— Это так, но я собирался сказать, что это было и обещание, правильно? Он обещал тебе чертовски хорошо провести время, а затем обломал. У девушек опухают яйца?

— Да, — сказала я просто.

Он фыркнул.

— Хорошо, я знаю, у парней такое случается, и у него сейчас, наверное, серьезные проблемы. Я имею в виду, черт, парень заполучил тебя, ты была голой, и все же он не трахнул тебя. Ты имеешь представление, какой самоконтроль для этого требуется? Парень чертов Геракл.

Я рассмеялась. Я знала, что прийти сюда было хорошей идеей. Я уже чувствовала себя лучше.

— Может, я его просто не привлекаю, — сказала я, стараясь не ухмыляться.

— Теперь ты просто напрашиваешься на комплимент.

Улыбка, которую я пыталась подавить, засияла на моем лице.

— Ну-у-у, я не сплю с тобой, помнишь? Какая от тебя польза, если ты не подбодришь меня приятными словами?

— Верно подмечено. — Он подцепил на вилку последний кусочек яичницы, потом соскользнул со стула, чтобы соскрести с противня остатки. — Ты исключительно потрясающая женщина с поразительными акробатическими способностями в постели. У тебя хороший вкус на фильмы, ужасный вкус на конфеты, и ты делаешь чертовски хороший «Манхеттен», конечно, благодаря хорошему учителю.

— Спасибо, — сказала я учтиво. — Ты ошибаешься насчет леденцов, но я все равно тебя люблю.

— Как тебе и полагается. Но что касается Эвана Блэка… — Он осекся, с сожалением качая головой. — Он козел, который не держит обещания.

— Нет, он не такой, — возразила я.

Флинн рассмеялся.

— О боже, это действительно тяжелый случай.

Я вздохнула, потому что так и было. На самом деле.

Флинн съел последний кусочек сосиски и посмотрел на мою почти нетронутую тарелку.

— Я ем, — сказала я, набирая полную вилку оладий. — Куда мы идем на этой неделе? — спросила я с набитым ртом, наплевав на этикет.

Наши еженедельные походы по музеям начались в прошлом мае, в тот день, когда мы съехались после выпуска из Северо-западного. Перед этим я жила в кампусе, а Флинн занимал малюсенькую комнатку привратника, которая досталась ему вместе с работой его отца во владении Кейнсворт, всего в нескольких кварталах от дяди Джена.

Отец Флинна, который редко покидал свой мир цветов и деревьев, приехал на поезде в день, когда мы въехали в квартиру. Он осмотрел спальню, одобрительно кивнул и потрепал сына по плечу. Уверена, что заметила слезы в его глазах.

Я чувствовала, как во мне зашевелилась ревность. Район был спокойный и вполне соответствовал представлениям моих родителей, но мы подобрали самую дешевую квартиру, какую только смогли найти. Мы оба хотели оплачивать ее самостоятельно, и мое начальное жалование не было впечатляющим. У Флинна дела обстояли не лучше, он разрывался между работой за барной стойкой и полетами в качестве стюарда. Но мы решили, что отлично уместимся, я в спальне, а Флинн в гостиной, да и пляж Оак-стрит был совсем недалеко.

Подобное место заставило отца Флинна гордиться, моего же оно только раздражало. Он дал мне ясно понять, что с удовольствием купит мне квартиру, если только я попрошу.

Я не сказала ни слова.

Попс, так звали отца Флинна, угостил нас завтраком, после чего отвел в «Ред Лайн». Мы ничего не спрашивали, просто шли с ним, пока не остановились на Рузвельт. Потом он провел нас ко входу в музей, купил по хот-догу и указал на Полевой музей естественной истории.

— Когда у вас будет выходной, — сказал он, — тут, там, — добавил он, указывая на аквариум, — институт искусств, одна из тех лодок, которые покажут вам все здание. Открывайте. Учитесь. Вы увидите мир, частью которого являетесь, и в котором вы живете. Вы меня понимаете? — Он ткнул Финна в грудь. — Это касается вас обоих. Это возможность облететь страну. Облететь весь мир. — Он шмыгнул носом, потом достал платок и громко высморкался. — Если бы только мать могла тебя видеть.

