Гребенников, Черепанов и Журба улыбнулись. Только Чотыш оставался невозмутимым.

— Накопления должна давать нам не только легкая промышленность, но и тяжелая. Если вам кажется, что там, в Москве, сидят беспокойные люди, которые сами по ночам не спят и другим спать не дают, то глубоко заблуждаетесь. В Москве сидят люди, которые видят не только площадку Тайгастроя, хотя она и находится за четыре тысячи километров, но видят и другие площадки.

Серго несколько минут смотрел в пол, наклонив голову, сосредоточенный, суровый.

— Последнее, что хотел вам сказать, это следующее: пятилетка по ряду отраслей промышленности выполнена и даже перевыполнена. Уже теперь мы имеем многое, чего не имели. Если бы мы этого не достигли, то, будьте уверены, господа империалисты навязали бы нам войну. Надо быть начеку. За экономическим вредительством политическая цель — реставрация. Забывать этого нельзя ни на минуту.

Орджоникидзе задумался.

— Следует решительно повысить интерес свой и своих товарищей к большим политическим вопросам, к вопросам международной политики. Вот, собственно, что хотел сказать вам. Работы много. Работа серьезная, но, я уверен, вы с ней справитесь. Крепко помочь вам должен крайком. Вы должны, товарищи, построить лучший в мире завод, лучший город в Сибири. Такую задачу перед вами поставила партия, поставил народ.

Серго вытер клетчатым платком лицо и прошелся по кабинету.

— Вечером созовите актив, я хочу поговорить с рабочими. У вас, товарищи, есть отличные люди. Перед приходом сюда я беседовал с бригадиром Ванюшковым. Интересный, дисциплинированный человек, — и Серго рассказал о случае на коксохиме, хотя про это уже знали. — И в доменном отличные люди. Мне известно, как велось соревнование между землекопами и как комсомольцы боролись за воздухонагреватель. С такими людьми землю перевернуть можно!

Орджоникидзе снова сел к столу, придвинув тяжелое кресло. Наступила пауза.

— Несколько слов о внешнеполитической обстановке.

Серго сказал, что вопрос о новой войне против СССР, о новой интервенции не раз ставился капиталистами Запада и Востока, это вскрылось не только на процессах шахтинцев-вредителей, промпартии, украинских диверсантов-националистов СВУ и других.

— Мы располагаем точными данными, которые говорят, что интервенты собирались ринуться на нас весной тридцатого года. Но не вышло! Отложили на лето тридцать первого. Не получилось! Готовятся они к лету тридцать второго года. Об этом вам следует знать. Знать, но не делать паники. Какие симптомы? А вот какие.

Серго рассказал о конференции крупнейших американских банкиров, состоявшейся в мае тридцатого года в связи с разразившимся новым кризисом, охватившим Польшу, Румынию, Балканские страны, Францию, Англию, США, Японию и Китай.

— Международные отношения напряглись до крайности. Антисоветская кампания, бряцание оружием генералами германского рейсхвера, требование вторжения в пределы СССР, объявление нового «крестового похода» папой Пием XI, антисоветский план Бриана «пан-Европы», австро-германский таможенный союз, отмена в Англии золотого стандарта в связи с отливом капиталов и сокращением резервов Английского банка — все это заставляло нас и заставляет ныне быть готовыми к удару. Напряженность к январю тридцать второго года не ослабела. Меморандум Танака, заявляющий, что Япония не допустит национального объединения и независимости Китая, японская паназиатская доктрина, оккупация Японией Манчжурии и сосредоточение на самой границе с нами крупных военных сил, ноябрьский конфликт на КВЖД, подготовка белогвардейца Семенова и других к нападению на Монгольскую народную республику — требуют от нас быть готовыми к решительному отпору головорезам.

Серго потер ладонью высокий лоб.

