«Если даже у нас с Дмитрием ничего не получится, останусь на площадке, буду работать. С прошлым порвано навсегда».

Собравшись в дорогу, она захватила с собой только самое необходимое. Ей неприятны были дорогие вещи, напоминавшие о жизни с Штрикером; не могла расстаться только с котиковой шубкой.

«Но неужели за свои десять лет мучений я не заслужила даже шубки?»

Дмитрий встретил Анну Петровну горячо, ее опасения отпали. Он показался ей именно тем, кого она ждала в своей жизни и с кем должна теперь пройти дорогу до конца; она нашла и в личных его качествах и в мыслях, желаниях, во всем его духовном мире то, что искала: честность, порядочность, любовь к труду, чуткость к людям. И за это была благодарна судьбе.

Еще работая в библиотеке института, после ареста Штрикера, Анна Петровна ощутила свежий ветерок жизни. Но хотелось большего, хотелось уехать куда-нибудь далеко, на те новостройки, о которых восторженно говорили студенты. Днепропетровск, родной город, в котором ее хорошо знали, стал в тягость. «Не здесь начинать новую жизнь».

И вот она в тайге, среди незнакомых людей, за тысячи километров от Днепропетровска. Она на площадке. С любимым человеком. Ничего от старого, от прошлого.

Анна Петровна обходила строительные участки, приглядывалась к людям, ходила по соцгороду, выросшему на пустыре, ходила по колонии, побывала в улусе Тубек, слившемся с колонией в единый поселок.

Колхозники «Зари» рассказали ей, что колхоз вырос, много у них теперь скота, что с приходом в шорскую тайгу русских начальников жизнь пошла по-другому.

Анне Петровне было приятно слышать это.

С первого дня ей захотелось стать частицей трудового коллектива, почувствовать на себе ответственность за общее дело, работать много, чтобы испытать физическую усталость, после которой и сон крепок, и пробуждение радостно.

Журба встретил Анну Петровну приветливо, ее зачислили преподавательницей в заводскую школу грамоты. Анна Петровна боялась, что ее давнего педагогического опыта недостаточно, что она не справится, но здесь, на площадке, сама атмосфера была насыщена верой в то, что для людей нет непреодолимых препятствий, потому что нет непродуманных заданий, выходящих за рамки возможного.

После нескольких методических бесед с Татьяной Павловной, заведующей школой, дочерью квартирной хозяйки Абаканова, приехавшей из Новосибирска на площадку, — Анна Петровна приступила к работе. Начать требовалось с обхода общежитий, следовало поговорить с каждым, расспросить, где кто учился, грамотен ли. Когда оказывалось, что опрашиваемый уже окончил семилетку или рабфак, она смущалась.

— Простите... Я должна была... чтоб никого не пропустить.

— Мы не обижаемся! — отвечали ей весело.

Но когда попадались неграмотные или малограмотные, она обстоятельно разъясняла, что даст им школа, как ведутся занятия, разузнавала, в какие часы им удобнее посещать школу.

Обходя общежития и заводские участки, она повстречалась с Фросей, повстречалась с Сановаем, с группой пожилых шорских и алтайских рабочих.

Особенно заинтересовал ее Сановай. Материнское чувство вызывал в ней подросток, его страстное желание учиться, и она предложила ему заниматься не только в школьные часы. Он также, видимо, почувствовал к Анне Петровне расположение, и с каждым занятием все более привязывался к учительнице.

— Как успехи моего сына? — спросил ее однажды Гребенников, посетив занятия.

Анна Петровна смешалась.

— Я не знаю... о ком вы спрашиваете...

— Сановай... мой приемный сын.

Она посмотрела на начальника строительства добрым взглядом.

— Сановай — хороший мальчик. Старательный... Я уверена, что он будет успевать.

Несмотря на то что школа уже вела работу и об этом знали на площадке, кое-кто из малограмотных упорно уклонялся от учебы, поэтому завком решил провести тщательную проверку. Учителей разослали по общежитиям и цехам.

— Дмитрий, я к тебе! — сказала Анна Петровна, довольная тем, что для обследования участка мартеновского цеха направили ее. Митю она встретила внизу, перед лестничкой на печной прогон.

