Я действую быстро и не даю ей возможности отдышаться. Резко врываюсь в нее и от удивления она приоткрывает рот. Я двигаюсь грубо, но я всегда так поступал. Трахаясь, я ищу удовлетворения для себя, впрочем, женщины почти всегда кончают раньше меня. Я не мудак и обычно удостоверяюсь, чтобы они тоже получают удовольствие. Но в случае с Роуз я чувствую неуверенность. Она отличает от телок, с которыми я обычно трахаюсь. Я врезаюсь в нее снова и снова. Она выгнула шею и мне не видно ее лица. Ее руки сжаты в кулаки, но с губ определенно срываются стоны удовольствия.

Роуз сжимает меня изнутри, и я понимаю, что она готова кончить. При каждом толчке я задеваю пирсингом нужную точку. Я знаю, что она ощущает его всякий раз, когда я вхожу в нее. Она сжимает меня еще крепче и громко стонет. Так приятно наблюдать, как женщина буквально распадается на части у меня на глазах. Я могу пристраститься к этому, никак не могу замедлить темп собственных движений. Я не чувствовал подобного наслаждения уже очень долгое время.

— Кричи мое имя, Роуз. Кричи так громко, чтобы Небеса и Ад услышали тебя.

Она подчиняется, а я пальцем начинаю ласкать ее клитор. И большего и не требуется: с ее красивых пухлых розовых губ срывается мое настоящее имя.

Я выхожу из нее, но Роуз остается лежать на журнальном столике. Она тяжело дышит и явно устала. Я кончил, но мой член хочет продолжения. Я уже чувствую, как он снова набухает. Это из-за нее. Она сменила мое чувство реальности, заменив его своим собственным.

— Как… — ее голос звучит хрипло, — никогда в жизни и ни с кем я так не кончала.

Роуз тяжело дышит.

— Я хочу еще, — сообщаю я ей, надевая новый презерватив.

Она качает головой.

— Я не в состоянии пошевелиться.

Я хватаю ее за бедра и переворачиваю на живот.

— А тебе и не надо.

Роуз отключилась. Я поднимаю ее на руки и перекладываю на свободную кровать. Когда я просыпаюсь следующим утром, кровать уже пуста. Все следы ее присутствия исчезли. Я испытываю смешанные чувства; не хочу никаких привязанностей. Но что-то подсказывает мне, что это уже невозможно. Как можно не привязаться к человеку, который, можно сказать, вселился в тебя? Она — загадка. Как только видишь ее, тебя сразу же тянет к ней. Это началось еще десять лет назад. Она изменила меня. Кто-то может сказать, что к лучшему, кто-то — к худшему. Как бы то ни было, я бы ни за какие сокровища не променял тот день.

Боюсь, мне придется рассказать ей, я буду вынужден рассказать ей настоящую историю. Ту, которую она не знает, ту, из-за которой может возненавидеть меня. Историю, которая заставит ее хотеть убить меня. Можно подумать, что человеку в моем положении стоило бы бояться рассказывать ей, чем я зарабатываю на жизнь. Но в действительности, именно то, что я сделал с ней несколько лет назад, разобьет вдребезги то, что еще и не успело начаться между нами.

Роуз

Чистое блаженство. Именно так можно описать то, что я чувствую на протяжении последних двух недель с Лиамом. Мы видимся каждый день. Он забирает меня с работы, везет к себе и трахает до потери сознания каждый божий день. Мы почти не разговариваем, а если и разговариваем, то говорю преимущественно я. Я уже поняла, что он не любит говорить, но ему нравится слушать. Не вижу в этом ничего страшного, думаю, что в этом весь Лиам — он слушает и наблюдает, кто чем занимается. Никому никогда не было интересно, что он мог сказать, поэтому он предпочитает просто оценивать обстановку. Но когда он говорит, я вижу проблески того мужчины, которым он на самом деле является, и это зрелище прекрасно.

Мне разрешено прикасаться к его шее, лицу и волосам, но продвинуться ниже он мне не позволяет — я уже пыталась. Всякий раз, когда я пробую, он сцепляет мои руки над головой и врывается в меня с такой страстью, что я забываю все на свете. Он касается меня везде, где ему заблагорассудится. Я не считаю себя слабой женщиной, мне кажется, что мне просто не повезло. Когда была молода, я верила, что влюблена, и верила, что если мужчина говорит мне, что любит меня, то я должна верить его словам. Верила, что каждое слово Роджера — правда. Но он лгал, а я была наивна, молода и совершенно точно глупа.

