— Следующий раз дадим больше. Так и знайте!
Площадка аплодировала землекопам.
Дрожа от волнения Ванюшков включил ток, но звезда не зажглась. Ванюшков нервно защелкал рубильником.
Журба с возмущением глянул на коменданта Бармакчи; тот, смущенный, уже задавал «нагонку» электрикам, которые бросились проверять проводку.
— Плохо вы, товарищи, оборудовали дело, — сказал хмуро Гребенников. — Неужели не могли проконтролировать? Не верили, что победители найдутся?
— В таких вещах надо быть особенно внимательным! — поддержал Гребенникова Бунчужный.
Пятиминутная пауза, пока электрики налаживали контакт проводов, показалась просто вечностью.
Наконец, электрики объявили:
— Готово!
Ванюшков включил рубильник, Над рабочей площадкой вспыхнула звезда.
Первая звезда победителей!
Шток был высок, звезду увидели со всех концов площадки. Рабочие, стоявшие близ доски, прочли вслух надпись, освещенную лампионами:
«Честь и слава победителям! Комсомольско-молодежная бригада землекопов Ванюшкова — доменный цех, домна профессора Бунчужного — свое задание выполнила на 295 процентов!»
Тогда парни и девушки из бригад Белкина и Старцева почесали затылки.
— Смотрите, Ванюшков зажег звезду!
— Только к работе приступили...
— Они землекопы, — говорили в других бригадах. — Им легко. А попробуй укладчик огнеупора зажечь звезду!
— Попробуй на водяных работах!
— Попробуй по монтажу!
— Попробуй по бетону!
Получив немалые деньги, ванюшковцы загуляли. Собрались возле девятого барака. Со столбов лился молочный свет многосвечовых ламп, превращая зеленые ветви осинок в голубые. Парни подвыпили. Начались танцы. Девушки сбились по одну сторону, парни — по другую. На табурете посредине площадки уселся гармонист Гуреев.
И полилась из-под пальцев гармониста песня... Ее подхватили. Пели воронежские, курские, орловские, тульские песни, затем перешли на пляску.
Танцевали сначала вразвалочку на месте, туда-сюда, плечом к плечу, девушки — сами по себе, парни — сами по себе, сгибаясь, как полный колос под ветром. А потом в такт плясовой заходили плечики, замелькали платочки. Э-эх! Пошло кружение, притоптывание, присвистывание; руками по плечам, по бедрам, по голенищам, пошли ножки выковыривать ямки в земле, выбивать чечетку. Э-эх!
На музыку да на танцы вышли из бараков остальные ребята.
— Откуда? — спросил Яша Яковкин, покручивая черные усики.
Стоял он возле Фроси и ухмылялся задорно.
— Воронежские! А ты откуда?
— Иркутские! Может, станцуем украинский гопачек?
Фрося прикусила кончик головного платка, из-под которого задорно высовывалась рыжеватая прядь волос. Яша обнял се за талию. Да недолго танцевали: вмешался Ванюшков.
— Что ж это ты, Фрося, с чужими кавалерами, а?
Фрося смешалась. Яша дерзко уставился на Ванюшкова, тот, однако, взгляда не отвел.
— Давай и мы спляшем русскую! — предложил Петр Занадырин Леньке. — Где тут что поаппетитней? А ну, дивчата!
Немного позже пришел Белкин. Хотел начать с песенного репертуара, но Гуреев разошелся. Вплелся тогда Белкин в плясовую и пошли вдвоем. Пальцы их мягко бегали по перламутровым пуговкам, хлопавшим после каждого нажима, а локти плавно отходили в стороны. Музыка становилась живее — развеселая, лихая. Круг раздался шире, танцующих становилось больше. Парни кружили девушек так, что у каждой юбка колоколом стояла над землей.
Разошлись поздно. Ванюшков вел Фросю по аллее, среди деревьев; фонари погасли. Девушка была в голубенькой, туго обтягивающей фигурку майке, в плисовой юбке. Вышли за город. Спать не хотелось, хотя крепко поработали в смену. За штабелями кирпича он остановился.
— Фрося... Люба ты мне... С самого того дня, как увидел...
Ванюшков обнял девушку.
