– Ее отец сказал, что это новая болезнь, – объяснила Ада.

Карло ощутил внезапную тревогу; несколько дней тому назад он встречался с полудюжиной своих друзей-агрономов, и ни один из них не упоминал о новом штамме. Неужели его уход так их оскорбил, что они намеренно скрывали от него информацию? А может быть, их просто чересчур занимали издевки над его мятежными пальцами.

– Ну что ж, счастливого пути, – сказал он. Карло уже подался назад вдоль веревки, но заметил, что Ада вопросительно смотрит на Карлу, как будто разговор не до конца оправдал ее ожиданий. Карло остановился, задумавшись, как лучше всего поддержать их вежливую беседу – поздравить ее с повышением или же посочувствовать судьбе ее подруги.

– Ада предложила мне вступить в команду Москита, – сказала Карла.

Карло повернулся к Аде; выражение ее лица ясно дало ему понять, что именно этот вопрос ей и хотелось обсудить.

– Я думал, все решает лотерея, – сказал он.

– Когда победительница отказалась, мы обратились в Совет с просьбой пересмотреть решение, – объяснила Ада. – Они разрешили нам выбрать нового члена команды, исходя из его или ее опыта. Тамара как-то вела речь о втором химике – однако химики не имеют дела с ортогональной материей на практике. И раз уж Карла, судя по всему, решила Первую проблему Ялды…, я подумала, что у нее больше, чем у кого бы то ни было, шансов решить заодно и Третью.

Карло сделалось дурно. Карла, похоже, была в восторге, но вместе с тем напугана, и он это понимал. За мгновение до этого он говорил самому себе, что ни один человек в здравом уме не откажется от подобного шанса, но теперь его точка зрения коренным образом поменялась.

– Она ведь не решила проблему стабильности за одну ночь? – сказал он. – Неужели вы и правда надеетесь, что открытие, которое совершается раз в поколение, можно повторить, как по заказу? Под давлением, в этом крошечном корабле?..

Ада ободряюще подняла руку.

– Я вовсе не это имела в виду. Я не рассчитываю на то, что загадки ортогональной материи удастся разгадать прямо на месте. Мне просто хочется, чтобы среди нас был человек, который знаком с новыми идеями и имеет шансы применить их при наличии возможности. Иво – блестящий химик с огромным опытом, но нет никакого смысла учить его волновой интерпретации светородов. И меня, честно говоря, этому учить тоже ни к чему; я понятия не имею, что это нам дает.

– У нас будет несколько дней, чтобы принять решение, – сказала Карла. – Но Ада хочет передать окончательный список членов экипажа Совету для утверждения на первом же собрании, поэтому если ты хочешь задать ей вопросы, сейчас – самое время.

– Верно. – Карло постарался собраться с мыслями. Даже одна мысль о том, что его ко будет находиться на борту Москита, исчезающего в космической пустоте, причиняла ему немалую боль, но теперь он вынужден столкнуться лицом к лицу с целью всей миссии – захватить кусок горючего размером с гору, вызвав его возгорание. Пламя, вырывающееся из ортогонального камня, который для всех оставался загадкой, вовсе не было худшим вариантом – напротив, в этом и состоял весь план.

Он снова взглянул на Карлу. Как бы сильно она ни переживала, было ясно – это именно то, чего она хочет. И после всех трудов с экспериментами по изучению помутнения, после всех неудачных стартов и тупиков, после всей критики со стороны Ассунто… разве она не заслужила право на этот момент славы? Он не собирался заверять Карлу в том, что с нее хватит и уже достигнутого на благо предков.

Он должен был оказать ей поддержку. А еще сделать все, от него зависящее, чтобы позаботиться о ее безопасности.

Карло перебрался поближе к Аде.

– Расскажите, как вы поступите, если устроите на Объекте неконтролируемый пожар, – сказал он. – Я хочу знать, где по отношению к месту возгорания будет находиться Москит, и как вы гарантируете, что сможете вовремя покинуть опасную зону.

В ночь перед выборами Тамара вышла на лужайку и сверилась с часами – на тот случай, если потеряла счет дням. Ошибки не было. Вот уже четвертый раз за ее жизнь обитатели Бесподобной готовились к избранию нового Совета.

