— Металл в царской России вырабатывался для крестов, кандалов и тюремных решеток! — бросил во время доклада реплику сосед Бунчужного слева.

Федор Федорович посмотрел на соседа: худое лицо, изрезанное морщинами, было живым и привлекательным. «Вероятно, партиец, ответственный работник», — подумал Бунчужный: среди ученых он не знал такого.

— Работа по пятилетке в сибирской металлургии — о ней нам детально может рассказать член специальной комиссии, начальник одного грандиозного строительства товарищ Гребенников (Орджоникидзе улыбнулся соседу Бунчужного слева) — опорочена экспертизой. Видите ли, там, где надо, не нашли нужной руды! Там, где надо, не нашли коксующихся углей!

Орджоникидзе рассмеялся. Рассмеялись и присутствующие.

«Так это и есть Гребенников?» — подумал Бунчужный, присматриваясь к соседу.

Доклад председателя ВСНХ, насыщенный цифрами и фактами, окрылен был высокой идеей.

— Угольно-металлургические комбинаты на Востоке, — говорил Орджоникидзе, — контуры которых поданы здесь бегло, включат в единый производственный комплекс ряд смежных отраслей промышленности. В целом, комбинаты будут охватывать горнорудную промышленность, металлургическую промышленность, машиностроение, химию удобрительных туков, химию синтетических нефтепродуктов, производство строительных и огнеупорных материалов, электроэнергетическую промышленность и транспорт. Все это, понятно, изменит облик и сельского хозяйства Западной Сибири, Алтая, горной Шории, Хакассии.

«Какой путь должен был пройти человек, чтобы говорить о таких планах так уверенно и так спокойно?» — подумал с волнением Бунчужный.

Участники совещания усиленно пили воду. Потянулся было к графину и Бунчужный, но отставил стакан, — луч расплескался в гранях на цветные полосочки, — потом отодвинул его еще дальше.

— Я не знаю, где теперь Анна... — шепнул Генрих Карлович. — Собиралась с Лизой в театр, да, кажется, передумала.

— Если сверх всего оттенить проблемы, вносящие полную реконструкцию в ряд отраслей промышленности и сельского хозяйства, — партия со всей четкостью выделяет в пятилетке проблему высококачественных сталей на базе своей электрометаллургии и на основе отечественной добычи ванадия, вольфрама, молибдена, проблему легких металлов, проблему искусственного нефтетоплива из сапропелитов и других газовых углей, — станет абсолютно ясно, что эти небывалые в истории человечества задачи, выдвигающие СССР в ряды передовых индустриальных стран и создающие основу для защиты нашего государства от военной опасности, могли приобрести реальность только при плановой системе советского хозяйства. Они стали возможны для нас при твердом руководстве Центрального Комитета партии, разгромившего правых и левых капитулянтов!

В зале раздались аплодисменты.

Энергетик Кобзин, пользовавшийся мировой известностью, небрежно положил надушенный платочек в боковой карман. Хотя к совещанию готовились и противники, однако такая четкая постановка вопроса оказалась неожиданной.

— Стратегические цели?

— Защита от угроз войны?

— Автомотостроение?

— Электрометаллургия?

— Машиностроение?

— Химия?

На лысых отполированных головах забегали вперегонку блики. У одного академика, сидевшего перед Бунчужным, тяжело падали зелено-гнедые волосы на жирный воротничок сюртука, густо усыпанный перхотью.

Орджоникидзе предложил собравшимся высказаться.

— Проблемы, связанные с созданием новых баз на Востоке, исключительно большой, государственной важности, — сказал неэнергичным голосом Кобзин.

Он вытащил из кармана платочек и снова водворил на место.

— Мне кажется, я выражу мнение присутствующих, если скажу, что участие в разрешении данных проблем составляет для нас высшую награду. Страна с сохи пересаживается на трактор. Лучина заменяется электрической лампочкой. Величие задач, однако, требует от каждого отнестись к разрешению их с осторожностью, прямо пропорциональной квадрату величия!

Кобзин нашел в себе силы улыбнуться, — положение главаря обязывало.

