Фильма я не помню категорически.
Зато помню, что с головы то и дело куда-то назад сваливался берет. Я оглядывалась и всякий раз сталкивалась взглядом с одной и той же немолодой женщиной, которая мне этот берет подавала. А самое главное, что осталось от того случая, - это ярко сквозившее во взгляде незнакомки отвращение. Я до сих пор содрогаюсь, когда в памяти возникает выражение глаз моей судьи: омерзение ко мне, моему берету, всему моему виду.
После этого похода в кино, я слегла. В буквальном смысле слова, заболела. Мне пришлось промаяться три дня. Все это время я валялась с утра до вечера, до краев заполненная скверной тошнотой, головной болью и настойчивым желанием умереть, а еще после этого уже никто никогда не мог заставить меня не то, что выпить водки, лизнуть или даже нюхнуть.
Мы немного поговорили о спиртных. Оказалось, и Серж водки не пьет: и у него когда-то был в жизни похожий вечер. Да и у кого из нас не было в прошлом хоть одного такого приключения?
- Я и не думал, что ты пьяница, - одобрительно хмыкнул гость.
- Какая же я пьяница?
Мы недолго перебрасывались незначительными фразами: разговоры служили только короткой прелюдией к чему-то другому, тому, ради чего нас неожиданно свела судьба. Я желала этого так сильно, что все тело мое дрожало мелкой дрожью. По-моему, Серж завелся не меньше меня.
Что наша сегодняшняя встреча при любых обстоятельствах закончится в кровати, было всем ясно с самого начала, да это, в итоге, и было то единственное, чего мы оба хотели, к чему оба стремились. Дурацкое язвительное выражение Сержа, правда, отталкивало меня сначала, но ненадолго хватило нас обоих: он расслабил свои губы, я - свои мышцы с нервами заодно.
Серж заснул мгновенно, я же долго маялась в полусне. Мысли мои незаметно конденсировались в голове из легкого тумана, приправленного шнапсом и сигаретным дымом, но не успев приобрести ни плоти, ни формы, таяли, так же незаметно превращаясь обратно в туман.
Даже не мысли это были, а так, всякая чепуха: например, что приятно целоваться, когда у партнера мягкие губы... Или, что приятно засыпать на его руке... Что рука эта именно, точно по штампам, горячая и надежная. Я прижималась фасадом к горячему боку Сержа, с удовольствием вдыхая запах его кожи... А может, это были духи...
В общем, что и требовалось доказать.
И сама не заметила, как вдруг оказалась опять наедине с трупом в "жуткой жаркой Африке", или где уж там происходили замучившие меня совсем за последние два дня кровавые страсти. На этот раз я тащила труп неведомо куда, а Серж помогал мне. Серж не просто помогал мне: он был моим зеркальным отражением, мной и в то же время, непонятно кем. Он медленно превращался то в меня, то обратно в себя. Труп при каждом очередном превращении неприятно скалился, затем, наконец, почему-то обернулся Соней-диллершой и развязно подмигнул. На этом я проснулась. Чтобы хоть немножко успокоиться, пришлось отправиться в ванную и умыть лицо тепловатой водой. Я походила по комнате, затем, вернувшись, села на кровать и включила ночник.
Серж лежал рядом со мной и, скорее всего, находился во власти кошмара.
Губы его нервно дергались. Он то всхрапывал, то совсем переставал дышать. Руки Сержа напрягались, будто ему приходилось тащить что-то тяжелое. Туловище время от времени делало странные конвульсивные движения, вроде бы он быстро оглядывался.
- Уберите его, - тихо прошептал Серж.
Мне стало окончательно страшно не тогда, когда он ни с того, ни с сего начал вопить благим матом, что не виноват. Самым жутким оказался именно тот момент, когда исступление Сержа вдруг прошло. Меня охватил ужас, потому что Серж быстро, тихо, невнятно, но вполне уверенно забормотал на непонятном языке, не похожем ни на один человеческий. Вот это-то неясное бормотание и оказалось последней, самой ядовитой каплей: я стала трясти спящего изо всех сил. Я трясла Сержа, пока он не проснулся.
А проснувшись, сел в кровати, впился куда-то невидящим взглядом и спросил: - Где он?
- Кто?
Я не люблю подавать вид, что боюсь, но тут меня, что называется, мороз продрал.
