Кэйлин и Клэр. Наша схожесть не заканчивалась только имена и связью со сверхъестественными существами. Мы оба были примерно одного роста, имели темные вьющиеся густые волосы и зелёные глаза. Но если мои казались при определенном освещении почти карими, то у ирландки они скорее напоминали весеннюю листву.

Мисс О`Ши тоже заметила нашу схожесть, и улыбнулась. Глаза её при этом оставались холодны. Не думаю, что я ей понравилась. Она оставалась вежливой, но будто оставалось настороже. Я то и дело ловила на себе задумчивый взгляд ирландки, от которого становилось неуютно. Кэйлин чувствовала, что со мной что-то не так?

К вечеру, когда детей удалась уложить, сестра Патрика, утомленная поездкой, легла спать, а ее муж и Патрик отправились в паб отмечать встречу, мы остались с ирландкой одни на кухне. Лечь раньше гостьи мне не позволяли приличия.

— Хочешь, я погадаю тебе на кофейной гуще, Клэр? — предложила «старушка».

— Я в это не верю, мисс О`Ши.

— Зря. Мои предсказания всегда сбывались. Тебе разве не интересно, каким будет ваше будущее с Патриком? Любой желает заглянуть в будущее. Даже если оно его пугает. Или не хочет что-то скрыть в своём прошлом. Тебе ведь есть что скрывать?

Я молча пожала плечами. Патрик не врал. Кэйлин будто могла видеть меня насквозь.

— Можешь не отвечать, но есть то, что я уже знаю про тебя. Я поняла это, как только увидела. Ты проклята, Клэр. И ты принесешь моему внуку лишь страдания. Ты должна покинуть Патрика прежде, чем испортишь ему жизнь окончательно.

Это было слишком. Я всё еще не отошла от разговора с вампиршей, а теперь ещё и вот эта эльфийская пророчица.

— Почему вы говорите это мне, а не Патрику?

— Потому что он жуткий упрямец, и не захочет слушать меня. Но ведь я всегда могу сказать, что ты никогда не сможешь иметь детей.

Я вздрогнула, выдав себя с головой.

— Это правда?

Кэйлин поморщилась.

— Не важно. Главное, что Патрик мне поверит. Я не могу позволить, чтобы мой внук связал свою жизнь с такой женщиной. Клэр, ты знаешь, что на твоей шее клеймо дьявола?

Она могла метку видеть полноценно, в отличие от Патрика?

— Вы верите, что на мне его оставил дьявол? — спросила, усилием воли отдергивая себя от того, чтобы не прятать метку. — Я слышала, что ирландцы суеверны, но это уже перебор.

— Может, и не дьявола. Но я видела похожее клеймо прежде. Правда, с другим рисунком. Однажды оно появилось на шее Бринны Галлахер, самой красивой девушке в тех землях, что я росла. А через несколько недель Бринна пропала. Говорят, её увёз бледный незнакомец в богатых одеяниях. И говорят, что Бринна сама не была на себя похожа. Через двадцать лет я встретила её в Дублине. Веришь или нет, но она ни капли не изменилась. Только предпочла сделать вид, что не узнала меня.

— Того дьявола, что оставил клеймо на мне, больше нет на этой земле, — ответила спокойно. И даже не соврала.

— Я вижу его тень за твоей спиной. Здесь он, или в Преисподней, но рано или поздно он придёт за тобой. И я не хочу, чтобы мой внук стоял у него на пути.

Свет в керосиновой лампе внезапно потух, и я вскочила, объятая страхом. О`Ши перекрестилась. Нет! Это россказни глухой старухи. Ракоци — не дьявол, хотя его характер оставляет желать лучшего. И уж тем более его здесь нет — ни физически, ни в качестве духа.

Я ударила ладонью по столу.

— Хватит! Это мой дом. А Патрик мой муж. И я не позволю вмешиваться никому, даже вам. Хотите наплести ему небылиц, мисс О`Ши? Валяйте! Я не буду вам мешать. Ведь если Патрик отвернется от меня после этого — то он не тот мужчина, которого я когда-то полюбила.

— Глупая, — проворчала ирландка, со скрипом отодвигая стул. — Голова от тебя заболела. Я спать пойду, а ты убери здесь всё и жди мужа.

Ну и характер у этой женщины!