Ему улыбнулись явные сторонники. По лысинам еще раз заплясали зайчики. Склеротические руки отбросили со лба тяжелую гриву.

— Осторожность, прямо пропорциональная квадрату величия? Недурно! Недурно! — передалось по залу.

Стало невыносимо жарко, расстегивались сюртуки, пиджаки, старомодные куртки, поправлялись тучные и тощие галстуки.

— Простите за дерзость, — продолжал Кобзин, — но я беру под сомнение ряд цифр, полученных ВСНХ, вероятно, от недостаточно авторитетных специалистов. По данным моего института, угольные запасы категории «А» составляют только шесть процентов, категории «В» — только одиннадцать процентов. Такие же цифры имеем по рудам. Предстоят гигантские разведки. В переводе на русский язык это значит — время и деньги. Между тем запасы уже разведанного угля не используются полностью в Донбассе. При обсуждении проектируемых баз на Востоке и на Урале нельзя упускать из внимания первое: расстояния и второе — девственности районов, требующих исключительных затрат для нерентабельного освоения богатств...

Это уже было слишком. Гребенников даже взял за локоть Бунчужного, с которым встречался впервые. Совещание на минуту потеряло стройность, каждому хотелось выступить. Реплики полетели со всех сторон.

— Я недавно из Америки, — сказал Гребенников. — Руды, добываемые в США, в Мисебе-Рендж, разве не подвозят к углям Питсбургской области? А расстояние — две тысячи километров. Испанская руда разве не доставляется в порты Голландии? А как в Японии? Германии?

— Но в Америке перевозка облегчается наличием крупнейших в мире озер! — вмешался Штрикер. — У нас же единственным видом транспорта в тех районах будет железная дорога. Придется строить сверхмагистрали!

— И прекрасно! С демидовской Сибирью мы разделались еще в 1917 году! — заметил Лазарь Бляхер.

— Допустим. Мы построим сверхмагистрали. Но во что обойдется перевозка сырья и готовой продукции к местам потребления? Разве мы не должны рассуждать, как бережливый, расчетливый хозяин? Не лучше ли реконструировать существующие заводы? — настаивал Штрикер.

«Вот ты куда тянешь... — подумал Бунчужный. — И вообще... Он тут как рыба в воде».

— Таежные заводы используют металл на месте! — сказал худой лысый человек.

Бунчужный с удовлетворением посмотрел на крупнейшего специалиста машиностроительной промышленности.

— Как? — взметнулось несколько голосов.

— Очень просто: параллельно металлургическим заводам мы создадим паровозостроительные и вагоностроительные, авиастроительные и станкостроительные. Собственный металл уедет из сибирской тайги на собственных колесах! Или полетит по воздуху!

— Здорово! — вырвалось у молодежи.

Слово взял Гребенников. Он доложил о работе особой комиссии: угли бассейна Тайгастрой отлично выдерживали перевозки на дальние расстояния; отлично коксовались; некоторые сорта и в сыром виде могли быть использованы в металлургическом производстве.

— Чугун нашего таежного комбината будет стоить дешевле чугунов Югостали!

Гребенников был прав, Бунчужный знал об этих исследованиях. Здесь следовало кое-что добавить ему, специалисту и директору института: противники слишком самоуверенно рассчитывали на «единый фронт ученых». Бунчужного взорвало. Он поднялся и, держась за спинку кресла, сказал:

— Меня удивляют уважаемые коллеги...

Он рассказал о работах института металлов, которые в свете доклада председателя ВСНХ приобрели особое значение, и позволил себе высказать одну мысль, которая его давно занимала. Она была сформулирована весьма лаконично и не сразу дошла до всех.

— До сего времени у нас специальные стали производились на многих заводах. Это, мне кажется, и неэкономно и технологически нецелесообразно. Мне думается, что следует придать строящемуся в тайге комбинату профиль комбината специальных сталей, и тогда с наибольшим эффектом будут решены многие задачи. Этот профиль комбината специальных сталей тем более целесообразен, что комбинат закладывается, как известно, на богатейших залежах разнообразных руд.