Из цветочной клумбы тянулись ростки сорняков. Похоже, что Тамаро не спал в ней уже несколько дней. Означало ли это, что теперь он ее боится? Или же он проводил время еще ближе к ней, прячась на полях, наблюдая и дожидаясь, пока не родятся дети? Возможно, он верил, что когда они откроют глаза, одного его присутствия будет достаточно, чтобы сформировать между ними родственную связь, закрыв им же созданную пропасть и вернув ему нормальную семью.

Тамара завела часы, но сорняки оставила нетронутыми. Она смолола немного муки и приготовила дюжину караваев, а затем отнесла их в свой лагерь у двери. Съев три каравая, она спрятала остальные в погребке и легла в свою постель. Она не надеялась уснуть прямо сейчас, но от земли исходила блаженная прохлада.

Утром сборщики голосов посетят каждую ферму. И пренебречь своим долгом избиратели не смогут, какими бы ни были их оправдания – как бы сильно они были заняты, больны или безразличны к результатам выборов. Эрминио бы добился исключения из списков имени Тамары, но как помешать сборщикам встретиться с его сыном? Он мог бы сказать, что у Тамаро есть дела где-нибудь еще, и что он проголосует в другой части горы – но тогда к концу дня недостающий голос обнаружат, объявление результатов голосования будет отложено, а поисками жалкого уклониста займется все население Бесподобной. На родной планете люди платили деньги за право войти в Совет – и если историки заслуживали доверия, то подобного звания еще не была удостоена ни одна женщина. Тамаре с трудом верилось и в это, и в еще более несуразное следствие: когда Бесподобная вернется, за четыре года ее отсутствия ситуация, скорее всего, останется без изменений. Впрочем, так это было на самом деле или нет, подобная идея сама по себе звучала настолько оскорбительно, что благодаря ей выборы приобретали дополнительный вес. Неявка на выборы была бы воспринята как согласие с тем, что в старых порядках не было ничего предосудительного.

Тамара закрыла глаза, желая, чтобы ночь как можно скорее подошла к концу. Ее сокамерник ни за что не сможет проскользнуть мимо нее, а его постыдная оплошность вскоре привлечет к ним обоим все внимание, которого она только могла желать. Через день-два ее злоключениям настанет конец.

Если, конечно, подпись Тамаро не была подделана. В роли местных сборщиков голосов будут выступать соседи, которые узнали бы его в лицо, но проголосовать можно было и в какой-нибудь отдаленной части Бесподобной, где не будут знать ни Тамаро, ни его самозванца. После этого лже-Тамаро мог вернуться в свой привычный район, чтобы проголосовать за самого себя, и количество голосов бы идеально сошлось. Эрминио не смог бы провернуть такую махинацию сам – разница в возрасте была бы слишком очевидной. Но если бы ему удалось подкупить молодого сообщника и научить его, как скопировать подпись своего сына, исполнить подобный план было бы не так уж сложно.

Ежась, Тамара поднялась на ноги. Ее долгое дежурство у двери прошло впустую. Никто не шел к ней на помощь; она была мертва для своих друзей, мертва для сборщиков голосов, мертва для всей горы. Ей следовало бы приступить к раскопкам фермы в первый день своего заключения и обследовать каждую квадратную поступь в поисках ключа Тамаро – или какого-нибудь инструмента, забытого ее дедом, или же секретного люка, оставленного бригадой строителей. Да что угодно было бы лучше, чем впустую тратить отведенное ей время на эти выдумки.

Она подошла к двери и провела рукой по холодной твердолитовой поверхности. Уже в дюжинный раз она отращивала тонкий палец и пыталась просунуть его в замочную скважину, однако пружинные ограничители, расположенные между сувальдами замка, были слишком острыми. Проблема была не в боли; если бы она продолжила свои попытки, ограничители бы просто отрезали часть ее плоти, какой бы твердой она ни была. Вероятно, она бы смогла открыть замок, будь у нее подходящий инструмент, но само по себе ее тело справиться с этой задачей не могло.