Согласная с мнением отца, панна Юлия, чувствуя, сколь далеко уводят от действительности увлечения ее брата, и, конечно, желая ему только добра, призналась:

– Тятенька, надо что-то делать. Пора принимать меры. Иной раз мне просто страшно делается. Что он говорит! Недавно он заявил, что скоро умрет!.. Послушайте, должен же быть какой-то предел этим фантазиям!

– Что за новость, Фери!

– Я действительно верю в сие знамение! – тут же отозвался ворожей.

Пан Юзеф остановился, уставился на сына. Что-то в упрямстве мальчика почудилось ему вполне вероятным. «Это уже не шалости», – с сожалением подумал он. Старик не признавал мистику, не желал признавать. Однако, прожив достаточно, не мог не согласиться с тем, что судьба, одна только судьба управляет человеком. А потому, угадав в голосе сына уверенность, задался вопросом: «Уж не ее ли это печальный голос?..»

Когда гость наконец отбыл, хозяин уже забыл о невероятных фантазиях сына, зато вспомнил про волка-людоеда. Вызвав старшего лесника, он завел разговор о поимке зверя. Было решено устроить облаву. Трудность осуществления затеи заключалась в том, что своим логовищем матерый избрал топкое место, пользовавшееся в округе дурной славой. Было решено попытаться выгнать нечистика на поле и там затравить.

Однако дальнейшие события помешали осуществлению этого плана.

Минуло два дня. Таинственный гость не давал о себе знать. В лесу, при въезде в имение со стороны Герутево, его с утра до ночи караулили люди пана Толочки. Они должны были сообщить о его приближении. У ворот в усадьбу Мостей наказал находиться трем дюжим мужикам. Не выезжал эти дни и пан Юзеф – тоже ждал. Большую часть дня он проводил в верхнем этаже башни. Оттуда ревниво приглядывал за тем, что делалось в парке и за его пределами. И только панна Юлия и пан Фердинанд, не находившие в заботе отца ничего интересного, продолжали заниматься тем, что им нравилось, – катались верхом.

Окрестности Вердомичей не могли не увлекать праздного путешественника. Здесь было все, что могло удовлетворить его вкус: дорога, вившаяся по холмам, необозримые дали, лес вдалеке, цепи возвышений. Фантазия рисовала путнику самые невообразимые, меняющиеся в зависимости от настроения, а иногда и от преломления света видения: город куполов, кострище на вершине горы. В округе было немало городищ – тех таинственных возвышений, на которых в дохристианские времена жили предки. Наконец, отсюда брали начало десятки маленьких рек, разнося свои воды во все стороны божьего света.

Панне Юлии доставляло удовольствие взбираться на какое-нибудь возвышение и наблюдать: она любила смотреть на закат, на пастбища вдали. В такие минуты все в природе казалось ей недвижимым, будто нарисованным на полотне. Болтливый Фердинанд не мешал. Иногда она ехала по одной стороне холма, а он – по другой, они не видели друг друга, только слышали топот копыт. И это забавляло обоих.

В тот день панич рассказывал о кабалистике и магии. Иногда он доставал небольшую книжицу в черном переплете и принимался цитировать из нее.

Панна Юлия, всегда внимательно слушавшая брата, ибо таинства увлекали ее, на этот раз была чем-то озабочена. Она то оглядывалась, то вдруг останавливала лошадь и прислушивалась. Ее мучило предчувствие: казалось, что какой-то всадник, возможно, по другую сторону вершины, преследует их. Ей чудился стук копыт его лошади. Бедняжке хотелось думать, что это эхо. Действительно, в этих местах эхо не было редкостью, голоса и топот копыт могли повториться в самую неожиданную минуту…

– «Карачун – черный демон, подземное существо, у которого супруга – Смерть», – между тем с пафосом прочел новоявленный кабалист.

– Какой-то всадник, – наконец уверенно призналась панна Юлия. Она натянула поводья, прислушалась.

– Что случилось? – обратился к ней пан Фердинанд. Он тоже вынужден был остановиться.

Панночка с минуту молчала. Потом вдруг спросила – словно сама себя:

– Неужто показалось?..

