Шридман, подвинувшись немного ближе и понизив голос, ответил:

   — Нет сомнения, ваше императорское высочество, что они сегодня будут там.

   — Сегодня, — недоверчиво спросил Пётр Фёдорович, — когда императрица даёт праздник в Царском Селе, когда он должен получить аудиенцию, чтобы передать свои полномочия?.. Это невозможно!.. Ты ошибся...

   — А я не думаю, что ошибаюсь, ваше императорское высочество, — возразил тамбурмажор. — Граф Понятовский ночевал сегодня на своей прежней квартире в доме лесничего, где его всё ещё считают ловчим вашего императорского высочества. Конюх с двумя английскими скаковыми лошадьми прибыл с ним вместе, и я знаю, что в три часа пополудни он поедет верхом в Петербург. Нет сомнения, что они предварительно сойдутся в той беседке, пожалуй, чтобы условиться насчёт будущих свиданий, так как графу, который сделался теперь такой важной персоной, придётся оставить своё убежище у старика Викмана.

   — Да, да, — задумчиво произнёс Пётр Фёдорович, — ты прав... это может случиться... Недаром, — прибавил он про себя со злобным смехом, — она говорила вчера, что храбра до отчаянной удали. Ну, на этот раз я их перехитрю! И что бы они ни придумали, я пересеку им дорогу, чтобы наказать измену и сбросить с себя постылые цепи! — Сказав это, великий князь в глубокой задумчивости прошёлся несколько раз взад и вперёд по комнате, после чего приказал всё ещё стоявшему в выжидательной позе Шридману: — Ступай, дознайся в точности, выезжает ли великая княгиня в экипаже или верхом и направится ли она в ту сторону, где стоит домик лесничего, как только это произойдёт, тотчас беги доложить мне.

Глаза Шридмана вспыхнули радостным торжеством; он круто повернулся по-военному и вышел вон.

Пётр Фёдорович позвал своего камердинера и приказал ему держать наготове самых ретивых из своих лошадей, а также провести в прихожую майора Брокдорфа и адъютанта его батальона. Вслед за тем великому князю доложили о приходе майора Пассека, который явился по приказу так пунктуально и в такую раннюю пору, рассчитывая после краткой аудиенции у великого князя последовать нетерпеливому влечению своего сердца и посетить домик старика лесничего Викмана. Ему хотелось поскорее сообщить красавице Марии радостную весть, что все их надежды осуществились и он имеет право испросить у императрицы счастье своей любви. Лицо молодого офицера сияло радостной гордостью, когда он входил в кабинет. Между тем Пётр Фёдорович, которому его появление напомнило о битве, проигранной пруссаками, бросил на вошедшего мрачный взгляд.

   — Ну, мой милейший майор, — сказал он, — потрудитесь объяснить мне вкратце, как это могло случиться, что Апраксин одержал над прусской армией ту победу, которой вы обязаны столь быстрым повышением?

Пассек покраснел с досады.

   — Русскому великому князю, — твёрдо ответил он, почти грозно устремив взгляд на Петра Фёдоровича, — скорее понадобилось бы особое объяснение, когда русские войска проиграли бы сражение, а не в том случае, когда они его выиграли. Я — лишь незначительный подданный императрицы, но всегда предполагаю заранее, что русская армия разобьёт своих врагов, и не удивляюсь и не ищу объяснения, если это случится.

   — Врагов... врагов? — подхватил Пётр Фёдорович, пожимая плечами. — С какой стати пруссаки будут нашими врагами? Им следует быть нашими друзьями... Мы не можем обойтись друг без друга, и всякому не выгодно воевать с величайшим человеком своего времени.

   — Но зато какая слава победить его! — возразил Пассек.

   — Представьте! — воскликнул Пётр Фёдорович. — Ведь русские имели дело не с ним, а лишь с одним из его генералов — дряхлым стариком. Но всё равно. Расскажите мне, как шло сражение и как это случилось, — насмешливо прибавил он, — что Апраксин внезапно обнаружил такой талант полководца?.. Вот карта Пруссии, — продолжал он, развёртывая географическую карту и кладя её на стол, — покажите мне движения и позиции войск.

