Дома.

- А что командир, - сказал Ложкин протягивая руку к чайнику, - машину-то почему не чинишь?

- А разве где-то в уставах сказано, через какое время машина должна быть полностью готова к бою? - ответил я вопросом на вопрос.

- Вроде нет, - растерялся Ложкин, - но…

- Но зато, - прервал я его, - мы снова сами теперь решаем, когда выходить в бой.

- Это как? - удивился Серпилин.

- Раз машина не готова к бою, значит и нас просто так выдернуть из-за стола - нельзя.

- Но мы так раньше не делали, - осторожно сказал Ложкин.

- Мало ли, что было раньше, - твёрдо сказал я. - Правила изменились. Нет больше никаких правил. Надоело мне делать всё по правилам.

Я продолжал жевать вкусный хлеб, всем своим видом излучая уверенность и беззаботность, а вот экипаж оставил все мелкие дела и теперь неподвижно смотрел на меня тремя парами немигающих глаз.

- Парни, вы меня пугаете, - хохотнул я, наливая себе чай. - Вы же слышали: наш главный враг не признает никаких правил. Значит, соблюдая правила, мы дарим ему огромное преимущество.

- И что мы должны теперь делать по-другому? - спросил Серпилин, продолжая сверлить меня взглядом.

- Да без понятия, - сказал я. - Сейчас что-нибудь придумаем.

Надвинул очки на глаза и полез в меню.

Управляться с меню у меня получалось всё лучше с каждым разом, а теперь, предвкушая какую-то ещё не до конца осознанную идею, я "бегал" пальцами по многочисленным ответвлениям его, как опытный пианист по клавишам знакомого с детства инструмента.

- Начнём с наиболее простой глупости, - сказал я, кивая в такт словам, и снял с искорёженного остова бронетранспортёра оба пулемёта.

- Берём новые пулемёты? - оживился Серпилин.

- Нет, Серп, мы поедем в бой без пулемётов.

- Но установка орудия в бронетранспортёр не предусмотрена, - осторожно сказал Серпилин.

- Ага, - подтвердил я, продолжая бегать пальцами по пунктам меню, что со стороны выглядело, как пламенная речь на языке глухонемых.

- Едрить, мы поедем воевать совсем без стволов? - поразился Зверев и лицо его вытянулось от изумления.

Ложкин молчал, но судя по круглым глазам, тоже испытывал трудности с осмыслением новых планов командира.

- Друзья мои, - сказал я самым панибратским тоном, - а как вы думаете, чем закончился наш последний бой?

- Ты всех победил, командир? - спросил Серпилин.

Что это? Сарказм? Бота научили шутить?

- Нет, я решил подорвать себя гранатой. Но не успел. Правда, понял это только сейчас, просматривая итоги боя, перед тем, как сесть за стол.

- Командир, давай, едрить, без загадок, - сказал Зверев.

- Мы в этом бою прикрывали самоходки "синих", так? - спросил я, адресуя вопрос всем сразу.

- Так, - дружно, хоть немного и вразнобой, ответил экипаж.

- Ну так они нас и уничтожили. Эти самые самоходки. За секунду до того, как я подорвал гранату. Тем, кто водит машины "синих" и "зелёных" в бой, абсолютно плевать на то, что "серые" их защищали. Мы мобы, а значит - никто.

Помимо моей воли, последние слова прозвучали драматично, повергнув экипаж в мрачную задумчивость.

- А может, они не по нам стреляли? - спросил Серпилин. - Может, просто случайно попали?

- Нет, Серп, - сказал я со вздохом, - по нам. Танкетки "зелёных" к тому времени уже окочурились. А та штука, что убила наш бронетранспортёр - её же не было видно в прицел. Сомнений нет: оценив, что опасность миновала, "синие" решили заработать ещё один фраг. И убили нас. После того, как мы собой пожертвовали ради них.

- А я всегда говорил, едрить, что от этих гадов, "синих", нечего ждать хорошего, - сказал Зверев.

- Вот твари уродские, - Ложкин вроде бы и ругался, но получалось это у него удивительно беззлобно.

- И что поменяется, если мы выйдем из ангара без пулемётов? - спросил Серпилин. - Нас точно так же подобьют, только мы даже ответить не сумеем.

