В тот вечер в моем доме было тихо. Я сидел наедине с ним. С моим приговором.

А ведь все начиналось так невинно. Я тогда не смог нащупать в кармане ключи. Мои руки просто отказались чувствовать. Распознать знакомый предмет.

Ну конечно, списал то состояние на какие-то свои глюки, тараканы и усталость.

Но теперь я знаю, что со мной.

 Со стола на меня мрачной тенью смотрело заключение магнитно-резонансной томографии. «Дебют демиелинизирующего заболевания», написано там.

Знаете, что значит это черт-ногу-сломит заболевание? Что это такое для молодого перспективного бойца (я имею ввиду себя, конечно)?

 Уже через пару лет, как объяснил мне врач, при моей форме болячки, я просто сдохну. А до этого буду постепенно превращаться в овоща все больше и больше. С каждым днем доставляя непосильные тяготы моей семье. У меня будут течь слюни, я не смогу двигаться и говорить, я буду гадить по себя...

А ведь мне всего девятнадцать!

Я был боксером. Надо сказать, хорошим боксером. Домашние полки ломятся от кубков, а под грузом моих медалей реально можно упасть и не встать.

Я одержал победу в нескольких профессиональных поединках, и это было начало моей настоящей спортивной карьеры. Тренер просто прыгал до потолка, глядя на то как я нокаутировал того парня в последнем раунде.

Ну а теперь этого всего не существует. Я просто сижу дома в кресле, целыми днями пялюсь в телевизор и лелею свою парализованную конечность.

- У меня есть для тебя одно предложение, - заговорщицки сказал невролог во время очередного осмотра, на котором выяснилось, что прогресс моего заболевания стремителен.

Молодой доктор был таджик по национальности, и глядел на меня, хитро прищурив свои раскосые глаза.

- И какое же? - меня не особо интересовало, что он там скажет. Наверняка опять назначит какие-то чудо-препарат (конечно же, экспериментальный) который давеча ему принес медпред. Знаю я всю эту кухню.

Однако, то, что я услышал, заставило меня удивиться.

- Запись сознания! - торжествующе произнес Хабиб Раимджанович. - Есть один экспериментальный проект, его сейчас тестируют в НИИ неврологии...

- Стоп, погодите, - оборвал его я. Признаться, слова доктора звучали шокирующе. - Какая еще запись сознания? Это щутка, что ли?

- Нет, мой друг, - улыбнулся Хабиб. - Это реальность. Подумай, ведь, будем откровенны, прогноз твоего заболевания очень неблагоприятный. Парезы с каждым днем нарастают. Я, как, доктор, не должен тебе такого говорить, но очень скоро все это приведет к фатальным последствиям, - он многозначительно ткнул пальцем в мою левую руку, которая с некоторых пор уже полностью перестала работать. - Но я же даю тебе шанс на светлое будущее! Это прогресс! Это Наука! Твое сознание будет записано на информационный носитель, а потом, когда мы найдем для тебя подходящее тело, ты сможешь вернуться к жизни! И не будет больше никакой болезни!

Под конец своей бурной речи доктор стал беспокойно прохаживаться по кабинету туда-сюда, то и дело вскидывая руки и выкрикивая каждое свое слово. Кажется, он даже забыл что я нахожусь рядом с ним.

- Проект новая жизнь! Мы вернем тебе тело! Ты будешь первым человеком, излечившимся от неизлечимой болезни! А в след за тобой пойдут другие! Я, то есть ты, сделаем человечество бессмертным!

- А вы, я так понимаю, уже мните себя новым Бехтеревым, да? - меланхолично оборвал я его тираду.

Хабиб вдруг резко замолчал и стушевался. Его желтоватые азиатские щеки густо покраснели, и сам он как-то поник.

Он уселся напротив моего кресла, и осторожно взял меня за парализованную руку.

- Давид, дорогой, пойми, - тихо заговорил он, - это твой единственный шанс. И мой тоже. Как врача.

В светлой комнате с кафельными стенами было тепло и тихо. Вместо левой стены в помещении было большое панорамное стекло, за которым я оставил свою своих, чтобы они могли наблюдать за процедурой.

