– Эй, а дорога?

Эй – зовут свиней, мальчик. Я тебя старше в два раза. Разозлил. Я развернулась к нахалу и сквозь зубы процедила.– Ты на ней стоишь.

– А куда ехать то?

– А куда тебе надобно? В ЭН в ту сторону в ЭМ, наоборот, в эту. Дорога одна не заблудишься.– Я развернулась и, сделав суровую спину, зашагала по влажной, после дождя, дороге. В конце концов, он не спрашивал, как лучше проехать, он просто спросил направление. Если бы не та булыга в колее я бы никогда так не поступила, но за хамство, ребятки, надо отвечать. И вообще, что может случиться с толпой мужиков на КамАЗе на дороге между двумя населёнными пунктами? В конце концов, сюда они заезжали через ЭМ, если не совсем тормоза – разберутся. Повернут на Эн – потратят лишние сутки, но всё равно попадут куда им надо.

Уже через минуту я поняла, что свернула немного не туда. Дорога то здесь одна – объездов много. Тайга. Где-то лесина упала, где-то промоина, в одном месте родник пробился – болотце там теперь. Но если ехать вперёд , то рано или поздно, выедешь на основную колею.

Пришлось мне сворачивать в лес и продираться сквозь подрост. Вскоре я услышала музыку и через минуту вышла прямо к УАЗику. Мани и мужа ещё не было. Пить хочется. Я полезла в машину. Где то должен быть чай. Вдали завелся двигатель. Надо закрыть двери, снесут же хамы городские и не поморщатся.

Не подумайте, что я не люблю город и горожан. Хотя жить в городе я конечно не хочу. Шумный, грязный, пыльный муравейник. Если мне по делам иногда приходиться выезжать в город, то на следующий день я болею как с похмелья. Но с похмелья хоть знаешь, за что мучаешься. Да и вообще город, горожане тут ни при чём. Не в том дело, где ты живёшь. А в том, как ты себя ведёшь.

У нас раньше как было: лесовозы вечером в гараж придут – мужики к ним с вопросом – Ну чё там в лесе? Как ягода?

– А, зелёная.

– Ну ладно.

Через неделю. – Мужики! Ягода поспела.

– Хорошо.

И в ближайшие выходные всем посёлком в тайгу. Никто за ягодники не дрался и ягоды всем хватало. А чтоб за шишкой раньше времени пойти и мысли такой не возникало. Тут ведь как. Стукни по дереву невзначай и через неделю ни одной шишки в кедраче не будет – кедровка всё спустит.

Но началась перестройка и понаехали к нам несколько семей из бывших союзных. Одни по соседству с нами поселились. Зашла я к ним по какому-то мелкому делу а у них вся кухня – это метров двенадцать– засыпана зелёной белобокой брусникой. Я ошалела. Говорю – Вы что же творите то? Нафига вам зелень. Она же никуда не годная. Что, так по витаминам соскучились, что до зрелости ждать невмочь?

Знаете, что они мне ответили?

– Пока дождёшься, когда она созреет – её уже всю выдерут.

А недели через три, никого не стесняясь, выбросили почерневшую ягоду на помойку. Вёдер десять, навскидку, там было.

А эти городские как ягоду дерут? Приезжают они обычно на КамАЗах. Страшно, в тайгу то на жиге. Человек по десять-пятнадцать. Под ягоду не вёдра и не горбовики даже – бочки. Двухсотлитровые. Штуки по две на нос. Трудолюбивые, да? Живут на месте неделю, попутно браконьерствуя. И выдирают ягоду вместе с кустами. Правда.

Кустик брусничный в высоту сантиметров десять-двадцать. Но до начала плодоношения ему расти как человеку, лет двадцать. Бруснику, да и любую ягоду надо собирать нежно. Быстро, но не торопясь. А эти ведь увидят, что ягоды море, и хапают тремя руками. Да и руками то никто не берёт – совками больше. Быстрей, быстрей, не замечая, что ягода давиться, что большая часть её просто разлетается в стороны. Зайди после таких в лес – картина маслом. На земле красно от подавленной ягоды, часть кустиков повыдраны. Ужас. Вы что, уроды, последний год живёте? Не то жалко, что много берёте, а то, что много губите. Бери аккуратненько – быстрее наберёшь. Было у нас свое местечко, где мы, не напрягаясь, каждый год собирали ведер по семнадцать. Но, разнюхали наше местечко городские, и, за два года, ягодник был полностью уничтожен. Ненавижу.

Я скрипнула зубами и запила скрип холодным чаем. А собственно, чего это я нервы трачу? Все равно никто не слышит.