Она вдруг растерялась. Ей стало страшно, никогда прежде не бывало страшно, а теперь стало страшно, и она задрожала: что-то должно было случиться необычное в ее жизни, и она сжалась в комочек.
Ванюшков запрокинул ей голову. Тогда она, защищаясь, сильно толкнула его в грудь. Но он прижал ее к себе и жарко поцеловал в упругие, уклонявшиеся от поцелуя губы.
2
На следующий день после разговора с инженером Волощуком, работавшим на строительстве домны-гиганта, Петр Старцев решил зажечь звезду.
«Быть этого не может, чтобы какой-то Ванюшков, новичок, зажег, а я нет. Он еще многого не знает, а я старый на площадке волк. Сдаваться не намерен. Такого еще не было, чтобы моряки сдавались. Мы потягаемся с тобой, дружок!»
О желании бригады посоревноваться с ванюшковцами Старцев заявил Жене Столяровой.
— Правильно делаете, — сказала Женя. — Кому-кому, а тебе, Петр, отставать не к лицу.
По настроению рабочих чувствовалось, что с завтрашнего дня многие пожелают включиться в соревнование, поэтому Журба предложил парторгам цехов и секретарям цеховых комсомольских организаций создать цеховые комиссии, которые должны были руководить соревнованием, проверять выработку и в самом зародыше устранять рвачество, если бы таковое стало проявляться.
Поговорив со Старцевым, Женя и Волощук предложили выбрать от каждой бригады по человеку для оформления договора. Это предложение приняли, договор обсудили и подписали.
Бригада Ванюшкова попрежнему работала в утренней смене, а бригада Старцева — в вечерней. Надя знала, что Борис Волощук беседовал со Старцевым и что в это соревнование бригад он вносил что-то личное. «Хочет меня победить... — подумала она. — Ну что ж, попробуй!»
— Как вы сегодня? — спросила Надя у Ванюшкова. — Стыдно, если вы после хорошей вчерашней работы сегодня «сядете». Сами посудите: вашу бригаду записали на доске почета. Бригада передовая. И вдруг...
Ванюшков смущенно заявил, что вчера немного загуляли...
— Без этого, товарищ инженер, нельзя. Как приехали, еще ни разу ничем не вспомнили родные места. И новоселье справить ребята хотели...
— Сейчас на вас площадка смотрит: как поведете себя дальше. Может, случайно выработали свои проценты?
— Подтянемся! Обязательно подтянемся. Только за сегодняшний день не ручаюсь.
Перед началом работы бригада Старцева осмотрела инструменты, цеховая комиссия замерила участок. Гудок. Волощук подтянул рукав пиджака, посмотрел на часы: семь.
В котлован под воздухонагреватель №1 домны-гиганта спустилась бригада. Подобно ванюшковцам, работали молча, ритмично, без лишнего азарта. В бригаде собрались дружные ребята.
— На Тайгастрое работать можно! — говорили они.
Им нравилось общежитие, отношение начальства; некоторые побывали в исправительно-трудовых лагерях и принесли оттуда свои словечки. Старших, которые им нравились, называли «товарищ начальничек», и это не звучало обидно. Они любили бригадира, коренастого, крепко сложенного Петра Старцева, моряка, ходившего в суконных брюках клеш и бушлате, из-под которого виднелась низко открытая короткая шея и выпуклая, словно надутая, грудь в полосатой тельняшке.
— Значит, ударим, товарищи? — спросил Старцев ребят.
— Калек спрашивают!
Волощук и Женя ни на минуту не отходили от бригады. Борис шутил с Женей, удивлялся, как могла мама отпустить такую маленькую девчурку из дому... Женя встряхивала кудряшками и притворно обиженно отвечала:
— Странный вы... И взгляды какие-то отсталые... А еще член партии...
В перерыв ребята пошли в столовую, поужинали, покурили. Едва прозвучал гудок, вернулись на работу.
Здесь также приходилось землю выносить, транспортера не поставили, и едва работа началась, как цепочка девушек и юношей потянулась с носилками по тропке наверх. Потом образовалось две тропы: по одной поднимались, по другой спускались, чтобы не мешать друг другу.
Ночью поднялся ветер, над котлованами закачались фонари. Рубахи ребят покрылись мокрыми пятнами: была середина рабочего дня, когда выработка достигает наибольшей производительности.
