- Я надеюсь, об этом никто не пожалел, - вставила кокетка.
- Поженились?
Вид у меня был, я полагаю, обалдевший, несмотря на мои последние умозаключения: все-таки привыкнуть к таким вещам сложновато... День какой-то складывался ненормальный.
- Хорошо, нас меньшинство, но мы хотим жить, как все остальные, - сказала незащищенная. - Это замечательно, что мы тоже имеем теперь право вступать в брак, венчаться...
- Человеку нужно иметь ответственность, обязательства... - с непонятным апломбом сообщила кокетка.
- А теперь мы хотим ребенка.
- Вам помочь? - ввязался из кухни Алекс, вероятно решивший, что молчать больше нельзя. Он, правда, во все время разговора с девицами не подавал признаков жизни, хотя, судя по последней реплике, не упустил ни одной детали.
- Спасибо, мы справляемся, - серьезно ответили они обе одновременно. Потом взглянули друг на друга, и незащищенная заявила: - Вы говорите, наше желание сбудется... Мы загадали, делать искусственное осеменение или нет.
- Обе? - я сидела, как сиживала когда-то Нюська Каргова, с разинутым ртом, только что слюна не вытекала.
- Нет, лишь она, - незащищенная кивнула на подругу. - Она будет рожать, а я - работать, ну и вообще помогать...
- Папашкой, то есть, - подумала я. - Ну что ж, меньше народу...
Кокетка улыбнулась и мечтательно сообщила: - Я всегда мечтала о ребенке.
- У нас, конечно, будет девочка, - серьезно сказала незащищенная. - Я думаю, мы сможем воспитать достойную леди.
- Вот это да! - кинул им вдогонку Алекс. Он высунулся из кухни, едва за клиентками закрылась дверь. - Слушай, дай мне соль, наконец, а то еще новые гомики набегут, рассадники заразы.
Пока я доставала соль, он, не переставая, выдавал эмоции по поводу гомосексуализма вообще и ушедших клиенток в частности: - Я их воспринимаю, как личное оскорбление! - орал Алекс. - Вот сижу я тут, голодный мужик, только дай, а эти друг друга... - Алекс смешно сощурился и горестно возопил: - Трам-та-рарам!
- Я это так себе представляю: просыпаются утром в постели два усатых мужика, - смеялась когда-то Деби. - И целуются: с добрым утром.
- А женщин представляешь?
- Итс окей, - хладнокровно отвечала она. - Моя сестра живет только с женщинами. Кому что нравится.
- Я иногда думаю, может, и мне стоит переключиться на баб...
Это, разумеется, было простым кокетством с моей стороны, но Алекс отреагировал. Он смешно замахал руками и стал сильно возражать: - Нет, нет, не надо, ни в коем случае, только не это... Переключись лучше на меня.
На том пока и порешили.
Уже поздно вечером явились мы "на дринк" в знаменитый Клиф-хауз, Дом на скале, то есть. Бар там закуренный, только топоры вешай, но с местом повезло: свободный столик случился у большого окна, откуда просматривался Тихий океан. Неприятности поджидали меня совсем с другой стороны.
Едва мы устроились, мне стало ясно: все бы ничего, если бы со мной сидел кто угодно другой, но только не Алекс. Одной и то было бы лучше, по крайней мере, не мешал бы никто молчать и смотреть на волны.
А раздражение началось тоже почти сразу, когда разбушевавшийся нахал тупо взглянул на расцвеченное яркими иллюстрациями дринков меню и немедленно его отложил.
- Что ты пьешь? - просто так, чтобы завязать разговор, поинтересовалась я.
- Закажи что-нибудь на твой вкус, - небрежно ответил Алекс. - Главное, без алкоголя.
Я раскрыла рот, потом закрыла, потом опять раскрыла: - Интересно, кто из нас мужчина?
- Это нам предстоит узнать, но позже, дома, - пообещал Алекс с загадочной улыбкой. - Самое главное, чтоб не появились новые кандидаты на искусственное осеменение.
Он, наверно считая, что удачно пошутил, сам же закудахтал, как довольная курица. Несмотря на то, что я даже не улыбнулась.
Подошла официантка в сведенной на нет мини-юбочке и заиграла бедрами где-то на уровне моих глаз.
