"Да, ты не орел, и не коршун. Ты слепец, землеройка".

Услышав это, Михаил опустил голову, согласился с белкой.

"Ладно, иди к Тишке, потом тебя позову, придешь. Кем ты хочешь стать?"

"Не знаю", - прошептал Михаил.

"Потерянный ты. Я помогу, приходи", - и юркнула белка вверх по дереву.

"Почему ее Виктор Хромой называет?"

Открыл глаза Михаил, посмотрел на Виктора, вздрогнул с испугу. Лежит он на воздухе, раскачиваясь, немножко вперед, потом назад, словно на качели, но ее нет.

Что-то хрустнуло рядом с Михаилом, и в этот момент рухнуло тело Муравьева на лабаз, только бревна прогнулись под ним, как перина, и заново выровнялись.

Показалось? Попытался рукой продавить эти бревна, твердые, не поддались.

И в ту же минуту Михаил почувствовал сильную усталость, голова отяжелела, и он прилег рядом с Виктором, проваливаясь в темноту.

Как в пропасть, провалился Михаил под траву, по самую голову, и, чуть не захлебнувшись водой, забарахтался, и тут же, интуитивно понимая, что по-другому ему сейчас не спастись, начал сверху вниз отталкивать руками от себя воду. Вынырнув головой из воды, громко вдыхая в себя воздух, попытался руками, спиной, ногами, хоть во что-то упереться. Но кроме вязкого мха, лежащего на поверхности воды зеленым полотном ковра, ничего не было.

- А-а, а! - закричал с испугу Степнов.

- Назад греби, назад! - услышал он громкий голос Виктора.

И, подчиняясь его приказу, заработал ногами, ложась на спину. И, вот, наконец, он уперся рюкзаком в долгожданную твердь. И тут же почувствовал, как его подхватили сильные руки Муравьева и потащили наверх, на берег, и он, помогая ему, вывернув руки назад, ухватился ими за ветки куста, и...

Выбравшись на берег, так и остался лежать на спине. Руки, не сопротивлялись тяжести рукавов одежды, пропитанных влагой, ноги - штанов с сапогами. И куда ушли силы? Вода их забрала.

Стянув с головы мокрую шапку, Михаил закрыл веки и, подставив лицо легкому ветерку, расслабился.

- Ну, что, разлегся, давай, давай, ползи дальше от воды! - навис над головой Михаила Виктор. - Ну!

- Да, та.

- Блин! - выругался Муравьев. - Вроде заблудился. Эта река должна быть справа, - помогая Михаилу сесть, причитал Виктор.

Вся одежда пропиталась водой, и Виктор, вытащив из своего рюкзака спортивный костюм, заставил Михаила переодеться в него, а мокрую одежду развесил на ветках куста и стал разводить костер.

- Сколько говорил мне Гришка: не ходи по оленьему следу, не ходи. А пошел, пошел, - злился на себя Виктор. - А им-то, что, упали в воду и поплыли себе дальше, и мох за ними затянулся и, как будто, здесь никого и не было - лужайка. А откуда она на болоте может быть, а?

- Луг, - улыбнулся Виктору Михаил.

Тот, увидев это, даже остолбенел на месте, с раскинутыми руками, а потом и сам как расхохотался, до упаду. И Мишка за ним тоже смеялся до слез.

- Ой, Мишенька, - хватаясь за живот, присел на корточки Виктор, - ой, не могу. Смотрю, тебя нет. По сторонам зыркаю, а ты, как вынырнешь из этой трясины, я и сел с испугу. И ничего не пойму. А ты, как забарахтался, ой. Это ж мы на Золотую речку вышли, Мишенька! Она здесь такая же, как на Аранга-Туре, которая течет из него в Конду. Знаешь? В Конду летом и зимой течет, а когда воды много - назад течет. И здесь также. Там есть озеро, большое, километра четыре в диаметре, - ткнул он рукой на север, - и там, - показал рукой на запад, - поменьше того раза в два. А между ними эта речка. Она подземная, под торфом, местами только оголена на болоте, как здесь. А нынче, видишь, как заросла ряской, что и проход по болоту не знаешь где. А от нее только пятна видны, лужи. Ханты говорят, что это - ее ширина.

- Да?

- Врут, конечно. Не может же она быть шире Оби? Ее даже на карте нет, вот такие вот дела. Я вначале думал, что это - часть озера. Проверял, палку бросал, течение есть по все ширине. Это о чем говорит?

