— Нет, нет… Не плачь, — глухой голос вампира вторгся в мои мысли, будто Михаилу мало было владеть моим телом.

Поцелуи, удивительно горячие, почти обжигающие, стёрли следы слёз на висках. И я наконец осмелилась взглянуть Михаилу в глаза. Взгляд мужчины не был торжествующим, скорее растерянным и виноватым. Очень и очень человечным. Я отстраненно заметила, что лоб его покрылся испариной, а губы были искусаны. Механически облизала свои. И вправду, кровь. Не моя, Михаила — откуда-то я это знала.

Должна ли я была его проклясть? Ненавидеть? Или простить? Ведь в природе хищника нападать, когда он голоден, а в природе мужчины пользоваться женщинами для утоления собственной похоти. А этот вампир ещё больший зверь, чем обычные смертные мужчины. Если даже мой бывший жених, романтик Адриан, оказался заложником собственных инстинктов, то не стоило ничего ждать и от Михаила Ракоци. Может быть, даже следует быть благодарной ему за то, что окончательно рассеял мои иллюзии о любви. Её нет. Как и нет спасения.

И было бы гораздо легче, если Михаил не смотрел так, будто было что-то ещё, кроме его утверждения власти и моей капитуляции. Жалость, нежность… Восхищение.

— Ты прекрасна, — прошептал он. — И достойна быть счастливой, наслаждаться каждым моментом своей жизни.

Наслаждаться? Да тут в пока ещё живого человека, тычут кое-чем неприличным, невзирая на несовпадение размеров! Что тут может сделать счастливым? Разве что только окончание этого унизительного действа, потому что казалось, что прошла уже вечность, а чертов вампир даже и не притомился. Разве что сердце бьётся как бешенное, и привычная бледность будто растворилась. И словно ему было мало, Михаил прильнул к моим губам, заставляя их раздвинуть и впустить его язык внутрь рта. Вкус крови стал отчетливее… и будто изменился, рождая жажду и обещая насыщение. Горло запылало, и я непроизвольно попыталась получить как можно больше живительной влаги, пробежавшись своим языком по искусанным губам вампира. Так вкусно, что хотелось ещё…

— Подожди, — хрипловато сказал Михаил, отстраняясь, и наклоняя мою голову к своему плечу, на котором ещё оставались царапины от ногтей. Ну и что он… Ой! Я впилась зубами в вампира прежде, чем успела сообразить, что делаю, да и еще обвила его руками и ногами, почти повиснув. Дождавшись, пока я удобно устроюсь, Михаил осторожно опустил меня обратно на алтарь, снова начав движение внутри, практически в такт моим глоткам. И неожиданно пульсация внизу живота стала тягучей, приятной, сводящей с ума, а тяжесть мужского тела необходимой. По напряженным мышцам прошла дрожь, позвоночник прошило разрядом, и я изогнулась. Меня накрыла волна удовольствия, растворяя в себе и превращая в морскую пену.

А затем меня вынесло на берег. И я поняла, что страх и отчаяние никуда не ушли, лишь скрылись за липкой пленкой стыда и отвращения к себе. Всё, что со мной происходит, я заслужила. Это наказание, божья кара за грехи — за наслаждение свободой, за удовольствие от внимания мужчин, за беспечное любование самой собой и жажду красивой жизни. За тайное, спрятанное даже от самой себя, желание прикоснуться к неизведанному, уйдя от скучной и серой жизни обывательницы. И расплачиваться пришлось не своей кровью, и даже не жизнью. Самой собой. Потому что это жалкое, безвольное существо, распластанное на камне, вздрагивающее при каждом мучительном толчке, не могло быть Клэр Легран. Не имело право ей оставаться. Будто в раз Михаил отнял у меня право распоряжаться не только своим телом, но и желаниями, сделав грязной, испачканной. Падшей.