- Может - да, а может и нет, - ответил я. - Ценность подбитого врага определяется калибром его пушек, толщиной брони и уровнем платформы. У нас самая простая ходовая часть, тонкая броня и никаких стволов на борту. А это значит, что наша ценность в качестве трофея вплотную приближается к стоимости потраченных на нас снарядов. А то и дешевле. И смысл атаковать наш броневичок, становится мало отличимым от нуля.

- Но что мы будем делать на поле боя без оружия, командир? - осторожно спросил Серпилин.

- Разберёмся, - уверенно сказал я и одним движением пальца полностью починил, уже заправленный к этому времени, бронетранспортёр.

- А как же…, - начал было говорить Серилин, но в этот момент мир вокруг резко скрутился в узел, и тут же стремительно развернулся, буквально вбив меня в сиденье бронетранспортёра. И хотя, чего-то подобного я и ожидал, всё равно от неожиданности у меня перехватило дух.

Вместо привычного медленного растворения стен ангара, за окнами мелькала блекло-жёлтая, выжженная солнцем, степь. Ревел двигатель, снаружи доносился грохот множественных разрывов, машина мелко вибрировала и подпрыгивала на незримых ухабах, что воспринималось уже как вполне привычная часть атрибутов любого боя. Наш бронетранспортёр без особых причин мчался в бескрайнее море жухлой травы и редких кустиков, покрытых коричневыми листьями, словно увлекаемый невидимой чудовищной силой, противостоять которой он просто не мог. Возможно мне показалось, но в этот раз Ложкин сумел развить какую-то совсем неприличную, по меркам бронированных машин, скорость - по всей видимости сказывалось снятие двух, пусть и не слишком впечатляющих огневой мощью, пулемётов.

Прежде, чем погружаться в оперативную обстановку, я оглянулся. Оставшись без оружия, Серпилин и Зверев сидели рядышком на широкой лавке, держась руками за пирамиду из деревянных ящиков, занявшую значительный объём десантного отсека бронетранспортёра. Против обыкновения, лица их выражали растерянность и беспокойство.

Резко отвернувшись, я заметил в правом окне несколько бронированных машин неизвестной принадлежности, как и мы стремящихся куда-то вперёд, но безнадёжно от нас отстающих. Что происходит, с первого взгляда понять оказалось решительно невозможным, и я приложился лицом к маске прицела командира.

Игровая оптика быстро расставила всё по местам.

Наш бронетранспортёр мчался впереди цепи самых разных машин "зелёных", наступающих на позиции "синих". Видимо, для придания этому наступлению живительной динамики, в считанных десятках метров позади машин двигался настоящий огневой вал артиллерийских разрывов, грозя мгновенно уничтожить любой, даже самый тяжёлый танк, в случае малейшего промедления.

"Синие" впереди, хоть и уступающие численно "зелёным", имели куда более выигрышную позицию: "закопанные" по башню в землю тяжёлые длинноствольные антитанки расстреливали лавину наступающей бронетехники противника, как мишени в тире. И хотя дистанция быстро сокращалась, все больше машин "зелёных", полыхнув напоследок длинным ярким  дымным факелом, отставали от общей громыхающей массы и через несколько секунд скрывались в пелене сплошных разрывов огневого вала.

Ухватив всю картину буквально одним взглядом и не сумев оценить замысел гейм-дизайнеров, я повернул рукоять, "поднимаясь" над полем боя. До первой линии, закопанных в землю танков "синих" оставалось не больше двух сотен метров, а всего таких линий было три. И огневые точки в них располагались в шахматном порядке, обеспечивая "синим" возможность стрелять во фронтальном направлении, без перекрытия друг другу линии огня.

Примерно в километре позади третьей линии виднелся край густого леса, но у меня возникли сомнения, что игроки "зелёных" этот лес наблюдают. Это у меня, номерного моба, не было проблем смотреть сквозь "туман войны" и видеть в глубине лесного массива обширную поляну, густо уставленную серыми  самоходками. Едва заметные параболические линии, тянущиеся из леса к огневому валу, подгоняющему "зелёных" к позициям "синих", не оставляли сомнений в том, что динамику в этом бою обеспечивают мои непосредственные коллеги - мобы-артиллеристы. Только, в отличие от меня, эти мобы были настоящие и чётко выполняли указания игрового сценария.