Алекс кивнул ей на меня. Официантка вильнула бедром в мою сторону. Мне на минуту показалось, что Алекс вот-вот клюнет носом прямо в ее аккуратную задницу, но он, не без труда отстранив голову, только замигал своими голубенькими глазками.
Я беспрекословно заказала ему девственный клубничный дайкири, а себе сухой мартини на джине со льдом. Не могу сказать, что я в восторге от мартини: горькое, кислое, да еще с маслиной в придачу, а я маслин вообще не люблю. И зачем я себе это заказала, тоже не понятно.
- Мартини? - переспросил Алекс. - Это у Хэма все мартини пьют?
Он уже раздражал меня очень.
- Ты Хемингуэя имеешь в виду?
Не стоил московский скрипач того, чтобы пить перед ним противный мартини. Вообще, с какой стати я должна ломать себе голову, выбирая для кого бы то ни было что бы то ни было?
- Прочитал Хемингуя, - Алекс видно решил добить меня своими остротами. - И не понял ни...
Крайне смешно. Стараясь не слушать его ворчание и всем давно известный похабный каламбур, я напряженно смотрела в окно.
Откуда-то из темноты одна за другой с точностью маятника накатывали волны. Каждая волна вздымалась неожиданно, громадным и целостным, будто живым, существом, а потом в ней что-то ломалось. Тогда волна разбивалась вдребезги на мелкие пенистые брызги, которые по инерции еще устремлялись к берегу, но постепенно сникали, мельчали, в результате сосредоточенно укатывая обратно, будто их оттаскивал некто или нечто за невидимые нити...
Прошло, кажется, несколько минут, пока до меня, наконец, дошло, что каждая новая волна значительно больше предыдущей.
Я вдруг поняла: ведь со мной что-то происходит. Скорее всего, повторяется то ужасное и удивительное состояние, которое мне уже довелось испытать однажды.
Я отвернулась и наткнулась взглядом на Алекса. Тот продолжал что-то бормотать. Он, по-моему, еще рта не закрыл: все говорил и говорил. Интересно, и это я осознавала абсолютно отчетливо: его-то я видела по-обычному, только глазами. Я опять повернула голову к взыгравшему океану.
Должна признаться: ни разу до сих пор, со времен ужасного случая с Зинаидой, у меня не возникало того, сейчас уже почти забытого, ощущения, что зрение мое превратилось в нечто, совершенно иное... И вот опять. Не знаю, что именно заставило меня это почувствовать, только я неожиданно для себя сообразила, что начинаю видеть как-то странно. не одними глазами, а по-другому, какими-то не известными мне органами...
Никому и никогда не пожелаю даже во сне быть свидетелем той картины, что развертывалась сейчас передо мной наяву. Зрелище, которое, что называется, захватывало дух, заставило меня не просто испугаться - затрепетать от страха. Издалека, прямо на окно, не накатывала - перла черная громада воды, способная подмять под себя и проглотить весь город. Сердце мое начало останавливаться: ведь все жители Сан-Франциско знают о том, что городу предсказана участь Атлантиды. Я повернулась к Алексу.
Наверно, мой взгляд стал теперь уже диким, Алекс даже замолчал. Глазки его мигали быстро-быстро.
- Бегом, - почему-то шепотом приказала я. - К машине и ходу. Это конец.
Алекс перевел глаза на окно, потом обратно на меня. Взгляд его выражал недоумение.
- Ты что, не видишь?
Теперь я заорала. Все ошивавшиеся в баре китайцы, как по команде, повернули головы к нашему столику.
- С ума сошла?
Я показала рукой в окно, затем машинально посмотрела вслед своей же руке. За окном ничего такого не было. То есть, все, как обычно.
У меня окончательно все похолодело внутри. Значит, свихнулась. Совсем свихнулась. Надо смотреть правде в глаза.
- Мартини, мэм...
Всеми своими бедрами официантка выражала озабоченность, ставя перед нами бокальчики с коктейлем.
Алекс стал рассматривать свой, будто это был не клубничный напиток, а заморская драгоценность. Он медленно, чинно, словно юная пионерка на приеме у тимуровского дедушки, обсасывал соломинку, облизывал, интеллигентно причмокивая, малюсенькую красную пластиковую шпагу с наткнутым на нее кусочком ананаса. Раздражение мое возрастало, пока не доросло до объема той самой страшенной волны.
