Я плохая не-девушка.
Понежившись еще несколько минут, говорю ему:
— Хорошо, давай выбираться. — Как только встаю, я предупреждаю его: — Просто чтобы ты знал, я действительно чертовски устала, поэтому не думай, что тебе сегодня ночью повезет.
Все еще стоя в ванне, я поворачиваюсь к нему лицом. Его глаза темнеют, когда он смотрит, как капельки воды скользят вниз по моему обнаженному телу. Он бормочет:
— А почему тогда я сейчас чувствую себя везунчиком? — И проводит большим пальцем по моему соску, тем самым вызывая возбуждение в моем животе. Я посмеиваюсь, когда вылезаю из ванны.
— Ну да. Как будто эта фраза хоть раз в твоей жизни срабатывала. Давай уже, я голодная.
Я протягиваю Эшу руку. Он принимает ее, и я помогаю ему выбраться из ванны. Беру большое пушистое полотенце и начинаю вытирать его тело. Он смотрит на меня, нахмурившись, и я краснею.
Ладно. Очевидно, ему это не нравится.
Опустив голову, засмущавшись, я говорю:
— Прости. Вот... — Я двигаюсь, чтобы отдать ему полотенце, но он отталкивает мою руку прочь, оборачивает свои сильные руки вокруг меня, крепко обнимая, и опускает свои мягкие, теплые губы на мои. Целует меня медленно и долго, кажется вечность, и я официально возбуждена. Его язык танцует с моим. Он стонет мне в рот, когда я легко прикусываю его язык. Я придвигаюсь ближе, чтобы углубить поцелуй, но Эш отстраняется от меня, и я почти хмурюсь.
Глядя мне в глаза, он улыбается.
— Пойдем кушать, малышка.
Мы оба одеваемся в свои пижамы, и впервые Эш не надевает футболку. Мне нравится смотреть на него. Я вижу следы от шрамов на его твердом, скульптурном прессе, и мое лоно плачет слезами счастья. Мое сердце сжимается в агонии от мысли, через что он, возможно, прошел, но никто не должен стыдиться своего тела. Уж точно не такого хорошего тела.
В знак молчаливой поддержки, я подхожу к нему, оборачиваю свои руки вокруг него и оставляю нежный, влажный поцелуй на его груди. Эш накладывает пасту, которую приготовил, и она выглядит так же хорошо, как и пахнет.
Мы сидим, и я пробую пасту. И она действительно хороша. Улыбаясь ему, говорю:
— Ты никогда не говорил, что умеешь готовить.
Беря в руки вилку, Эш усмехается.
— Ты никогда не спрашивала, красавица.
Его новенький телефон вибрирует на столешнице, и я без разрешения поднимаю его.
Звонит Грейс.
Я прижимаю телефон ближе к себе и опускаю его. Он вибрирует каждую секунду нашего неловкого молчания. Эш смотрит на телефон пустым взглядом. Я не знаю, кто эта женщина, но она вытаскивает на поверхность эмоции из моего мужчины и делает его одновременно злым и печальным.
«Я прибью эту сучку!»
Телефон прекращает вибрировать, и я отталкиваю его назад, на середину стола.
— Не хотела, чтобы ты разбил еще один, — бормочу я, избегая его пристального взгляда.
Эш снова начинает есть и тихо говорит:
— Спасибо.
Уже не голодная, ковыряюсь в своей еде дольше, чем нужно, прежде чем встать и отнести тарелку в раковину.
«Просто спроси его. Спроси его, кто такая Грейс».
Ашер подходит, становится за мной и оборачивает вокруг меня руки. Опуская свои губы на мою шею, он спрашивает:
— Телевизор или постель?
«Спроси его».
Я отвечаю:
— Постель. — Чувствую его улыбку у своей шеи и повторяю свое ранее сказанное утверждение: — Я все еще не думаю, что тебе повезет сегодня ночью, дружочек.
«Трусиха».
Я взвизгиваю, когда Эш поднимает меня и перекидывает через плечо. Шлепая меня по попке достаточно сильно, что я ощущаю пощипывание, он говорит:
— Я же говорил тебе, девочка. Я счастливчик.
Он бросает меня на кровать, и я хихикаю.
«Стоять. Какого хрена?»
Я ахаю, и Эш смеется. Я шепчу:
— Я что... по-моему, это было... Я не могу поверить, что я только что...
— Я думаю, ты только что хихикала. — Он усмехается, очевидно, забавляясь.
Качая головой, я лгу:
— Нет, это не так. Я не хихикаю. Это были газы.
