Михаил долго смотрел на удаляющуюся птицу, которая так и не поднялась на крыло. Она остановилась на возвышенности и замерла.

- Я забыл спросить, как тебя зовут, - прошептал Михаил.

- Кяу, - услышал он голос орла.

- 4 -

Хант накинул на плечи Михаила куртку и сказал:

- Иди, Мисанька, там ветка. Принеси, - и подал Степнову топор. - Вон, там она, - и показал на кустарник или небольшое дерево, растущее метров в семидесяти или ста от них.

- Там мало, - сказал он.

- Не мал, - широко улыбнулся Яшка и поправил в плечах малицу, - а Мал здесь.

"Хм, - улыбнулся ханту Михаил, подумав про себя, что где-то он это выражение уже слышал. - Во сне, орел говорил. Бывает же. Значит, Яшка говорил, а мне слышалось это сквозь сон", - и, сжав в руке топор, пошел в сторону кустарника.

Шел быстро и, что удивительно, грунт здесь был твердым, сапоги не проваливались в мох, а когда сбивали его торчащие выступы, черный торф рассыпался и летел камушками вперед, катящимися по мху. Его росточки невысокие.

До кустарника идти осталось немного, метров двадцать. А вот в голенище сапога что-то твердое попало, он остановился, чтобы вытащить это. А рукой невольно уперся в торчащий из торфа ствол дерева. Его края острые, режут кожу, видно, он только сломался. Смотрит на него Михаил и удивляется, увидев лежащий рядом второй кусок - вершину от сухой сосны.

Осмотрелся по сторонам. Так могла сделать только пуля, попавшая в дерево и разбившая его на части. Топором так не сделать. А почему? Тем более, ему нужны дрова. С размаху ударил по торчавшему из болота дереву, а топор, взвизгнув, заскользил по нему, оставив после себя еле видную царапину. Присмотрелся внимательнее, а на том месте, еще есть три царапины, глубокие. Значит, не пулей разбили дерево, а чем-то другим. Медведя дело. Это его когти оставили царапины на дереве без коры. У волка, росомахи, да и рыси сила навряд ли такая найдется.

Попробовал вырвать с корнем пенек. Не получилось, не сдвинулся он в сторону ни на миллиметр. Ударил по нему пяткой, да, потеряв равновесие, чуть не упал на спину.

Плюнул, пошел дальше, к кустарнику.

"Вот тебе, и мал пенек. Тростинка, а такая крепкая. Погоди-ка, а не та ли эта сосна, которую орел, приснившийся мне, ударом лапы разломил?"

Михаил остановился и вернулся к сломанному дереву. Внимательно осмотрел полосы-царапины на нем. Постоял с минуту в размышлениях и снова пошел к кустарнику. А то вовсе и не кустарник, а кусок от огромного дерева. Кора от него в стороны торчит.

"Погоди-ка, - снова остановился Михаил, всматриваясь в него. Так, он же и орла видел. Бывает же. - Что же это получается, я, значит, к этому пню от дерева во сне ходил, как лунатик, а он мне привиделся орлом? Может, это Яшка, видя, что я - лунатик и во сне хожу, меня провожал, а теперь послал к этому дереву, чтобы я вспомнил, что мне ночью снилось? Неужели, все так?"

Обернулся Михаил, посмотрел в сторону ханта с Витькой, а их отсюда и не видно почему-то. Сдавил топорище и пошел к пню от дерева. А оно и вовсе не дерево, а труха одна, словно опил гнилой кто-то насыпал в кору. А она, как труба, от дерева осталась. Дерево сгнило, а кора, как голенище сапога.

"Посмеяться Яшка надо мною решил. Вот, чума! Да, и правильно. Сколько мы так ребят со своего класса также подставляли, чтобы посмеяться. В шутку же, а не со злости", - разулыбался Михаил и пошел назад.

Идет он, а того места откуда пришел, все никак найти не может. И вправо пошел, и влево пошел, и назад. И трубы-коры нет, куда-то исчезла. И холодно становится, очень холодно, и не только ногам, а всему телу. И трава, как змеи, ползет по его телу. Попытался отдернуть руку от нее, а она не отпускает, обвивает ее своими канатами.

Михаил открыл глаза и зажмурился от солнца. Над ним лицо ханта, и так из его рта неприятно пахнет перегаром, что сморщился и сразу же отвернулся.

- Мишенька, выспался-то? - слышит он голос Виктора.

- Д-да.