Серж окончательно проснулся и с сердцем сказал: - Кошмар какой!
- Иностранные языки знаешь? - деловито осведомилась я.
- Это все, что тебя в данный момент интересует?
- Я не шучу! - заорала я. - Отвечай! Знаешь иностранные языки?
- Кроме Инглиша, ни...
Я начала рассказывать о неясных бормотаниях. Тело Сержа содрогнулось, сперва незаметно, потом сильнее и, наконец, довольно внушительно.
- Слушай, не пугай ты меня, - попросила я. - Расскажи, что тебе снилось?
- Черт знает, что, - с места в карьер, горячо и убедительно зачастил он. - Древняя Аравия, что ли, а, может, вообще Египет...
- В языке этом сплошные "х", - вспомнила я.
- Ты ж говоришь, я не по-русски, - ухмыльнулся было Серж, но тут же вспомнил, что не до шуток и опять содрогнулся всем телом.
- Вроде убил я кого-то... Бичом забил, насмерть, представляешь? Я вообще не кровожадный. Поверишь? - мухи не прибью, а тут... - с непонятной страстью бубнил этот ненормальный.
Цинизм его, все, что он там на себя напускал, при этом, как рукой...
- Между прочим, ты там тоже была, и я...
Он доверительно поглядел на меня, чуть улыбнувшись, а потом облизнул губы и закончил свой странный рассказ с блуждавшей улыбкой на лице, принявшем выражение полной бессмысленности: - Самое интересное, я все время превращался в тебя, а ты в меня. Мы с тобой старались спрятать труп...
На последних словах, я почувствовала, что буквально каменею от ужаса.
- Мужик еще этот в юбке... - сказал Серж, вроде бы что-то обдумывая, и прибавил: - Трапецией... Знаешь, как на картинках... Видно, все-таки Египет... Жара дикая... Как ты думаешь, в Египте только пирамиды строили? Или башни, например, ступенчатые тоже, для разнообразия?
Не испытывала я что-то никакой жары, наоборот...
- Ты-то чего трясешься? - усмехнулся Серж. - Приснилось-то мне.
- Он худой, прямо доходяга... Грязная белая юбка трапецией, вороны на трупе, обожженные плечи. Строительство...
Я внушительно посмотрела ему в глаза: - Не пирамида, именно квадратная башня...
Лицо Сержа с каждым моим словом, постепенно менялось в цветах, сначала желтея, потом белея. В конце, оно приобрело голубой оттенок.
- Со ступеньками, - вещала я: - в фиолетовое небо... Бич в руке, как живой... И этот, в юбке, забитый... Замученный, поджаренный какой-то...
- Это я все во сне разболтал?
Во взгляде Сержа, кроме бессмысленности, стала обнаруживаться недоверчивость.
- Это мне снилось.
Моя речь была, на удивление мне самой, тихой, раздельной, каждый звук выговаривался старательно, на редкость, отчетливо: - Нам приснился один и тот же сон.
Мы немного посидели в кровати, молча пытаясь осмыслить.
- Слушай, - когда лицо его стало жарким и красным, как спелый помидор, сказал, наконец, Серж. - Сделай кофе, спать же все равно не удастся.
- В постель? - автоматически спросила я.
- Нет, в чашку, пожалуйста, - ехидно ответил он, но опять спохватился и посерьезнел. - Кофеварка в этом доме водится? Или по-американски, на растворимый перешла?
По лености своей я действительно перешла на растворимый, но медную кофеварку, их, у нас турками называли, похожую на недоокругленную колбу... Я не уверена, кажется, правильно, она называется жезвье... Или, жазвер... В общем, специальной формы кастрюльку для особых случаев я нашла как-то в армянской лавке, там же продавался настоящий, по-турецки смолотый кофе. Самое удивительное, на кухне сразу все нашлось, я всыпала кофе шапкой в холодную воду и поставила на огонь, мысленно отметив, что руки делали нужные движения механически.
Серж подошел незаметно, обнял меня сзади и серьезно сказал: - Ничего в голову не приходит.
Когда я сняла с огня бурлившую коричневую жидкость, он автоматическим движением мазнул мизинцем по приготовленной для него чашке, как будто хотел удостовериться в ее чистоте. Я взяла свою, выразительно взглянула на него и повторила его действие: мне легко было это сделать, потому что Серж в точности воспроизводил руками каждый мой пасс.