– Вижу, ты не слушаешь меня, – опечаленно сказал юноша. – Что с тобой, сестричка? Чем ты встревожена? – заметив, что спутница не реагирует на вопросы, он, желая вывести ее из состояния задумчивости, вдруг начал громко декламировать:

Душа ль там заклятая, бес ли в безлюдье, – Но в полночь по этой дороге, Насколько запомнили старые люди, Никто не пройдет без тревоги!

Эхо его голоса заметалось от одного возвышения к другому. Панна Юлия засмеялась и вдруг пустила лошадь в галоп. Оба понеслись по полевой дороге под гору.

Вскоре они очутились в низине, на поляне, где на камнях шумел ручей. Последний выбегал из лесного болота и, петляя, точно змея в траве, терялся за ближайшим холмом. Неожиданно с одной из заболоченных полянок вспорхнула стайка птиц и с криком понеслась куда-то в сторону. Затрещал тростник, отчетливо послышался плеск воды. Лошади под всадниками вскинули головы, захрапели – и вдруг рванули с места. Панночка, не готовая к такой прыти своей смирной кобылы, свалилась в траву. Юный Фердинанд удержался, но ошалевшая лошадь его бросилась прочь с поляны.

– Чу! Чу! – закричал всадник и попытался удержать ее за поводья.

Увы – вытаращив глаза, лошадь понесла, не разбирая дороги и грозя споткнуться о первый же камень. За ней устремилась, взбрыкивая, взбесившаяся кобыла панночки…

Упав, панна Юлия сейчас же поднялась. Она хотела броситься за убегающей лошадью, но какая-то тень на земле заставила ее остановиться. Красавица оглянулась – и обомлела: в пяти шагах от себя, в зарослях болотного тростника, она увидела черное, страшное существо с длинной мордой и худой спиной, выгнутой в дугу, как у насторожившейся кошки. Это был волк. Глаза зверя виделись бесцветными, с мутинкой, точно бельма. Волк смотрел на панночку и щерился. Чудилось, будто это взгляд безумного. На морде в одном месте не было шерсти, отчего вместе с зубами были заметны десны – красные, в черных прожилках. Минуту, которая показалась панночке вечностью, волк стоял не шелохнувшись. Наконец он вздернул хвост и сделал движение вперед. Его передняя лапа зависла в воздухе. Догадавшись, что нечистик желает приблизиться, бедняжка вскрикнула и без чувств повалилась на траву…

Как только она потеряла сознание, на поляне появился всадник. Он был в белой рубахе с кружевным воротником и высоких бежевых сапогах со шпорами. Лошадь его приседала на задние ноги, храпела. Всадник спешно соскочил с нее и, подняв плеть, пошел прямо на волка.

Раззадоренный близостью поживы, зверь не собирался отступать. Он обежал поляну, замер в той ее части, откуда ему было удобнее сделать прыжок. Смельчак повернулся и вновь направился к нему. Волк ощерился, клацнул тяжелыми зубами, но не отступил. Пораженный его смелостью, нападавший на мгновение замедлил шаг. Но, видимо, слишком велико было его желание помочь несчастной, ибо уже в следующее мгновение он двинулся быстрее. Приблизившись к зверю, незнакомец замахнулся. Но серый разбойник оказался проворнее. Просвистев, плеть нападавшего шумно полоснула по траве. Он замахнулся во второй раз. Но и второй его удар пришелся мимо. И только когда волк повернулся, чтобы бежать, конец плети угодил-таки ему по спине. Зверь зарычал и, оглядываясь, нехотя затрусил в сторону болотных зарослей, откуда появился.

Проследив за его бегством, спаситель направился к панночке. Та, бледная как полотно, по-прежнему лежала без чувств. Незнакомец поспешно спустился к ручью, набрал в ладони воды и, вернувшись, плеснул ею в лицо несчастной. Панна Юлия открыла глаза. Очнувшись, она порывисто села, огляделась. Удостоверившись, что зверя рядом уже нет, девушка воззрилась на незнакомца. Наконец спросила:

– Кто вы?

– Друг, – тут же последовал ответ. Красавица потупилась.

– Это ничего не проясняет, – сказала она. – Многие хотели бы быть мне друзьями. Но вы – первый, кто доказывает свою преданность. Как ваше имя? Кажется, я уже видела вас.

– Боюсь, мое имя напугает вас сильнее, нежели минуту назад этот зверь, – ответил незнакомец.