— Ко мне? Что случилось, Анна?

Она объяснила.

— Уточняем списки. Регистрируем контингент.

— А, вот оно что! А я забеспокоился. Но какие страшные слова: уточняем... регистрируем... контингент...

— Нечего смеяться. Где твой профорг?

Митя продолжал улыбаться. На Анне Петровне была котиковая шубка, а на ногах — простые сибирские катанки. Это сочетание ему показалось забавным.

— Чего смотришь?

— Ты, словно кот в сапогах!

«Конечно, есть люди, с которыми жить легко, радостно. Как мне хорошо с тобой...» — сказала ему мысленно.

— Так у тебя, Дмитрий, есть малограмотные?

Шахов позвал профорга. На мартеновском участке профоргом работала Таня Щукина, возвратившаяся со стройки соцгорода.

— Как у нас, Танюша, насчет неграмотных?

Черноокая, чернобровая, она была привлекательна и понравилась Анне Петровне.

— Цехком дал задание. Я проверила. Есть четверо малограмотных, а неграмотных ни одного.

Таня в свою очередь по-женски осмотрела Анну Петровну — от катанок до меховой шапочки.

— А вы учительница?

— Учительница.

— Так пойдемте ко мне в контору, я вам вызову этих рабочих, — предложила Таня, любившая порядок и относившаяся к любому порученному ей делу серьезно. Начальник участка отвел ей уголок в конторе, и Таня принимала рабочих по профсоюзным делам только здесь.

— В рабочее время? Вызывать рабочих? — деланно строгим тоном спросил Шахов. — И при начальнике участка?

— Вызывать не надо, — заметила Анна Петровна. — Дайте мне список и укажите, где кто живет. Я пойду к ним сама в общежитие. Ты когда будешь дома? — спросила Анна Петровна Митю, уходя.

— Не знаю, родненькая. Постараюсь не задерживаться.

— Это ваш муж? — полюбопытствовала Таня, когда они шли по прогону печей. Весь пролет занимали рабочие — на высоких фермах, под крышей, на подкрановых балках, возле печей, у будок контрольно-измерительных приборов.

Анна Петровна остановилась.

— Какую работу провернули! — с гордостью воскликнула Таня. — Огнеупорные на четырех печах закончили, сейчас идут металломонтажные и электромонтажные, кончаем проводить газопроводы, — она показала на трубы огромного диаметра, которые проходили над землей через весь завод. — Устанавливаем в разливочном пролете кран. И здесь тоже кран ставим.

На длинной ровной площадке мартеновских печей работа, действительно, кипела.

— Может, хотите посмотреть на печь? — спросила Таня. И, уверенная, что учительница хочет, первая пошла по доске, положенной на край садочного окна. Вслед за Таней пошла Анна Петровна, осторожно подобрав края шубки.

Внутри печи было темно, Таня зажгла смоляной факел, и перед глазами Анны Петровны предстала ванна со ступеньками, выложенными амфитеатром.

— Стадион!

Таня посмотрела вокруг, на возвышавшиеся по краям ступеньки, словно проверяя слова учительницы, и воскликнула:

— А и в самом деле — стадион! Как вас зовут?

— Анна Петровна.

— Вы знаете, Анна Петровна, я люблю сюда забираться... хоть на несколько минут. Подумайте: это мартеновская печь. Сейчас мы стоим в печи... А через несколько месяцев здесь будет бушевать пламя. Будет кипеть сталь... Это интересно, правда?

— Очень интересно! И я не думала, что буду сидеть в мартеновской печи...

— Как металлический скрап, да? — Таня заразительно засмеялась. — Это я так... Не обижайтесь. Я люблю шутки.

Осмотрев печь, они выбрались на печной прогон. Рабочие выкладывали клинкерный пол, надо было пройти, чтобы не помешать. Транспортники вели железнодорожный путь.

— Дайте, я вас почищу. Шубка дорогая... Это из какого меха?

— Из котика...

— Из наших черных котят? — пошутила Таня.

— Нет. Из морского котика.

— Видно, дорогая... — Таня бесцеремонно ощупывала мягкую шубку и счищала красноватые крупинки от кирпича. — Подарок мужа?