Моя семья собралась в полном составе. Отец, мать и младший брат. Даже тренер пришел. Я видел их каменные лица, и чувствовал насколько сильно они страдают, но ничего не мог поделать. Согласие дано, отступать больше некуда. И если я что-то решил, так иду до конца.

Санитар в белом костюме вкатил каталку вместе со мной прямо на середину комнаты.

Меня уже ждали. Люди в белых халатах, человек десять. Ни о чем-то спорили, сыпля наукообразными терминами. Среди них был мой врач Хабиб. Он молча стоял рядом с высоким седовласым человеком - видать местный профессор. И судя по виду, Хабиб чувствовал себя в чем-то виноватым.

Профессор смотрелся мрачно. Внимательно разглядывая меня сквозь толстые стекла очков в роговой оправе, он подошел и грубовато спросил:

- Ну что, готов?

И больше ничего.

Я кивнул в знак согласия. Конечно, готов, черт вас побери. Вы же мне столько всего понаобещали! Хабиб, проклятый обманщик, если мне не вернут тело, я с тобой поквитаюсь. Правда, еще не знаю пока как.

Люди в белых халатах вдруг разом засуетились, забегали по комнате, что-то друг другу крича на латыни. Я ничего не понял.

Затем один из ученых нажал кнопку, и с потолка на меня опустилась груда разноцветных проводов, увенчанных электродами.

Кто-то помазал мне виски чем-то гелеобразным, и начал последовательно подключать к моей голове эти электроды. Один, второй, третий...Их было очень много. Я решительно не понимал, что творится и мне стало страшно. Ладони вспотели, по коже пробежало стадо мурашек... А вдруг эти белохалатные меня сейчас просто усыпят, как крыску? Я дернулся, чтобы последний раз взглянуть на отца, но не смог. Ученые замкнули на шее ограничитель.

- Ты, главное ничего не бойся, - подойдя ко мне, шепнул лечащий врач, - а то твое сознание страх запомнит, и ты навсегда останешься трусом. Думай лучше о чем-нибудь приятном.

- Закрыть глаза! - позвучала команда. Кто-то крикнул, и свет в помещении переключили, лампы вдруг заискрились бледно-голубым светом.

- Ну все, давай, удачи - махнул мне Хабиб, - увидимся в новом облике!

Я не успел даже ничего возразить, как вокруг все погрязло во тьме. Куда-то подевалась белохалатная братия, сама комната с белыми стенами вдруг растворилась в черном мареве.

Мне было не плохо, и не хорошо. Я просто уснул.

Протяжный заунывный скрип - и шлюз заполнился мутноватой водой станции Прометей. Массивный люк корабля распахнулся, и капитан Седрик скользнул в хитросплетения коридоров и переходов, составляющих чрево громады Прометея - жилища без малого пятидесяти тысяч граждан. После обжигающего холода и безмолвной тьмы океана вода станции показалась неприятно теплой, а бурлящее движение внутри нее - почти назойливым. И все же капитан был рад наконец добраться до станции. Перехватив поудобнее средних размеров кофр, забитый небольшими контейнерами, он устремился в один из темных коридоров.

Жители станции, худые и суетливые, незаметно проскальзывали мимо Седрика в потоках мутной воды. Красноватое освещение едва выхватывало их силуэты из полумрака, но огромные выпуклые глаза Седрика отлично видели в темноте. Жители станции выглядели так же, как капитан - худое узкое тело, гладкая серая кожа, круглые, большие, широко расставленные янтарные глаза и острые носы. Седрика отличал лишь гидрокостюм из неопрена, спасающий его в холодных океанских водах, побелевшие от ледяной воды плечевые костные пластины и, пожалуй, слишком уверенные для жителя станции манеры. На этом внешние различия заканчивались. Внутренние - нет. Большеголовые сородичи, и без того привыкшие держатся незаметно, при виде капитана и вовсе старались слиться  с поросшими ракушечником (а кое-где прогнившими насквозь) стенами коридора и испуганно отводили взгляд. Седрика всегда раздражало это, но сегодня у него было слишком веселое настроение, чтобы обращать внимание на этих трусливых болванов. Его боятся, потому что считают разбойником и стервятником. Да, ему частенько приходится прикасаться к смерти, но от этого еще приятнее быть живым. Вдвойне приятно остаться в живых да еще и сорвать куш.