– Тем временем, – сказал Тоско, – ситуация, как мне кажется, требует объединения усилий. У Карло и Аманды есть опыт использования устройства светозаписи, которое фиксирует временную последовательность внутренних сигналов. Поэтому я хочу, чтобы вы взялись за дело втроем и применили тот же метод для анализа структуры этих ИК-сигналов.

Карло почувствовал, как к нему возвращается ощущение тревоги; Макария, конечно, совершила важное открытие, но он не хотел, чтобы его собственный проект сбавил обороты.

– Ты ведь не сворачиваешь наш проект?

– Нет. – Тоско был раздосадован таким крохоборством. – Я просто прошу тебя выделить время и ознакомить Макарию с твоими методиками. Остальное – на твое усмотрение, хотя лично мне казалось, что ты будешь благодарен за возможность приобщиться к этой работе и научиться чем-то новому.

Внушение произвело должный эффект.

– Разумеется, – ответил Карло.

К тому же в словах Тоско был смысл. Манипулировать сообщениями, которые передавались внутри живой плоти, оказалось сложнее, чем он себе представлял, в то время как сигналы, обнаруженные Макарией, были открыты и доступны. Возможно, это шанс увидеть, как описания биологических признаков в некоем сжатом виде передаются между группами особей, вместо того, чтобы пытаться выяснить детальный механизм, посредством которого те же самые признаки реализовывались в теле каждого животного.

Он не знал, последовали ли квадратомические полевки примеру своих дихотомических кузин, испытав на себе воздействие их веяния. Но если это действительно было так – и если бы ему удалось записать процесс, благодаря которому это стало возможным – насколько велики могут быть последствия?

– Я с удовольствием помогу Макарии, – сказал он. – И буду рад у нее поучиться.

Тамара ждала в комнате для посетителей, пристегнувшись ремнями к скамейке и беспокойно перебирай в руках три пряных каравая, которые захватила с собой. Стены были покрыты лоскутами светящегося мха, но оттенок казался ей необычным, как будто принадлежал не тому виду, с которым она привыкла иметь дело. Тюрьма была построена посреди вышедшего из употребления топливопровода; большую часть своей жизни она знала о его существовании, даже не имея представления, где именно он находится.

Охранник привел в комнату Эрминио, после чего удалился.

– Он пошел за Тамаро? – спросила она отца.

– Тамаро не придет. Ему не обязательно с тобой видеться.

Не обязательно?

– Решать ему, – сказала Тамара. – Я думала, здесь будет так скучно, что он обрадуется любому гостю, но если он нашел более подходящее времяпрепровождение, тем лучше для него.

Она предложила Эрминио один из караваев. Он принял его, немного помедлив.

– Как Тамаро проводит свое время, тебя не касается, – сказал Эрминио. – У него есть более подходящий посетитель.

Тамара понимала, что он имеет в виду. Новость застала ее врасплох, но она изо всех сил постаралась не подать виду.

– Как я и сказала, тем лучше для него.

Доев каравай, Эрминио откинулся назад на своих страховочных ремнях и апатично потянулся.

– Надеюсь, ты пришла не за тем, чтобы выпрашивать свою норму обратно. Теперь уже поздно: новость об этом разнеслась широко.

Тамара насмешливо прожужжала.

– Она что, уже родила?

– Едва ли, – ответил Эрминио. – Но Тамаро заключил официальное соглашение. И поскольку оно касается его супруги и будущих детей, добиться его отмены ты уже не сможешь.

– Я на это и не рассчитывала, – раздраженно возразила Тамара. – Я держу слово.

– За тобой в любом случае будут присматривать, – великодушно объявил Эрминио, как будто это каким-то образом было делом его рук.

– Мне известны условия передачи прав; я их сама же и продиктовала, – сказала Тамара. – Если бы Тамаро был здесь, то думаю, он бы меня за это поблагодарил, но мне непонятно, зачем ты поднял эту тему? За тобой, кстати, тоже будут присматривать.