Но что-то заплутавшие долго едут. Я прислушалась и поняла, что звук мотора сместился, но не приблизился. Ха. Они, по ходу, по моим следам поехали. Ну и леший с ними. Пара лишних километров по пням и кочкам – ничего страшного.

Тишина. Резко. Слишком резко. Странно как то. Недалеко ведь отъехали. Их должно быть хорошо слышно. Заглохли что ли. С чего вдруг. Моих ещё не было и я, от нечего делать, решила полюбопытствовать, что случилось с камазистами. Мало ли. Сама ведь потом спать не буду. Надо проверить. Только ради собственных сладких снов.

Так, звук шёл оттуда, пройду напрямик. Я быстро. Накрутив громкость магнитолы на полную мощь – назад опять на звук пойду, я перешла дорогу и двинулась к месту предполагаемой аварии. Вот и дорога, а вот и следы. А вот…их нет. Машина не вернулась назад. Следы колёс шли в одну сторону и обрывались прямо на дороге. Такое в принципе могло бы быть, если бы машина вдруг улетела.

Ничего не соображая, я шагнула вперёд.

Двое

–В каком месте была зарегистрирована вспышка

– Здесь. Это на восток. Примерно в одной смене пути.

– необходимо срочно отправить туда экспедицию.

– Никто не спорит о срочности и необходимости, но мы совершенно не подготовлены. Для такого похода нужно слишком много. Консервы не смогут храниться долго в такой жаре. Это не север. К тому же на востоке псы. Они сожрут всю экспедицию на третью ночь.

– А у дикарей есть воулы, которым не страшны псы.

– Почему так?

– Дикари добавляют в молоко для телят кровь псов. А в рыбу для взрослых – пёсье мясо. Воулы чувствуют свою пищу и не боятся запаха диких зверей. Три воула легко справляются со стаей в десять – пятнадцать псов. Да дикари как-то обучают их тактике боя « спина к спине».

– Ну, им это не трудно. Дикари и сами почти животные.

– Животные, Но с ними можно договориться.

– О чём ты?

– Об экспедиции. Дикари постоянно переезжают на новые места. Воулы, повозки. Они добывают себе пищу в дороге и не боятся неизведанного. Их можно нанять. Они ведь приходят в Город торговать? Значит им можно заплатить.

– Но, согласятся ли они взять с собой целую экспедицию?

– Не надо столько. Хватит и одного. Пока. Подготовь подробную карту и разработай маршрут

Корм

Корм падал сквозь липкие облака отвратительного розового цвета. Он не чувствовал своего тела, но зато ощущал сильную тошноту. Ему было так плохо, что он даже не мог мечтать о том, чтобы всё это кончилось. Он не в состоянии был даже представить себе другое состояние. Когда может быть не плохо, а хорошо. Или, по крайней мере, никак.

Он падал, но у него не было страха разбиться, потому что там куда он падал не было ничего. И там откуда он падал, тоже ничего не было. Только эти отвратительные розовые облака. И тошнота. И гул. Н-н-н-н-н-нг-г-г-г-а-а-а-а-у-у-у-у-у-м-м-м-м-м э-э-э-э-о-о-о-о-о-л-л-л-л-л-л.

Кажется, будто эти облака пытаются что-то сказать ему. Но ведь он не знает никаких слов. Он не умеет разговаривать. Он сам – розовое облако. Он сам – ничто.

Ота

Ота сидела в самом тёмном углу дома, сжавшись в клубочек. Ей хотелось стать как можно меньше. Ей хотелось, чтобы о ней все забыли, или хотя бы не обращали на неё никакого внимания. Чтобы она спокойно могла выносить своего ребёнка. Это просто чудо, что она смогла понести от своего мужа во второй раз, после того как они родили безымянного. Надо вести себя как обычно, чтобы никто ничего не заподозрил. Ведь стоит сейчас посмотреть на неё и любой поймёт, отчего так сияют её глаза. А чёрные колдуны, они везде.

– Ота! Ота! Где ты, паршивка? Опять дрыхнешь в тёмном уголку? Козы не доены, а она прохлаждается.

Ота, вздохнув, поднялась и пошла на зов. Свекровь у неё бранчливая и беспокойная. Сама работает, со свету и до темна, и другим спуску не даёт. Хорошо, сейчас, хоть в себя пришла. А то ведь когда она, Ота, родила безымянного, целую смену за неё боялись. Думали, за черту уйдёт. Не разговаривала ни с кем, плакала целыми днями. Это Старая то Жана? Хозяйство забросила, торговлю тоже. Пришлось Оте самой на рынке стоять. Ничего, научилась, привыкла. С соседками по прилавку познакомилась. Весёлые девушки. Шутили, отвлекали Оту от тягостных мыслей. Научили, как мясо правильно на прилавке раскладывать.