Лиам не такой. Он не признается в любви, зато говорит, что я красивая. И я верю каждому слову, что сходит с его уст. На этот раз я не наивна, и уверена: то, что он говорит — правда. Если Лиам тратит свое время на кого-то, то вкладывает в это всю душу.

Когда я выхожу с работы, он стоит возле своей машины. Руки засунуты в карманы, а глаза, как обычно, скрыты темными очками. Одет он, как обычно, в черный костюм, который идеально сидит на нем. В животе у меня начинают порхать бабочки, просто от того, что я смотрю на него. Мне хочется подбежать к нему, обвить руками его талию, но он не позволит мне. Пока что мне позволено обнимать его за шею, а сам он обнимает меня за талию и кладет ладони на ягодицы. Впрочем, мне не на что жаловаться. Он дарит мне те частички себя, которые не показывает больше никому. Прошлой ночью мы лежали на полу — обнаженные, удовлетворенные после хорошего секса — и он кое в чем признался мне, когда я спросила его, почему стены в его доме покрыты граффити. Ведь это так необычно, ни у кого дома нет таких стен, как у него, но, с другой стороны, ведь нет и никого похожего на Лиама Блэка.

— Они возвращают меня в те времена, когда я был молод и однажды поздним вечером встретил красивую девушку. Между нами возникла не поддающаяся описанию связь, и я рисовал для нее граффити, а она сидела и наблюдала за мной. Пожалуй, это было самое счастливое время в моей жизни.

Я прослезилась, когда он признался, что тот день был самым счастливым в его жизни. А единственный способ сохранить это воспоминание — впоследствии раскрасить изнутри стены собственного дома. Если я остаюсь у Лиама, то сплю на диване. Я ни разу не была в его спальне, он не отходит от меня, пока я крепко не засыпаю. Всякий раз он ждет, пока я окончательно не отключусь. После секса на это не требуется много времени. Но сегодня вечером мне нужно кое-что сказать ему, о том, что мне необходимо сделать, о том, что во мне чего-то не хватает, и он должен понять. Не знаю, как сложатся наши отношения дальше, просто надеюсь, что на этом все не закончится.

— Думаю, нам надо поговорить.

Обнаженный Лиам тяжело дышит надо мной, руками удерживая мои руки над головой. Он снова врезается в меня, и я закрываю глаза, когда меня охватывает экстаз, но мне удается открыть их, и я вижу, что он смотрит на меня, наблюдает за мной. Ему нравится так делать, он любит смотреть на меня. Не в силах удерживать глаза открытыми, я инстинктивно закрываю их, так как меня разом охватывает слишком много эмоций.

— Нет, — отказывается он, отстраняется и оставляет меня лежать на полу.

Он встает и обнаженный идет на кухню. Чудесное зрелище. Упругий зад, ни капли жира во всем теле, а спина такая мощная, впрочем, как и весь он. Мне удается сесть, хотя все тело болит. Свет из холодильника освещает его тело, и в этом свете он выглядит гораздо мощнее, чем на самом деле.

— Я должна тебе кое-что рассказать.

Я ловлю бутылку воды, которую он бросает мне, затем Лиам склоняет голову набок и оценивающе смотрит на меня.

— Я не хочу ничего слышать, Роуз.

— Но почему?

— Наш мирок хорош таким, какой он есть, не разрушай его, — отвечает он, после чего уходит в свою комнату, закрывает дверь и оставляет меня в одиночестве. Я не иду следом за ним, все равно это будет пустой тратой времени. Он ни за что не пустит меня туда. Спустя десять минут он возвращается уже одетым: черный костюм и перчатки, волосы аккуратно уложены.

— Собираешься найти с кем переспать? — шучу я, а затем встаю, нахожу платье и надеваю его.

— Да.

Наполовину одетая я резко разворачиваюсь к нему. Он пошутил, теперь я это вижу, но эта шутка причинила мне боль сильнее, чем должна была.