Но все же Михаил здесь. Смотрит, ждет ответа на свой вопрос. Я неопределенно повела плечами, чувствуя смущение. Интересно, а что он сам думает, глядя на меня? Счастливым точно не выглядит.

На мне была лишь нижняя сорочка, мягко обрисовывающая грудь, так что я повыше натянула шерстяное одеяло, и неловко сказала:

— Спасибо, что спас.

— Не за что.

И снова неловкое молчание. Я откашлялась, и облизала пересохшие губы. Взгляд высшего потемнел, но сам он так и остался сидеть со скрещенными на груди руками.

— Тот высший… Ты его знаешь?

— Это не высший. Даже не младший. Выкормыш Арция.

— Кто такой Арций?

— Глава одного из немецких родов. По крайней мере, лет пятьсот. Животное, что на тебя напало — его обращенный. Но в отличие от младших — таких, как ты… — Михаил поморщился, вспомнив истинное положение дел. — … такой, как ты могла стать, он полностью подчинен своим хозяином. Срок жизни у этих незаконных обращенных — лет двадцать, не больше. Потом они сходят с ума, и их приходиться уничтожить. У этого, видимо, срок годности подходил к концу.

Михаил говорил о вампире абсолютно безжалостно. По моей спине пробежал холодок. Не хотелось бы обратить гнев высшего на себя.

— Он напал лишь когда узнал, кому принадлежит метка.

— Арций мой враг. Видимо, его выродок решил, что убив тебя, он доставит удовольствие хозяину. Но тебе не стоит больше беспокоиться, что кто-то из челяди германца тебя побеспокоит. Скоро с ним будет покончено. Сотворение неполноценных обращенных — одно из худших преступлений среди высших.

— Ты здесь из-за него?

— Не совсем. Но сейчас меня интересуешь ты, Клэр. Как в твою прекрасную головку пришла мысль вернуться во Францию в такое время? Немцы скоро возобновят наступление, и хоть до Руана вряд ли дойдут, здесь всё же может быть небезопасно.

— Волнуешься за меня? — неожиданно спросила я.

Внутри все замерло от собственной наглости. Вот зачем я спросила?! Михаил скрипнул зубами, и неожиданно согласился.

— Да, волнуюсь. Сегодня же отправляйся к родителям. В Окситании будет спокойнее, чем в Руане.

— Я не могу, — глухо ответила. — Здесь мой муж. А ещё, где-то там, в плену, Клод. Если он ещё жив…

Щекам стало горячо и мокро. Я заплакала… нет, зарыдала, некрасиво всхлипывая и сотрясаясь всем телом. Страх, беспомощность и отчаяние последних недель навалились тяжелым грузом. Я не могу, не способна всё это вынести одна. Было так плохо, что даже когда Михаил прижал меня к себе, я не стала его отталкивать, а сама вцепилась в него. Высший осторожно погладил меня по спине.

— Тебя сегодня чуть не убили саму, а ты беспокоишься о других. Твой брат в порядке, и сейчас уже, наверное, добрался до дома.

— Зачем ты врёшь? — шмыгая, спросила, пряча зареванное лицо на груди высшего. Ладони у него были теплые — будто специально согрел их ради меня.

— Не вру. Я лично занялся вопросом об обмене военнопленными, когда узнал, что Клод у немцев. Это было непросто, но если я что-то хочу, то всегда получаю. В последний раз, когда я слышал о Легране-младшем, он уже был на территории Франции.

Вот это новость! Лучшая за всё время. Я дрожащей рукой отодвинула Михаила. Точнее, оттолкнулась от него сама, так как сдвинуть высшего против воли мне было не по силам. Худущий, но жилистый. Об такого и кулаки разбить можно, если захочется подраться.

Посмотрела Михаилу в глаза. Нет. Вроде не обманывает. Глядит спокойно, только лицо опять кривит. А сердце под моей ладонью колотится — быстро-быстро. Я поспешно убрала руку, вытерла продолжающие бежать слёзы, и сама обняла опешившего высшего.

— Я никогда не смогу отплатить вам, месье Ракоци.

— Так официально, — голос Михаила смягчился. — Мне очень приятны твои прикосновения, но не слишком разумно виснуть на мне. У меня лет десять не было женщины.

Как мне казалось, была готова для Михаила на всё, но вот про этот аспект наших взаимоотношений почему-то забыла.

