- Ну вот, это другое дело, - прошептал Серж. - От ненависти слишком много зла, я не приемлю ненависти любого сорта. Не надо так больше, ладно?
Ишь ты, какой правильный. Зачем, в таком случае, рассказывает гадкие анекдоты, да еще услышанные от Алекса?
Неожиданная неприязнь к Сержу, вызванная последним эпизодом, прошла быстро. Я же понимала, просто он хотел поменять тему, только сделал это неловко... Что ж теперь, не стал же он, в конце концов, негодяем только потому, что допустил глупость...
Через несколько минут я уже ехала через Вирджинию стрит на своей машине следом за Сержем и громко молилась, чтобы ничего плохого не случилось в дороге. Неужели не вмешается мой рок вот-вот, вот сейчас, за эти последние минуты до того, как наступит счастье, счастье на целых три дня и три ночи, до самого вторника, Господи, если ты есть, сделай, чтобы мы доехали нормально. Потом, когда мы, наконец, окажемся в одной машине, пусть будет, что будет. но пока мы еще порознь... Сделай так, чтобы я не потеряла его светло-серый "Шевролет", о милосердный Боже, сделай так, чтобы мы соединились с ним, еще в этом мире...
Как ненавижу я эти машины, и этих пешеходов, которые норовят встрять между нами, или перейти дорогу, или еще что... Вот, опять. Да оно же у меня уже автоматически выскакивает, это "ненавижу"... А я сдержу себя, не буду, Серж прав: во мне слишком много ненависти, а он ее не приемлет. Так ведь он сказал: "Не приемлю ненависти любого сорта". Серьезно сказал, будто лекцию прочитал. Чего это он так вскинулся? Неважно, чего, я задавлю в себе это слово, этот результат моего извечного "Ни кара ни гуа", я постараюсь всех любить, даже мерзкого Алекса я постараюсь любить, только чтобы Серж не бросал меня...
Он боится ненависти, не такие уж, значит, мы с ним одинаковые. Для него бородатые анекдоты лучше ненависти, а я и их ненавижу... Господи, да ведь я этой ненавистью пропитана, я давно уже дышу ею. Он бросит меня, потому что во мне слишком много злобы скопилось за жизнь, я не в состоянии от нее избавиться, а тогда что? На мост "Золотые Ворота" и - в сумасшедшие волны пролива? Значит, надо избавляться, а как? Как не вспоминать обиды прошлого? Зачеркнуть все, что произошло со мной до сих пор, словно неправильно написанные страницы рукописи, которая еще не успела стать книгой? Боже правый, как? Ради Сержа я, конечно, изо всех сил попытаюсь, но как?
Неожиданно для себя я почувствовала, что, кажется, знаю ответ. Перед мной возник образ маленькой девочки, той, которая не хотела сделать больно мучившей ее подружке... Да, значит, надо почаще вспоминать, что в мире живет та маленькая девочка, это, пожалуй, единственное хорошее, что я могла вспомнить. Единственная жемчужина в огромной куче, но все-таки она есть, эта жемчужина, бедная девочка, что ее ждет! Ее будут толкать и пихать другие, такие, как та ужасная подружка и каких слишком много, и они не боятся причинить боль другому, наоборот, делают это с удовольствием... Они будут толкать и пихать в грязь мою маленькую девочку, пока она не станет мной...
Или она не станет? Окажется посильнее меня и не станет? Ведь уже, пожалуй, держится: я-то плевать хотела на их проблемы. Я готова поубивать их всех, лишь бы эта маленькая девочка не стала мной. Я с ужасом подумала, что ненависти во мне не только не поубавилось, но даже, кажется, наоборот.
Я снова вспомнила всех своих одноклассников, всех, одного за другим. Потом я вспомнила других, хорошо знакомых и случайно встреченных... Все, кого я ставила сейчас перед собой, смеялись над теми, кому было плохо, били тех, кто слабее, хамили тем, кто не умел ответить, изводили тех, кто был не такой, унижали каждого, кто позволял себя унизить, использовали тех, кто их жалел, обманывали тех, кто им доверял. Я вспомнила Деби и стало еще хуже, ведь получилось, что в истории со Стюартом я оказалась не лучше тех, кого ненавидела. То есть, в конце концов, примкнула к ним... Стала их частью... Плоть от плоти, кровь от крови этих ужасных ИХ. Трясина затягивает. Я стала частью трясины, именуемой Злом. Может, я всегда была злом, поэтому и вызывала к себе недобрые чувства? Неужели даже крошечным ребенком, грудным, уже родилась злом? Так это таких нельзя производить на свет божий? А что еще способна произвести трясина? Из пены морской появилась красавица богиня Афродита. Что же из вонючего болота? Разве не несчастные озлобленные уроды, которые только и рвутся к победе над богами? Что есть суть совокупности обычных для себя желаний с "Ни кара ни гуа" всех земель и веков, которая гордо звучит человечеством?
