Фельдмаршал взволнованно ходил взад и вперёд по комнате, вторично перечитывая депешу.
— А каково мнение канцлера на этот счёт? — спросил он, останавливаясь пред Леграном. — Ведь он должен знать, как трудно мне решиться на наступление. В случае неудачного сражения гнев её величества будет ещё сильнее! — прибавил фельдмаршал, пронизывая пытливым взглядом стоявшего возле него маленького человека. — Пожалуйста, сообщите мне мнение канцлера на этот счёт! — повторил он. — Я не допускаю мысли, что чиновник кабинета графа Бестужева пустится в опасное путешествие только для того, чтобы привезти мне лишний костюм и предохранить моё лицо от загара.
— Канцлер оказал мне великую честь и поделился своим взглядом по поводу решительного сражения, — ответил Легран. — Он знал, что я буду в состоянии в точности передать вашему высокопревосходительству его мнение на этот счёт.
— В таком случае говорите. Нет, впрочем, погодите немного, — прибавил фельдмаршал, смотря на Леграна недоверчивым взглядом. — Вы уверяете, что вы — Григорий Фёдорович Легран и принадлежите к числу служащих у Волкова. У меня нет никакого основания сомневаться в ваших словах, но я думаю, что сам граф Бестужев слишком умён и осторожен, чтобы не дать вам какого-нибудь доказательства, которое уверило бы меня в подлинности вашей личности и в том, что вы действительно явились ко мне по его поручению.
— Вы совершенно правильно думаете об осторожности канцлера, — подтвердил Легран, — да и я сам не решился бы говорить с вами без подобного удостоверения.
— Где же ваше удостоверение? — быстро спросил Апраксин, протягивая руку.
— Соблаговолите, ваше высокопревосходительство, смазать этой жидкостью конверт, переданный вам поручиком Сибильским.
Легран вытащил из кармана маленький пузырёк и вручил его фельдмаршалу.
Апраксин взял конверт и вылил на него жидкость из пузырька, причём в комнате распространился неприятный, резкий запах. Жидкость быстро испарилась, и между крупными буквами адреса явственно обозначались строки, написанные темно-красными чернилами.
— Да, это — почерк графа Бестужева, — живо произнёс фельдмаршал и громко прочёл: — «Григорий Фёдорович Легран — человек, на которого можно вполне положиться. Очень полезно следовать его советам».
— Вы ещё сомневаетесь в осторожности канцлера, ваше высокопревосходительство? — улыбаясь, спросил Легран.
— О, нет, — ответил Апраксин, — точно так же, как не сомневаюсь, что вы достойны полного доверия. Говорите, я с особенным интересом буду вслушиваться в каждое ваше слово.
Легран подошёл к столу и взял конверт, брошенный фельдмаршалом. Затем он поднёс бумажку к горевшей свечке и следил за тем, как конверт медленно сгорал. Наконец он, раздувая пепел сгоревшей бумаги по воздуху, произнёс:
— Канцлер думает, что противиться дольше желанию императрицы невозможно.
— Превосходно, — воскликнул Апраксин, — но...
— Канцлер, — продолжал Легран, — очень хорошо знает, какие препятствия и затруднения придётся при этом преодолевать такому тонкому политику, как вы, ваше высокопревосходительство.
— И это всё? — разочарованно проговорил фельдмаршал. — Прекрасное утешение, нечего сказать! Я надеялся, что граф Бестужев укажет мне средство, как выйти из затруднительного положения.
— Мне кажется, что я могу несколько удовлетворить ваше высокопревосходительство на этот счёт, передав вам некоторые мысли канцлера, — заметил Легран.
— В таком случае, говорите, я весь — внимание! — нетерпеливо воскликнул Апраксин, опускаясь в кресло.
Легран осторожно посмотрел через открытую дверь в соседнюю комнату и, убедившись, что в ней никого нет, тихо заговорил:
— Канцлер уверен, что дольше медлить нельзя. Императрица требует, чтобы русские войска заняли большую часть прусского королевства; ей необходимо дать удовлетворение, одержав хотя бы незначительную победу над врагом...
— Но ведь граф Бестужев прекрасно знает, — прервал Леграна фельдмаршал, — как трудно разбить прусскую армию...
— И как опасно даже её победить! — закончил за него Григорий Фёдорович.
— А как чувствует себя императрица? — спросил вдруг фельдмаршал. — Мне, собственно, следовало начать с этого вопроса, но я позабыл о нём из-за депеши канцлера.
— Здоровье её величества значительно улучшилось, — ответил Легран ещё тише. — По-видимому, она нашла какое-то целебное средство, вероятно, эликсир графа Сен-Жермена. Однако канцлер, к своему великому прискорбию, узнал от доктора императрицы, что средство довольно опасно. Оно, правда, обладает свойством на некоторое время поднимать угасающие силы, но затем наступает сильнейшая реакция и замечается быстрый поворот к худшему. Несмотря на настоящее улучшение здоровья государыни, в будущем нельзя ожидать ничего хорошего и каждую минуту совершенно неожиданно может наступить печальная развязка.
— Что же в таком случае делать? — раздражённо спросил Апраксин. — Вы не только не указываете мне выхода, но ещё больше запутываете в сомнениях.
— Умный человек, попав между двумя спорящими сторонами, должен уметь угодить обеим; для этого надо кое-что дать одному, но и не вполне обидеть другого. Мне кажется, что вам необходимо считаться с настоящим, но не выпускать из вида и будущего.
— Что же мне делать? — с отчаянием воскликнул Апраксин, забывая всякую осторожность. — Если я наступлю на Пруссию и разобью её, то императрица вознаградит меня, но сейчас же после её смерти великий князь сошлёт меня в Сибирь, в чём он поклялся мне. Если я отступлю или дам возможность немцам разбить нас, то немедленно могу очутиться в снегах всё той же Сибири. Таким образом я не могу двинуться ни вперёд, ни назад. Что бы я ни сделал, меня во всяком случае ждёт гибель.
— Это вовсе не так неизбежно, — возразил Легран, — вы можете угодить одному, не вооружив против себя другого.
— Не говорите загадками, — недовольным тоном заметил фельдмаршал, — объясните мне толком, что именно следует теперь делать?
— Прежде всего покинуть Мемель и двинуться к Кёнигсбергу, — ответил Легран. — Императрица будет очень довольна, когда узнает, что главная квартира перенесена в Кёнигсберг.
— Но надолго ли это удовлетворит её величество? — воскликнул Апраксин. — Кроме того, пробираясь дальше, мы непременно столкнёмся с пруссаками.
— Мне кажется, — продолжал Легран, — что прусский король, занятый другим неприятелем, очень рассчитывает на медленность наступления русских войск. Армия фельдмаршала Левальдта, предназначенная для защиты Кёнигсберга, значительно уступает по количеству людей войскам вашего высокопревосходительства.
— В таком случае мы победим их, — заметил Апраксин.
— Победа победе рознь, — возразил Легран. — Если вы двинетесь вперёд по направлению к Кёнигсбергу, то застанете фельдмаршала Левальдта врасплох, он не будет ничего знать ни о расположении, ни о численности ваших войск. Произойдёт стычка между передовыми отрядами. Вы, конечно, заставите Левальдта отступить. На этом и должно пока закончиться ваше дело. Вы останетесь в Кёнигсберге, не преследуя неприятеля дальше. Императрица, получив депешу, что произошла битва и враг отступил, удовлетворится на более или менее продолжительное время. Что касается великого князя, то он тоже будет доволен, что его друг, прусский король, понёс лишь незначительную потерю и не преследуется дальше. Вы таким образом выиграете время, что при данных обстоятельствах является самым главным.
— Да, да, — задумчиво произнёс Апраксин, — вы, может быть, и правы, но так рассуждать можно, сидя в Петербурге, в кабинете канцлера. Вы оба забываете лишь одно, что при столкновении двух военачальников, разгорячённых и честолюбивых, нельзя строго определить точку, на которой они должны остановиться.
— Это — уже дело фельдмаршала, — спокойно возразил Легран. — Но и об этом подумал канцлер. Под вашей командой служат два генерала совершенно различных характеров. Канцлеру кажется, что для кёнигсбергского дела был бы весьма пригоден генерал Сибильский.