Флинн покосился на меня с наполовину смущенным, наполовину довольным выражением. Но мне нравилась идея облететь мир. Особенно потому, что я иногда боялась, что забыла, как это делается.

Флинн запустил посудомойку, прежде чем мы направились к двери.

— Давай на этой неделе аквариум.

— А институт искусств?

— Мы были там на прошлой неделе.

Я пожала плечами.

Он покосился на меня.

— Если ты уже знала, куда хочешь пойти, почему сразу не сказала?

— Излишество или вежливость?

— Дай угадать. Окна.

Я взяла его за руку и счастливо улыбнулась.

— Видишь, как хорошо ты меня знаешь.

Я испытывала к окнам Шагала то, что некоторые чувствуют к Нотр-Даму или Вестминстерскому аббатству. Что-то было в том, чтобы смотреть на стекло со странными изображениями, многие из которых, казалось, были запечатлены в полете, отчего моя душа пела.

Я открыла их для себя случайно, когда пыталась найти кафе, и стояла там, забыв про голод, глядя, как свет проходит через живую и сияющую синь.

Я знала, что Флинн не понимает мое увлечение. Моне, Рембрандт, даже темные и сумбурные картины Ивана Олбрайта занимали его воображение. Но к его чести, он стоял со мной, глядя на окна столько же, сколько и я.

— Ты же знаешь, что не найдешь ответ в стекле, — произнес он, когда мы простояли там уже полчаса.

— А вдруг, — возразила я и повернулась к нему. — Может, я уже нашла.

— Да? Что собираешься делать?

Я пожала плечами, не зная, как словами оформить мысли, которые носились у меня в голове, когда я стояла там в состоянии, близком к медитации. Голубое небо. Картины, которые пронеслись сквозь вечность, так и не потускнев. Голос Эвана, говорящий мне отпустить. Лететь.

И мои собственные страхи, которые держали меня.

— Но когда ты погружаешься прямо в них, что тебе остается терять?

— Я собираюсь сделать это, — сказала я наконец, выразив все свои мысли в этой простой фразе.

— Посмотрите на нее. У Анжелины еще есть порох в пороховницах. Парень хочет тебя. Ты хотела его целую вечность. Так сделай свой ход. Скажи ему, что он идиот, если держит обещания, данные покойнику. Он просто наказывает тебя и заставляет свои яйца опухать. А если он не изменит свое мнение, то он точно идиот и в любом случае тебя не заслуживает.

— Не будь придурком.

— Не буду. Серьезно. Я горжусь тобой

— И правильно.

Он взял меня под руку.

— Пошли. Еще успеем на выставку современного американского искусства по пути, а потом я угощу тебя бокалом вина в «Терцо Пиано».

— Мы только что позавтракали.

— И что?

Я должна была признать, что возражений у меня не было. В конце концов, это был вечер, и несмотря на то, что это был четверг, никто из нас не работал.

Кроме того, небольшое опьянение могло придать мне мужество, в котором я нуждалась.

Глава 9

Еще до еженедельных посещений музеев с Флинном я ходила в Институт искусств с Дженом. Он любил это место так же сильно, как и я, настолько сильно, что через свой фонд жертвовал музею и деньги, и предметы искусства. Это было его страстью — найти художника, который нуждался в финансировании или организацию, которой требовалась наличность, чтобы восстановить или приобрести шедевр, либо древний манускрипт. Не раз я сидела в офисе Джена поздно вечером и обсуждала с ним его выбор и планы. Это не входило в мои обязанности, но эти часы всегда были моими любимыми.

Бродя с Флинном по нашим любимым галереям, я не могла отогнать грустную мысль о том, что мы с Дженом никогда этого больше не сделаем. Но в этот раз к ней примешивалась гордость, ведь я знала, что некоторые из этих экспозиций, как и многие другие по всему миру, появились благодаря щедрости Джена. И когда ты такое понимаешь, это довольно круто.

Мы прошли мимо Американской Готики и перешли к Ивану Олбрайту и его жутким «Дверям», когда у меня зазвонил телефон. Я ухмыльнулась Флинну, вытащила телефон, отворачиваясь от незнакомых людей.