   — Говоря по правде, — начал Пассек в пылу волнения, вызванного словами великого князя, — фельдмаршал Апраксин, как мне кажется, мало способствовал успеху битвы: расположение его армии было неудачно, разбросанное, он отдал приказ, чтобы никто не смел оставлять своё место, и дело принимало уже дурной оборот. Не подоспей вовремя Румянцев, быть бы большому несчастью.

   — А-а! — произнёс Пётр Фёдорович, с удивлением взглянув на молодого офицера, и тихонько прибавил: — Это спасает Апраксина; иначе со временем поголодал бы он у меня в Сибири, чтобы спустить свой жир, и сделался бы тонок, как кадет!

Подсев к столу, великий князь внимательно смотрел на карту, пока Пассек, по возможности вкратце, описывал ему ход битвы, отвечая на его вопросы с явным нетерпением и рассеянностью, потому что все его мысли витали вокруг дома лесничего Викмана и он не мог дождаться конца этой тягостной аудиенции, чтобы следовать влечению своего сердца. Ему казалось, что всякая минута промедления была несправедливостью по отношению к любимой девушке, которой принадлежало первое право на его приветствие и на радостную весть о близком счастье.

Пассек окончил своё объяснение и выпрямился для отдания воинской чести, не ожидая, когда его отпустит великий князь, который задумчиво сидел, прислушиваясь к топоту копыт скачущих лошадей, доносившемуся из парка в отворенное окно.

Тут, поспешно распахнув дверь, в комнату вошёл Шридман.

Пассек с крайним изумлением посмотрел на этого человека, так позорно разжалованного в его присутствии и теперь вошедшего без доклада с миной доверенного в кабинет своего государя.

   — Пора, — сказал он, недоверчиво покосившись на русского офицера, подходя к великому князю и понизив свой голос до шёпота, — дичь выслежена; охота может начаться.

   — Охота может начаться! — с громким хохотом подхватил великий князь, между тем как его лицо запылало в превеликой радости. — О, это будет великолепная охота, которая должна принести мне свободу! Проводите меня, майор, — продолжал он с лукавым взглядом, — вы должны разделить моё удовольствие охотника: даю вам слово, что я умею подстерегать дичь не хуже Апраксина.

Лоб Пассека омрачился. Новая отсрочка желанного посещения подвергла его пытке, но он напрасно отыскивал предлог отклонить приглашение великого князя.

   — Её императорское величество государыня императрица, — нерешительно вымолвил он, — приказала двору собраться в Царское Село к полудню.

   — О, — воскликнул Пётр Фёдорович, — до полудня ещё долга песня, и многие успеют заняться до той поры иными делами! А вы не беспокойтесь: мы не зайдём далеко, наша охота не затянется надолго. Вы поспеете ещё десять раз отправиться в Царское, и, пожалуй, мы привезём государыне нашу охотничью добычу.

Он быстро вышел из кабинета; Пассек, смерив Шридмана презрительным взглядом, последовал за ним, нетерпеливо покусывая усы.

В прихожей ожидал фон Брокдорф с обоими адъютантами.

   — Ступайте за мной! — отрывисто приказал Пётр Фёдорович, и вся ватага спустилась во двор.

Шридман поспешил вперёд к конюшням, откуда тотчас появились конюхи с осёдланными лошадьми.

   — Показывай дорогу, Шридман! — воскликнул великий князь, вскакивая в седло.

Вся компания последовала бойкой рысью за тамбурмажором, который как будто взял на себя должность распорядителя охоты.

Пассек лишь слегка и холодно раскланялся с голштинскими офицерами, и между этими четырьмя всадниками водворилось натянутое молчание, когда они гурьбой направились за великим князем.

Вскоре они подъехали к зверинцу. Тоскливое нетерпение Пассека всё увеличивалось, тем более что при повороте с лесной опушки перед ним как будто мелькнула вдали воздушная женская фигура, показавшаяся из чащи, и исчезла в крытой аллее, которая вела в уединённую беседку — храм его любви. Он уже подумывал о том, чтобы сдержать свою лошадь, быстро спрыгнуть с седла и скрыться в кустарниках, предоставив великому князю с остальной компанией отдаваться страсти к охоте. Но Пётр Фёдорович внезапно остановился и соскочил на землю. Он был бледен, его губы тряслись, глаза сверкали от напряжённого ожидания.