Эш откидывает голову назад и сильно смеется. Я ничего не могу с собой поделать и смеюсь вместе с ним. Он проводит рукой по своим волосам.
— Только ты могла бы подумать, что хихиканье хуже, чем пустить газы. — Качая головой, он бормочет: — Это, черт побери, слишком мило.
Эш притягивает меня к себе и крепко обнимает. Я оставляю кроткие поцелуи на его груди, шее и подбородке. Чувствуя смелость, тихо спрашиваю:
— Как думаешь, ты будешь когда-нибудь готов рассказать мне, что с тобой произошло?
Вместо того чтобы ответить на вопрос, он сильнее прижимает меня к себе и вздыхает.
— Когда мне было восемь, мой отец потерял работу. И это была хорошая работа. Он был начальником в какой-то кредитной компании, что-то вроде банка. У нас всегда были деньги. Мама и папа, оба были из обеспеченных семей, вот почему было ожидаемо, что так и будет продолжаться. Ну, дерьмо случается. Люди теряют свои работы каждый день, но мой отец начал пить. Сильно. Нет ни одного воспоминания, которое бы ни включало его пьяного, или же лежащего в луже собственной рвоты. Он пил весь день. Это был мой день рождения, и я работал над своим велосипедом в гараже. Отец спустился вниз и...
Эш замолкает, и я знаю, что что-то происходит.
Я поднимаю голову, чтобы посмотреть на него. Его брови нахмурены, а взгляд пуст.
Мое сердце бьется быстрее. Неожиданно мне становится страшно.
Приложив руку к его лбу, я тихо спрашиваю:
— Малыш, поговори со мной. Что происходит?
— Он был плохим человеком, — он шепчет, почти как ребенок.
И мое сердце разбивается.
Глава двадцать первая
Воспоминания
Возраст: восемь лет
— Какого хрена ты делаешь, мальчишка? — Его слова звучат странно. Как будто он засыпает.
Мой желудок скручивает. Я нервничаю.
Он снова пил какую-то коричневую жидкость. Однажды я попробовал ее на вкус, когда он спал на улице. Она не вкусная. Из-за нее я очень сильно кашлял. В горле чувствовалось жжение. Мне не понравилось.
Я отвечаю ему.
— Я чиню свою цепь, сэр.
Шатаясь, он подходит, толкая и сваливая вещи на своем пути. Он выглядит забавно. Я пытаюсь сдержать смех, но на лице все равно появляется улыбка. Он выплевывает невнятные слова.
— Ты думаешь, это смешно? Ты все здесь вымазал в смазке. Кто это будет убирать?
Я киваю и говорю:
— Я это сделаю, сэр. Как только закончу.
— Итак, я полагаю, ты хочешь, чтобы я сказал тебе «С Днем рождения, сынок». — Его тон резкий. Я избегаю его взгляда и продолжаю чинить цепь от своего велосипеда. Мне не нравится, когда он такой. Я пытаюсь прятать бутылку, или же выливать ее содержимое в раковину, но он всегда знает, что именно я это делаю. Мне не нравится, когда он бьет меня. Он хватает меня за руку и дергает вперед на себя, крича: — Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю, мальчишка!
Моя губа дрожит, когда я смотрю вверх на него.
— Да, сэр.
Он говорит сквозь стиснутые зубы:
— Ты был худшей ошибкой в моей жизни, Ашер. Я молился Богу, чтобы у твоей матери случился выкидыш. Я знал, что ты не будешь хорошим. Я был прав. Ты просто дурное семя. Ты — ничто и никогда не станешь кем-то. Запомни мои слова, мальчишка. Всегда будешь в низах. Настолько низко, чтобы ты мог добраться до крошек, которые падают на землю. Это все, кем бы будешь. Отброс, ползающий по полу. Нищий.
Слезы катятся из моих глаз. Когда он замечает это, то раздражается.
— Прекрати это, мальчишка.
Но я не могу, продолжая тихо всхлипывать. Я знаю, что ему не нравится шум. С каждым всхлипом я вижу, как его кровь закипает все сильнее. Проходит минута и он предупреждает:
— Если ты не закроешь свой рот, то получишь.
Это заставляет меня плакать сильнее и трястись. Мне страшно. Когда он встает и засучивает рукава, мне хочется позвать на помощь. Хоть я и знаю, что в этом нет смысла. Мама бы не пришла. Я закрываю глаза и жду удара, но его не следует. Немного успокоившись, я открываю свои глаза и вижу его пустые, холодные глаза, смотрящие на меня в ответ. Он бормочет: