Патрик плюхнулся рядом, перехватив мою руку. Попытался поцеловать, но я совершенно инстинктивно уклонилась. Муж нахмурился, но в этот раз сдержался.

— Клэр, давай уедем в Дублин, — попросил он. — Купим там дом. Тем более что Дублинский Королевский театр возьмет меня без проблем. Я узнавал. Да и бабушка обещала помочь нам… в нашей проблеме.

— Уже сговариваешься со своими родственниками за моей спиной? А как же мои планы и моя работа?

— Ты можешь рисовать, где хочешь. Художники не привязаны к месту. А я устал от этих британцев. Хочу домой. Вместе с моей любимой женой. Подумай об этом. Тебе понравится в Дублине.

Этот разговор совершенно ни к чему не вел. Так что я кивнула.

— Хорошо. Но давай прежде чем принимать решение, дождемся хотя бы конца войны. В Лондоне в любом случае заработать легче, чем в Дублине.

— Отговорки, — проворчал Патрик, разжимая ладонь.

Я незаметно потерла запястье. Должно быть, останутся синяки.

— А ещё мы в Дублине поженимся как полагается — в храме. Мне родителям твоим стыдно было в глаза смотреть!

— Если ты хочешь, — снова согласилась устало.

Патрик, будто бы повеселел, снова став ласковым и веселым, а я никак не могла избавиться от сомнений, что это именно то, что мне нужно.

Может быть, это была интуиция. Потому что ноябрь 1918 года, когда почти весь мир праздновал окончание кровопролитной изматывающей войны, стал для нас с Патриком последним месяцем вместе.

Мы уже успели договориться о продажи квартиры. Я перестала брать новые заказы, а у Патрика заканчивался договор с Олдвичем. В эту субботу у него был один из последних вечерних показов спектакля, виденного мной раз десять. Так что я спокойно отдыхала с книжкой на диване, и совершенно не ждала звонка в дверь.

На пороге стояла молодая светловолосая женщина. У ног её стоял чемодан, а в руках незнакомка бережно держала ребенка. Отчаянно рыжеволосого и веснушчатого карапуза. На вид ему было около года. Отчего-то я совсем не удивилась, когда женщина заговорила с французским акцентом.

— Я хочу видеть Патрика. Имею на это право, — сказала она, упрямо выдвинув подбородок. — Он должен увидеть сына.

Не знаю, чего она ожидала. Скандалов или расспросов, но я открыла дверь пошире и кивком пригласила её внутрь.

— Проходите, — на французском сказала я. — Вы прямо с поезда?

Любовница мужа кивнула. Её решительность тут же угасла, стоило ей ступить грязными потертыми башмаками на натертый паркет.

— Вы… вы ведь его жена?

Забавно. Меня еще никто никогда не боялся.

— Пока ещё да. Патрик знает?

— О Робере? Да. Я написала Патрику несколько писем. Узнала адрес от одного его сослуживца. Патрик выслал денег. Но мне не нужны деньги. Я люблю его, — отчаянно сказала женщина.

Она аккуратно положила ребенка на диван, чмокнув его в нос, и достала откуда-то из-за пазухи помятые конверты. Почерк моего драгоценного супруга. Последнее из писем — написанное уже после того, как Патрик решил, что нам срочно нужно переехать в Дублин. Тайны О`Ши оказались не менее занятные, чем мои.

— Как давно вы знакомы с Патриком? Это была случайная связь, или что-то большее?

Женщина расплакалась, некрасиво размазывая слезы по мгновенно покрасневшему и опухшему лицу. На вид ей было около двадцати с небольшим. Довольно симпатичная — с широко поставленными голубыми глазами, светлой кожей, аккуратным носиком, густыми волосами, сейчас растрепанными, и приятно-округлой фигурой.

Ребёнок тут же обеспокоенно загулькал, потянувшись на руки к матери. Она, продолжая всхлипывать, расстегнула потрепанное пальтишко, блузку, и не слишком стесняясь, достала пышную грудь. Ребенок тут же жадно вцепился в неё руками и затих, совершенно не обращая ни на что больше внимания.

— Мы с ним встречались несколько раз в Вердене, и после… Когда мы бежали на юг вместе с семьей. Он сильно помог. Но никто из нас не планировал серьезных отношений. Он сразу сказал, что женат и любит свою жену.

Понадобилось значительные усилия, чтобы не заорать. Вместо этого я выдавила улыбку и спросила:

— Как вас зовут?