- О сем?

- А о том, что она извилистая такая. Ширину ее пытался определить. Где метров десять, а где пять-шесть.

- Как?

- Да, очень просто, Мишенька, по течению. То брошенная в лужу палка туда плывет, то палка обратно плывет.

- А пыба?

- Ой, этого добра здесь полно. В озерах окунь да щука. В большом озере чебак да язь с окунем, щукой, в малом окунь, но, в основном, щука. Оно глубже, там и язь зимует. А речка эта местами дышит зимой. Или из-за родников сильных, или из-за газа местами не замерзает. Но нефтяного пятна на них ни разу не видел.

А там, где мы жить будем, сухим летом, да ранней осенью медведь промышляет. Рядом с малым озером ручей глубокий, метра под три-четыре местами, так в нем таймень ходит. Ханты говорят, когда в ручье вода по колено, медведь рыбу ловит и кушает. А когда мокрое лето, как нынче, то медведь знает, что река глубокая и рыбы ему не поймать. Так косолапый ягодой кормится, корнями, и оленем. Умное животное.

- А олан?

- Что олень? - не понял Михаила Виктор. - А-а, олень. Так, он к Тишке пошел. Там у него стадо. Там оно перемешано с диким оленем. Он их смешивает, - глубоко вздохнул Виктор. - Вот такие вот дела. У дикого оленя рога красивые, а у домашнего - и смотреть не на что. Так вот, у Тишки у всех оленей рога красивые. Что дикие, что домашние, все к нему идут. То Хромая Белка ему помогает и старик-филин. Может, еще кто. Тишка оленя бьет не при стаде, а заводит его, просит сына Нуми-Торума, Нёр-ойка - покровителя оленьих стад, чтобы забрал его душу к себе, в свои стада.

- Ка-ка?

- Мишенька, не знаю, сказка это или нет. Но этой ночью к тебе шаман приходил?

- Нат, - замотал головой Михаил.

- Вот, как. А ко мне он приходил, орлом был, носил меня над тайгой.

- У меня балка бала.

- Хм, - улыбнулся Виктор, - а говоришь никто не приходил. Это, значит, к тебе приходил сам Хромая Белка. Вот, что у ханты, что у манси, здесь их мир. Здорово, если они разрешат и нам его увидеть. Нуми-Торум - это у них здесь старший повелитель. Дальше рассказывать тебе?

- Д-та, - ежась от холода, прошептал Михаил. - У Нуми-Торума есть дети. Старший из сыновей его Полум-Торум ведает всей рыбой и зверьми. Второго сына зовут Мир-суснэ-хум, он - "Небесный надзиратель", он смотрит, как ведут себя братья - люди.

Третий сын Нуми-Торума Аутья-отыр, он похож на щуку и живёт в Оби. Четвертый сын Нуми-Торума Нёр-ойка, он - покровитель оленей. О нем я тебе уже говорил.

Так, что тебе сказал Хромая белка? - заглянул в глаза Михаила Муравьев.

- Каза, ска-за, сказа, а, - прикусил нижнюю губу Степнов. - Хоросо.

- Ну, и добре, зачит, поможет.

- А ка-а-за ч-ч-ч.

- Стоп, - поднял руку Виктор и посмотрел в небо. - Какая красота, Мишенька. Так, что он сказал?

- Яшка иди, - и проглотив слюну, без ошибок произнес, - сам меня позовет.

- Вот, видишь, Мишенька, говоришь уже без запинки, не как вчера. Помогать тебе начал Хромая Белка. А, вот, и Яшка к нам идет, - встал Виктор в полный рост и, смотря в болото, замахал кому-то рукой, громко закричав, - Яша, ты ли это?

- Оу-уя, я-яо-о, - то ли эхо, то ли кто-то ответил Муравьеву.

- Он, он! - разулыбался Виктор, показывая Михаилу куда-то вдаль. - Не видишь? А, вон, олень идет, метров триста отсюда.

Михаил встал и стал всматриваться.

- Вот там серая полоса, видишь? А справа от нее серое пятнышко удаляется. Видишь? Да, не торопись бежать глазами, медленно их веди. Вон туда смотри, не своди с того места глаз, а приметишь, что оно, то пятнышко, дальше и дальше от полосы отходит. Это - он, Яшка Рыскин. Если бы звучало ы-ы-ы, то значит Тишка, а если я-я-я, то Яшка. Через три-четыре часа будет здесь, а, может, и больше. Высохнуть успеешь.