— У Создателя определенно есть склонность к театральности. Структура никогда не перестает удивлять.

Коул повернулся. Позади него только что появился старый, полный человек в черных одеждах. На его лице доброго дедушки играла дружелюбная улыбка, но что–то в облике незнакомца с ней диссонировало. Внезапно Даварусу стало не по себе, словно по его коже поползли сотни крошечных, невидимых пауков.