Если я и стала вампирессой в этот момент, то какой-то неправильной. Где ощущение силы, могущества? Да хотя бы умение превращаться в летучую мышь. Тогда бы я могла вспорхнуть и забиться в самом темном углу под потолком, и шипеть оттуда на Ракоци. Надеюсь, летучие мыши умеют шипеть. Вместо этого я скорее ощущала себя желе, медленно остывающим на холоде. Дышать стало ощутимо тяжело и лениво. Пока я пыталась приноровиться к странным ощущениям в теле, Михаил успел одеться и привести себя в порядок. И мне бы свернутся в клубочек, пытаясь сохранить остатки утекающего тепла, стыдливо скрыть наготу, спрятаться от чужого взора…

Но я лишь закрыла глаза, позволив оцепенению, сковавшему тело, пленить и ум. Сон, должно быть, будет долог. Проснуться бы…

Луи едва ли хотел прерывать или беспокоить своего друга, поэтому обратно возвращался, старательно топая и напевая себе под нос. И даже не сразу зашёл, помаячив немного в проходе. Одно дело разврат, привычный и нежно любимый, творимый в борделе. А другое дело Михаил и его возлюбленная. Не так посмотришь, не то увидишь — и клыки выдерут…

К счастью, Михаил решил не затягивать обряд и уже зажёг свечи. Он склонился над открытым саркофагом, с тревогой глядя внутрь.

— Что, уложил спать девочку?

Мертвой царевной лежала в гробу Клэр Легран, бледная, без нежного румянца, так украшающего девичье личико, и пугающе неподвижная. Как бы Луи не старался, он не мог уловить звук дыхания.

— Она вообще жива? — тихо спросил высший.

Ракоци кивнул.

— Да, я её чувствую. Клэр спит… очень крепко спит. И не почувствует тех изменений, что с ней происходят.

Никто из них никогда не был свидетелем обращения. И Луи, и Михаил считались довольно молодыми для сообщества высших, и ни разу не участвовали в обряде до этого дня. Неудивительно, что их обоих так беспокоил результат.

— Можно? — спросил Луи, и когда Михаил кивнул, коснулся лица девушки. — Действительно, от мертвой и не отличишь. Неудивительно, что глупые селяне придумали когда-то байки о восстающих из могил вампирах. Эх, если бы на кладбищах и в самом деле водились такие красотки, меня бы мало смущало, что они слегка неживые…

— Оставь свои извращенные фантазии. Меня больше удивляет другое. Запах крови всё так же манит.

— Младшие ведь тоже пьют кровь тех, кто их обратил, первые несколько лет. Так им легче справиться с жаждой. Вот ты для меня абсолютно несъедобен, как и я для тебя, надеюсь… Но в браке всё немного по другому. И то, что Клэр всё ещё тебя привлекает, вполне естественно. Мой дорогой папочка любил в шутку укусить маму, и когда ему это удавалось, потом весь день ходил с дурной улыбкой на лице. Говорил, что она всё равно его сладенькая… к-хм, ладно, оставим. Надеюсь, ты не станешь таким отвратительным.

— Но разве я не должен ощущать Клэр как младшую?

— Всему своё время, — Луи не без сожаления убрал руку и позволил Михаилу задвинуть крышку саркофага.

— Герман должен быть с минуты на минуту. Помоги мне перенести Клэр в более безопасное место.

— Перенести? — изумился светловолосый высший. — Ты что, хочешь уволочь саркофаг?

— Куда-нибудь поглубже. Меня нервирует, что Эмбер будет рядом. Той девочка, что Герман собирается притащить, придётся обойтись чем-то попроще.

— Ага, мешком… Не говори глупости. Твоей теперь уже жене безопаснее всего здесь — под нашим присмотром. Да и вдруг что пойдет не так.

— Я буду рядом с ней.

— Но ты нужен и нам с Германом, — возразил Луи, скрестив руки на груди. — Мы влезли во всё это не ради Истван. Ради тебя, глупыш. А теперь ты собираешься всё бросить. И кинуть меня — несчастную, хрупкую женщину… Слушай, ну что может пойти не так в присутствии трёх высших в храме Лилит?

Беспокойство за сестру, исчезнувшую без следа, толкнуло обычно осторожного и терпеливого Клода на огромную глупость. Не в силах добраться до неё сам, неспособный совладать с вампирами, Легран кинулся искать того, кто хоть и не был его союзником, единственный знал правду и мог помочь. Рейнарду Эмберу. Но тот, будто нарочно, пропал. Не появлялся ни в школе, ни у себя дома, чей адрес не без труда удалось вызнать.