– Тогда зачем ты пришла? – равнодушно спросил Эрминио. – Ты пережила свое путешествие, и теперь явилась, чтобы позлорадствовать?

– Не знаю даже, зачем я так суетилась, – ответила Тамара. – Вы все еще моя семья, мне казалось, я вам чем-то обязана.

– Нет никакой семьи, – сказал Эрминио. – Ты ее уничтожила. Тамаро совершил единственный достойный поступок, который ему оставался в сложившихся обстоятельствах – спас жизнь невинной женщины, потерявшей своего ко. Но плоть, которая досталась тебе по наследству, пропала впустую. Ты думаешь, что отстояла свое мнение, потому что поставила на кон свою жизнь и выиграла. Но кто теперь будет растить твоих детей? Лучше бы ты сгинула в пустоте.

– Наверное, я лучше пойду. Передавай Тамаро привет. – Она ухватилась за висящую позади веревку и принялась выбираться из своих страховочных ремней.

– Можешь не возвращаться, – сказал в ответ Эрминио. – У меня более чем достаточно гостей, которые не дадут мне заскучать. Многие люди хотят выразить свою поддержку. Они знают, что наше наказание было несправедливым.

Тамара выбралась из комнаты.

– Быстро вы, – сказал охранник.

– Мой отец выдающийся оратор, – ответила Тамара. – Он умеет быстро донести свою мысль.

Охранник смерил ее взглядом усталого изумления.

– Вчера ему потребовалось полторы склянки.

На обратном пути к вершине она не могла перестать думать о словах Эрминио насчет того, что у него были сторонники. Когда она попросила проявить снисхождение к своим похитителям, то рассчитывала тем самым лишить их последней надежды на сострадание. Один год – это несправедливо? Совет относился к автономии всерьез; если бы она только попросила, срок заключение могли бы увеличить вшестеро.

Даже будучи обесчещенным и находясь в заключении, Тамаро сразу же сумел найти себе супругу. Совет признал ее отца зачинщиком, но у него, по-видимому, все равно были друзья. Все знакомые говорили Тамаре в лицо о своем возмущении тем, что с ней произошло, но в то же время она понимала, что посчитав подобные сантименты всеобщим настроением, обманула бы сама себя. И хотя от старого мира со всеми его жестокостями их отделяло три поколения, среди них все равно находились люди, верившие, что жизнь женщины была своего рода арендой, а ее цель заключалась в том, чтобы защищать – и в назначенный срок смиренно освободить – тело, которое в действительности ей никогда не принадлежало.

Карла отбросила брезент и выбралась из постели. Все еще находясь в полусне, она подошла к буфету и потянула на себя ручку, но дверь не поддалась. Она вспомнила, что вчера вечером закрыла ее на шпингалет – это должно было послужить напоминанием, что сегодня ей предстоит очередной постный день.

Неужели с последнего голодания прошло уже три дня? Ее желудок корчился от недоумения; хотя он привык к суточным циклам, эти календарные изменения были слишком мудреными, чтобы усвоить их от начала и до конца. Она провела пальцем по ручке шпингалета, придумывая оправдания, чтоб нарушить свой строгий режим. Сегодня она впервые должна была предстать перед Советом; провести день без пищи было тяжело само по себе, но если не считать столкновения с Объектом на грани жизни и смерти, сегодня ясный ум был нужен ей как никогда. Она вполне могла поесть сегодня, отложив голодание до завтрашнего дня.

Потянув за ручку, она начала продвигать ее сквозь миниатюрный лабиринт препятствий, который соорудила, чтобы не дать себе открыть шпингалет, окончательно не проснувшись. Она остановилась на полпути. Нарушение режима создаст прецедент, который будет склонять ее к тому, чтобы видеть потенциальное исключение в каждом из постных дней. Как только поведение, которое она пыталась обратить в рутину и довести до автоматизма, приходилось снова и снова ставить под сомнение, вся затея стала бы сродни пытке, следовать которой было бы в дюжину раз тяжелее, чем сейчас.