— Аннета Симон, мадам. Я могу… Роберу нужно сменить пелёнки.

— Конечно. Эта квартира в вашем распоряжении. Вы очень смелая, Аннета, раз рискнули проделать такой путь.

Мои вещи были почти собраны. И было большее искушение собрать все необходимое, и хлопнув дверью, уйти. Видеть Патрика не хотелось, как и слышать его оправданий. А ведь еще неделя — и Аннета никого бы и не застала в Лондоне.

Но Патрик был вспыльчив. Едва ли он причинит вред своей любовнице и ребенку, но вполне может накричать или даже выгнать за порог. Стоило убедиться, что он не будет делать глупостей. И поставить точку в нашем браке. Наверное, просто любовницу я могла ему простить. Но не ложь и не брошенного бастарда. Хотелось бы знать, как он это объяснит.

Интересно, он знал о сыне, когда знакомился с моими родителями и братался с Клодом? Как же мерзко…

Патрик вернулся раньше, чем я рассчитывала. Маленький Робер уже тихо посапывал в спальне, а Аннета помогала мне с чемоданами. И уж больно споро помогала. Но не могу её винить. Думаю, от помехи в качестве старой жены ей хотелось избавиться как можно скорее.

У мужа оказалось на это совсем другое мнение. При виде белокурой француженки он побагровел, молча сжимая кулаки.

— Что эта женщина здесь делает? Зачем ты её пустила в дом?

— Ты спрашиваешь меня или мадмуазель Симон? — ядовито уточнила я, салютуя Патрику бокалом с белым вином. — Так если что, я тут жила в качестве твоей жены. А Аннета, очевидно, будет жить уже после меня. По крайней мере, до твоего, или вашего, переезда в Дублин.

— Не знаю, что эта шлюха тебе наплела, но я точно ничего ей не обещал.

— Шлюха? — взвизгнула Аннета. — Ты меня не в борделе нашёл!

— Но я же тебе платил, — цинично пожал плечами Патрик. — Клэр, у меня как и любого мужчины есть свои потребности, но я ведь не хотел ничем заразить свою любимую женщину. А эта вот была вполне доступна и казалась чистоплотной. Много ли дочери сапожника надо?

Я перевела заинтересованный взгляд на Аннету. Она не подвела, кинув в Патрика чашку с недопитым чаем. Фарфоровую, между прочим, из подаренного на свадьбу сервиза. Но я не мелочная. Кровоточащая ссадина на лбу моего пока еще супруга полностью стоила порчи имущества. Вот допью вино, и может быть, добавлю.

Патрик не выдержал, и закричал:

— Проваливай, пока я не вызвал полицию!

От шума ребенок проснулся и заплакал, рёвом заглушая даже своего отца. Патрик почему-то перевел взгляд на меня. На мгновение его стало даже жалко. Таким потерянным он казался.

— Твой сын. Его назвали Робером. Впрочем, ты это и так знаешь, — тихо сказала я, кивая в сторону смятых конвертов.

Каждое письмо я прочла не раз, чтобы оборвать последние связующие меня с Патриком нити. Рвать пришлось по живому.

— Может, это и не мой.

— Тебе стоит увидеть его воочию.

Аннета вновь стала возмущаться, не обращая внимания на продолжающего надрываться сына. Патрик резким движением схватил её за локоть и потащил в спальню.

Когда они исчезли в дверях, я устало закрыла глаза. Кто бы знал, как дорого мне давалось это спокойствие. Хотелось надраться, но тогда я могла бы закатить отвратительный скандал. Представляю, что скажут соседи.

Говорила парочка на повышенных тонах, но я старалась не прислушиваться. Через полчаса шум утих, и у Аннеты даже нашлись силы, чтобы успокоить ребёнка. Патрик практически выскочил из спальни. На щеке его еще виднелся след пощёчины. Рука у мадмуазель Симон оказалась тяжелее моей.

Он уселся рядом, предусмотрительно сохраняя дистанцию. Я, игнорируя его, долила в бокал остатки вина. Надо же, выпила почти целую бутылку, а ни в одном глазу.

— Клэр, мне так жаль.

— Так сына ты всё-таки признал?

Патрик виновато кивнул. Взгляд побитой собаки не произвел на меня ни малейшего впечатления.

— Ты всегда хотел большую семью. А теперь у тебя появился наследник, — сказала я после небольшого молчания. — Наверное, следует за тебя порадоваться.