- Ну, и отлично, пора собираться, а то солнце проспали. А как здесь спокойно-то, мммм. Так что, Яшка, принимай нас с Мишенькой в свою семью. Он - парень сильный, умный, быстро всему научится. И. главное, не жадный он и не злой.

- Да, да, - закивал головой Яшка. - Всю ночь за кем-то ходила. Луна его водила? Этпос-ойка? Нет, сам Мис.

- Это, Мишенька, добрый лесной дух.

- Или, - поднял руку хант, - Йипыг-ойка. Шла Миша твоя, слушала его. Видела, видела, - выразительно произносил каждое слово Яшка с киванием головы. - Что ты видела, Мишанька, - прищурившись, смотрит на Степнова хант, - что она сказала тебе?

- Орла, орел со мной ходил.

- О-о, Хромой Белка. Шамана ходила. Что сказала тебе, Мишанька, она, шамана? - не отрывает любопытных глаз от Степнова Яшка.

Михаил запомнил этот сон, но, вот, рассказать ли все ханту, не знал, нужно ли, вот и замялся. Посмотрел на Виктора, и тот, словно понимая его вопрос, легонько кивнул головой, мол, не торопись.

- Он сказал, что его зовут Кяу, - прошептал Степнов.

Услышав это имя, хант тут же вскочил с саней и продолжал смотреть в глаза Михаилу.

- И когда я его спросил, можно ли мне с Малом идти к нему, он сказал, что нужно спросить у Йипыг-ойка. Он знает.

- Йипыг-ойка, - задумался Яшка. - Правда, думала я, пошли, Мисанька. Мал, - он поклонился Виктору, - а Мисанька знала, как тебя зовут?

- Нет, не говорил ему.

- А где тогда Йипыг-ойку искать?

- Сам нас найдет, - набравшись смелости, сказал Михаил.

- Хорошо сказала. Значит, Тишка правда говорила, что снился ему новый охотника. Только добрый он, - то ли спросил, то ли, раздумывая, сказал хант, смотря на Виктора, словно спрашивая у него. - Пошли, Мисанька.

Болото, похоже, закончилось. Грунт стал тверже, но кроме мха с травой на нем, почему-то ничего не росло, даже клюква с голубикой.

И хант в нартах не сидел. Шел впереди своего оленя, а тот от своего хозяина не отставал, в ногу шел, иногда доставая его спину, и, почесывая ее своими рогами.

Прохладный утренний ветерок перестал быть свежим. Сменился на теплый. А это не нравилось Михаилу, потел. Остановив Виктора, спросил, можно ли снять одежду, на что тут же получил отрицательный ответ.

- Скоро к воде и болоту спустимся.

- Как? - не понял Михаил.

- Э, э. Так, мы сейчас на пупе, а за ним и болото, и русло реки, вот-вот, увидишь.

И прав был Муравьев, грунт скоро стал вязким, и чем дальше углублялись они в долину, тем труднее и труднее было идти.

Хант свернул направо, остановился, давая оленю напиться воды. Михаил тоже присел и стал набирать в руку воды между широкими листьями незнакомой ему травы. Вода здесь по вкусу была приятной, словно разбавленный черный индийский чай. С наслаждением напившись его, посмотрел на рядом стоявших с ним Виктора, Яшку и оленя. Они от него не отрывали глаз, с любопытством рассматривая Степнова.

- Что, попила? - спросил Яшка. - Тада пошли, далеко идти нам нада. Зачем спрасила а, не знаю.

"Надо, так надо", - отряхнувши с ладоней воду, догнал Виктора Михаил.

- А ты, Миша, что-то говорить стал без запинки. Видно Кяо помог тебе.

- Хм, - сжав губы, Михаил тоже согласился с этим, но слова больше не сказал, боясь, что снова начнет заикаться.

И шли они долго. Не раз Михаил останавливался, чтобы напиться с Золотой речки воды, и потом снова догонял Виктора, который продолжал идти быстро, не отставая от ханта. Дорога была то твердой, то мягкой, но ноги не вязли в болотной жиже, потому что ее не было. Но, самое интересное, на что обратил внимание Михаил, они все время шли в одну сторону, об этом он судил по полоске леса на горизонте. Она все время была слева от него.

Вот, уже и солнце все ближе и ближе было к земле, меняя свой цвет с золотистого на оранжевый. И, когда его шар повис над горизонтом, хант снова остановился. Разбросал у нарт оленьи шкуры и присел посередине их, ожидая, чем угостит его Виктор.