Свою угрозу она так и не выполнила, хотя всё то время, что жила у нас, фыркала в мою сторону, и даже не желала общаться. Муж весь извелся, пытаясь понять, что между нами произошло, но мы сохраняли зловещее молчание. Уехали гости через неделю. На пять дней раньше, чем собирались. Полагаю, без бабушки О`Ши здесь не обошлось.

После её отъезда всё совсем пошло наперекосяк. Неугомонные, но необыкновенно милые племянники только усилили желание Патрика иметь собственных детей. Его мечта обрела навязчивую форму. Он начал таскать меня по врачам и знахаркам, покупать лекарства и снадобья, подчас очень сомнительные. Проверился и сам, но, то ли это было влияние его бабки, то ли Патрик что-то чувствовал сам, но вскоре он окончательно уверился, что дело во мне.

— Хватит, — сказала я однажды, когда он в очередной раз пытался затащить меня к очередному шарлатану — в этот раз Алистеру Кроули, магу с весьма дурной репутацией. — Я люблю тебя и хотела бы подарить тебе ребенка. Но если ты не можешь жить со мной вот так вот — то нам лучше разойтись.

— Это сделает тебя счастливее? — горько спросил он.

— Нет. Но я не хочу быть виноватой в твоих несчастьях.

Патрик неожиданно взорвался. Он швырнул пустой бокал, едва не попав в меня. Я даже не успела моргнуть. Стакан врезался в стену, и осколки густо усыпали деревянный пол. Запахло виски.

— Какая же ты лицемерка, Клэр, — с отвращением сказал он. — Делаешь вид, что на моей стороне. Что веришь в нашу семью. Но тебе ведь на самом деле наплевать. Считаешь, что я недостаточно хорош для тебя?

— Считаю, что тебе нужно протрезветь.

— Иди к черту.

Патрик выскочил, громко хлопнув дверью. А я осталась собирать осколки. Пустота, которая когда-то давно поселилась в моей душе, и о которой я почти забыла, снова стала расти. Но собственное безразличие к ядовитым словам мужа пугало больше, чем его злость.

Это было впервые, когда Патрик не пришёл ночевать домой. А на следующий день он снова уехал в гастроли, и мы так и не успели помириться.

Спустя месяц, вроде бы, всё начало налаживаться. Но я не чувствовала себя больше счастливой. Да и Патрик изменился. Стал больше пить, реже бывать дома. Иногда я замечала его в дверях своей мастерской, но он больше не заходил внутрь, и не интересовался, над чем его жена работает. А я перестала ходить на его спектакли, и ждать вечером на кухне.

У нас был общий дом и общие друзья. Мы всё ещё делили одну кровать. Только теплоты и нежности между нами с каждым месяцем становилось всё меньше и меньше. А затем началась война.

В середине лета четырнадцатого года в Сараево убили эрцгерцога Фердинанда. Это было во всех газетах и на всех устах. Мне политика была не слишком интересна, тем более тех стран, где я даже не была. Но газетные заголовки становились всё хуже и хуже. А новости все страшнее и страшнее.

В конце июля австрийцами был обстрелян Белград. Некоторые из стран Антанты и союзников Австро-Венгрии начали стягивать войска к своим границам. Первого августа Германия объявила войну Российской империи. А вскоре война коснулась и Франции. Клод, мой глупый и слишком безрассудный младший брат, успешно делающий карьеру адвоката в Тулузе, бросил всё, и первым отправился на фронт. Тулуза, к счастью, находилась далеко от боевых действий, и все же я пыталась убедить родителей при первых же признаках опасности бросать всё, и уезжать в Лондон.

Англичане, конечно же, вступились за своих союзников по Антанте. Первые месяцы войны почти никак не сказались на нашей жизни в Лондоне. Но со временем ситуация начала меняться. Кто-то из приятелей и друзей записывался в добровольцы, кто-то менял работу — все же на искусстве в тяжелые для Европы и Англии дни прожить было сложно. Да я и сама чувствовала, как все редеет ручеек заказов. У мужа дела шли чуть лучше — испуганные, растерянные лондонцы пытались хоть как-то отвлечься от ужасов войны. В цене были патриотические и комедийные постановки. Патрика начали приглашать играть в кино. Когда я впервые увидела фильм, в котором Патрик играл одну из главных ролей, мне захотелось плакать от гордости. Пусть между нами не все ладилось, но в этом момент я счастлива за мужа.