Найдете ли вы хоть какое-нибудь оправдание им, да и себе заодно, мадам? Можете ли возразить, что-либо, вы, гадалка и советчица? Уж кому-кому, но вам следовало бы разобраться получше.
Впрочем, чего уж тут разбираться? Историю проходили.
В худшие времена одни терзали и уничтожали других, в лучшие - тянулись, лезли, перли к кормушкам, отталкивая и топча мешавших, гребли под себя, сколько могли нагрести. Их не мучила совесть, потому что у них не было совести... Зато было отличное оправдание: они не ведали, что творили... Выходит, человек рождается со встроенным инстинктом причинять боль другим?
А моя маленькая девочка? Она-то откуда? Не из пены же морской... Значит, все-таки иногда, редко-редко этого инстинкта почему-то нет, тоже, вероятно, от рождения... А вдруг и нет так уж редко, как мне сейчас кажется? Хорошо было бы отбирать сразу: отделить тех, кто с инстинктом да и поубивать всех к чертовой матери, но кто же тогда останется? Трое в лодке, не считая собаки? К тому же, кто отбирать будет? А убивать? Ведь для этого тот самый инстинкт нужен, значит, кого-то из убийц все-таки надо будет оставить?
Кошмар какой. Зачем я об этом думаю? Тоже мне, спасительница человечества нашлась... По прямой дороге к Холокостам и геноцидам...
И вдруг заметила, что уже некоторое время рядом со мной в машине кто-то сидит. Не глядя, я догадалась, кто это был. Он выглядел так же, как тогда, в том моем детском сне. Человек улыбался одной стороной рта. Впрочем, я не берусь утверждать, ведь я не могла видеть его иначе, чем в профиль...
- Ну вот мы и встретились опять.
Он говорил размеренно, с негромким удовлетворением.
Я закричала: - Что вам от меня надо?
- Спокойно, спокойно.
Мой пассажир опять улыбнулся своей улыбкой, от которой по всему моему позвоночнику продрало жутким смертным холодом. - Я ведь предупреждал, что ты еще придешь ко мне, сама, между прочим, прибежишь.
- Неправда, я не звала вас! И не к вам я бежала.
- Нет, моя деточка, ты именно звала. И бежала именно ко мне. Потому что прекрасно знаешь: только я, один я могу помочь тебе.
- И для этого я должна продать свою душу? - пролепетала я.
Гость расхохотался: - Фаусты и Мефистофели! Я очень и очень болен! Рукописи не горят! Литература все это!
Он помедлил и вдруг деловито спросил: - А чего тебе хочется?
Этого вопроса я как-то так в лоб не ожидала.
- Ну, это... Чтоб бездомных не было...
- Ты еще мне крестное знамение покажи! - немедленно отозвался он. - Ишь, альтруистка нашлась. Лично тебе, чего хочется?
- Да ничего мне не хочется...
Усталость буквально пронзила меня, затем осенил сам собой сложившийся прямо на языке ответ: - Лично мне хочется, чтобы вы оставили меня в покое.
Человек укоризненно покачал перед моим носом указательным пальцем. Сделав это, гость неожиданно начал картавить, отчего интонация его стала точно такой, как бывает у актеров, когда они играют Ленина, произнес: - А доложу-ка я вам, догогой мой, что ганьше вы были гораздо сговогчивее.
- Когда это раньше? Я, что ли, виновата, что она тогда без потомства осталась? Причем тут я?
- Ага!
По-моему, моя слабая попытка защититься обрадовала его еще больше. - Но ведь есть же кто-то, кто этого желал.
Мой жуткий собеседник неопределенно покрутил в воздухе кистью руки. - А вы? Разве не мечтали вы о том, чтобы провалиться всем вашим обидчикам куда-нибудь... - он помедлил, раздумывая. - Скажем, в тартарары?