— Не то, что я против, — меланхолично сказал высший, когда я торопливо разжала объятия, — но не думаю, что тебя устраивают место и обстоятельства.

Под обстоятельствами он подразумевает моё замужество? Хотя, кажется, в лесу Михаил назвал меня женой. Неловкая ситуация. Точнее, ужасная. Не то, что я привел любовника в дом, при живом еще муже, или, напротив, выскочил замуж, не дождавшись возлюбленного. Так почему я чувствую себя виноватой перед обоими мужчинами?

Внезапно меня осенило. Эльфийская бабка! То есть, бабушка Патрика сказала, что у неё был сон, или видение, или еще какая-то магическая дребедень, и что я должна спасти своего мужа. Но одно моё присутствие не помогало ему никак. И я совсем забыла, что упоминала она и Михаила. И вот, я здесь. И высший, самым чудесным образом, тоже оказался здесь. Совсем не просто так.

Я схватила руку Ракоци и сжала, не в силах скрыть волнение. Все старые обиды забылись за мгновение. Даже если сейчас над Ракоци засиял нимб, это не слишком бы меня удивило.

— Михаил! Патрик! — взволнованно сказала я.

— Квентин? — вежливо предположил высший.

— Что? Какой Квентин?

— Я думал, что мы перечисляем имена по алфавиту. Тебе на «эр».

— Ты пропустил букву «о» после «эм»… Нет, стоп. Я не об этом! Михаил, ты должен… — тут же поправилась: — … можешь помочь Патрику. Возможно, твоя кровь его излечит. Мы должны попробовать!

— Ты рехнулась, Клэр. Тебе повезло, что я его и вовсе не убил.

— Потому что надеешься, что он сам умрёт? — с горечью сказала, и тут же пожалела об этом. — Нет-нет, прости! Ты не такой. Слишком благороден и добр. Теперь я это поняла! Мне стыдно, что я считала тебя жестоким и эгоистичным. Но ты всегда был готов мне помочь — и тогда, и сейчас.

Чем дольше я говорила, тем больше понимала, что делаю что-то не так. Лицо Михаила окаменело, а из глаз будто ушла жизнь.

— Михаил, ты не обязан спасать моего мужа… — сбавила обороты я, борясь с желанием отодвинуться. Инстинкты говорили, что нахождение рядом с разозлённым высшим не лучшая идея

— Верно подмечено. И если ты не забыла, то тогда, десять лет назад, у нас был уговор — я решаю все ваши проблемы с обществом Орлеанского, и делаю всё, чтобы о Клоде забыли, а ты отправляешься со мной, — спокойно сказал высший, походя к окну.

Он отодвинул светлые, полинявшие шторы, будто то, что происходило снаружи, интересовало его больше, чем наш разговор. Кажется, я всё испортила.

— Если ты поделишься с Патриком немного своей целебной кровью, то он не станет преградой. Я выполню обещание!

Прозвучало жалко. Мне не чего было предложить — только себя. Вот только я всё больше сомневалась, что нужна Ракоци по-настоящему. С чего бы? Когда-то он был очарован свежестью, юностью и неприступностью встреченной им девушки. Но у любого товара есть свой срок годности. Пусть возраст и не отпечатался на моём лице, я знала, что стала другой. От юной парижской кокетки не осталось ничего. Руки потрескались от холода, губы обветрились, волосы от отсутствия ухода посеклись и потеряли блеск. Но это всё можно было вернуть, а грубую и уродливую одежду сменить на элегантные наряды. Разве что взгляду не придать прежней пылкости и уверенности провинциальной девчонки, считающей, что она способна покорить весь мир.

Некстати вспомнились слова Луи, презрение в глазах Рейнарда. Мужчины во всём хотят быть первыми и единственными. Даже Патрик, пусть и говорил, что его не волнует моё прошлое, ревниво просматривал любые письма, что приходили ко мне из Франции. Так чего бы Михаилу связывать свою жизнь с женщиной, принадлежащей другому? И всё же… По-крайней мере, высший желал меня. Мою кровь и моё тело. И я не смогла удержаться от искушения этим воспользоваться. Отчаяние толкало меня всё дальше и дальше к краю пропасти, из которой уже не вернуться.

Я отбросила одеяло и поставила ступни на холодный пол. Зябко. Ночная рубашка мешком висела на мне, полностью скрывая соблазнительные изгибы фигуры. Но у меня было и другое оружие. Я подошла к высшему со спины. Он не обернулся.