— Мы имеем сведения, что японские оккупанты готовятся в ближайшее время провозгласить «независимость» Манчжурии, отделение Манчжурии от Китая, готовятся создать марионеточное государство Манчжоу-Го. Цель? Наводнить Манчжурию войсками и расширить плацдарм против СССР. Япония готовится к выходу из Лиги Наций, хочет окончательно развязать себе руки для бандитских действий. Рвут последние путы Версаля Германия и Италия. Дело идет к установлению открытой военно-фашистской диктатуры. Наша советская дипломатия прилагает невероятные усилия, чтобы не позволить поджигателям войны поднести пылающие факелы к пороховым погребам в Германии и Японии. Но агрессивные элементы не унимаются. Подняла голову русская белогвардейская эмигрантщина во Франции и Англии, подняла выше голову оппозиция — троцкисты, бухаринцы. Вот почему нам нужно быть особенно бдительными, держать порох сухим, не позволить внешним и внутренним врагам топить народы в крови.

Часы пробили два. Серго глянул на большие, настенные, посмотрел на свои, карманные, сверил, приложил к уху, еще раз посмотрел на стрелки, подкрутил головку и продолжал:

— Так-то, товарищи. Но у нас есть не только враги. У нас есть друзья, много друзей! Силы мира растут. С этим не могут не считаться даже горячие, но пустые головы империалистов. Не могут они не считаться с возросшей нашей мощью, с тем, что нам удалось сделать в промышленности, в сельском хозяйстве. На очереди — вторая пятилетка. Будем же, товарищи, двигаться вперед смелее, уверенней, используя богатейший опыт первой пятилетки. Шире, тверже шаг! Никакого ослабления темпов. Будьте бдительны!

Вечером Орджоникидзе выступил на собрании актива, а на следующий день — на общезаводском митинге. Рабочие и инженеры дали слово, что тайгастроевцы свое производственное задание выполнят в срок.

С отъездом Федора Федоровича на строительную площадку ответственность за работу Научно-исследовательского института металлов легла на плечи Лазаря Бляхера — заместителя директора по научной части.

Еще при Федоре Федоровиче составили план, тщательно продумали, обсудили. Требовалось пополнить институт научными сотрудниками, построить ряд установок, агрегатов, связаться с ближними и дальними заводами, получить наряды на сырье.

Лазарь чувствовал себя на гребне волны и, сохраняя внешнее спокойствие, волновался за успех дела. Он привык к профессору, ценил его знания, опыт, его натуру, умевшую пробудить в людях интерес к тому, чем жил сам. Сейчас требовалось многое брать на себя, особенно, когда часть сотрудников занялась новыми проблемами.

Он понимал опасения Федора Федоровича, утверждавшего, что неудачи в самом начале большого дела могут вызвать нежелательную реакцию, ставя под удар дальнейшую научную работу института. Бунчужный поэтому предлагал «не шуметь» до некоторого времени о новых задачах, вести исследования в стенах института своими средствами и наличным составом сотрудников, и только после получения обнадеживающих результатов вынести работу, как он говорил, на суд народа.

Лазарь считал, что такая келейная работа не сможет мобилизовать людей, придаст делу кустарный характер, лишит коллектив самого главного — широкого общественного обсуждения.

В конце концов Бунчужный сдался.

— Не тяжело ли только вам тут будет без меня? Скажете: заварил старик кашу, а сам в кусты...

— Конечно, тяжело, — соглашался Лазарь, — но другого выхода нет.

— Смотрите! Не забывайте и про честь института, про доброе имя сотрудников. Мы никогда в прожектерах не ходили...

Но все же не отсюда пошло расхождение учеников с учителем: главное заключалось в другом, лежавшем глубже.

Работа над титано-магнетитами натолкнула Лазаря на мысль, о которой он не рассказал тестю. Особая подготовка руд к плавке, порядок шихтования, дозировка компонентов, ведение доменного процесса на обогащенном кислородом дутье — все это, оцененное Лазарем по-своему, открывало новую перспективу дальнейшего развития металлургии. Лазарь сделал для себя вывод: а не является ли анахронизмом вообще доменный процесс как звено металлургического цикла? Что если бы отказаться от этого дорогостоящего, трудоемкого звена?