Это и будет аналог правильно отрегулированного дефлекторного щита, управляемого достаточно мощным и грамотным ИИ. На слабые внешние воздействия он вообще не обращает внимания. При сильных и обширных внешних воздействиях, грозящих снести щит полностью — стравливает часть энергии в накопители, чтобы вернуть их, как только обстрел прекратится. Ослабляет защиту, зато повышает число степеней свободы для деформации. А сильные точечные воздействия вызывают «утечку воздуха» — безвозвратную потерю энергии из-за выравнивания потенциалов внешнего и внутреннего пространства. Такую нужно восполнять из реактора.

Именно поэтому плазменное оружие истощает щиты куда быстрее и надёжнее, чем удары твёрдыми телами или облучение лазером. Лазер и дубина когерентны — все частицы (кванты) в них имеют одинаковую скорость и энергию. А вот в горячей плазме со статистическим распределением скоростей и энергий всегда найдётся достаточно частиц-«чемпионов», которые способны проколоть потенциальный барьер и вызвать утечку. В релятивистском потоке энергетического проектора они вообще ВСЕ такие.

Так что у каждого дефлекторного щита есть целый ряд параметров, вместо банальной «энергии переполнения». Общая энергия поля, скорость пополнения из накопителей, скорость пополнения из реактора, предел общей деформации, предел локальной деформации (в джоулях на квадратный метр)… Когда Пророки ставили хурагок задание «поле должно выдерживать семь копий в течение секунды, но не более того», они и не подозревали, что добиться такого значения можно с помощью десятка разных сочетаний параметров. И летающие инженеры вволю порезвились, импровизируя на эту тему. По сути, двух систершипов с одинаковыми щитами не существовало, каждый был уникален — объединял их только чисто формальный параметр противостояния одному типу атаки. Против любого другого оружия (даже против нерелятивистских энергетических проекторов эсминцев) их эффективность отличалась.

Для начала Ричард смонтировал на корабле двойной щит. Не в смысле двух разных генераторов, а в смысле возможности переключения между режимами пустотного и дефлекторного щитов. Увы, просто щёлкнуть тумблером для этого было нельзя — переход на пустотный щит занимал полчаса, а обратно — целый час, причём всё это время корабль висел в пространстве вообще без щита. Так что импровизировать в бою не получится, но заранее выбрать лучшую защиту для сражения с тем или иным противником, в тех или иных условиях — вполне реально.

С пустотным он провозился почти год — как-никак, принципиально новая технология, ни одного рабочего образца под рукой (хотя Змея и подкинула некоторые рабочие решения от цивилизаций будущего). Это примерно как строить и испытывать первый реактивный самолёт в дни Второй Мировой, имея в качестве исходников только винтовые — и пару чертежей, захваченных у противника.

В итоге первый блин вышел комом — «пустотник» получился откровенно слабенький, более пятнадцати гигатонн поглощать отказывался напрочь, восстанавливался почти три минуты, не защищал от абордажных челноков и истребителей. Змея говорила, что некоторые цивилизации компенсируют эту проблему ограниченной ёмкости, создавая многослойные пустотные щиты, вложенные друг в друга, как матрёшки — но Ричард это так и не смог реализовать. Тем не менее, возможность такого режима он всё же оставил — защита от угроз из Эмпирея и возможность вести огонь, не открывая бойницы, в некоторых ситуациях может оказаться незаменимой. И в конце концов, даже такой «слабенький» щит держал семь плазменных копий в течение двух секунд — больше, чем предусмотрено для оригинальной модели CSO. Кроме того, если на каждом генераторе и проекторе разместить по хурагоку, они вполне могли снизить время восстановления в некоторых случаях до тридцати секунд — их технологическая интуиция местами превосходила вычислительные возможности слабого ИИ.

«И вообще какого чёрта? Мы Ковенант или кто? В конце концов, у меня есть технологии, позволяющие управлять гигантскими сгустками перегретого газа за тысячи километров от корабля!»

Так возникла третья оборонительная система, плазменный секторальный щит, который Ричард назвал «баклером». Сгустки выстреливались из тех же турелей, что плазменные снаряды и торпеды, только были рассчитаны на более длительное существование. Они могли представлять собой шары около ста метров в диаметре, носящиеся вокруг корабля (для уничтожения истребителей и торпед), либо складываться в кольцо диаметром в пятнадцать километров, по которому бежал в одну сторону постоянный ток, создавая мощный электромагнит. Попавшие в эту «баскетбольную корзину» плазменные снаряды разрушались, «копья» рассеивались — индукция нарушала тонкую регулировку сложных плазменных полей. Истребители или плазменные торпеды могли обойти баклер, но если всё-таки влетали в него или проходили достаточно близко, то им не везло. Торпеды лопались, как мыльные пузыри, а на машинах сходила с ума вся электроника. Это при условии немагнитного корпуса, магнитный могло и вовсе разобрать на части или поджарить индукционными токами.

С носа или кормы такое кольцо прикрывало звездолёт полностью. С борта, увы, похуже — слишком велик профиль, выстроить три кольца в ряд было невозможно, их поля мешали друг другу. Расширить кольцо до тридцати километров — тоже, не хватало мощности проекторов. Однако в течение секунды, пока вражеское копьё удерживалось щитом, оператор успевал сдвинуть баклер достаточно, чтобы его разрушить.

Тот же баклер давал и ещё одно преимущество — он работал как система «объектовой РЭБ», размывая изображение звездолёта на приборах противника и не позволяя прицелиться в отдельные уязвимые точки на теле корабля — только бить по контуру в целом. Увы, это было двусторонним — своим канонирам он мешал не меньше. Ну… почти. Ричард ведь знал параметры генерируемых помех и мог от них легче отстроиться.

Покончив с более простыми щитами, он вернулся к своей главной головной боли — к дефлектору. На данный момент примерные его параметры были следующими — энергия полной накачки — шестьдесят гигатонн, энергия критической деформации — пятнадцать Гт, скорость накачки от реактора — гигатонна в секунду, скорость сброса в накопители — до пяти Гт/сек, подкачки из накопителей — до двух Гт/сек, утечка энергии от одного плазменного копья — восемь Гт/сек. Повысить из всего этого без проблем он мог только полную энергию щита, но это повышало общее время накачки до максимума, увеличивало скорость утечки при пробое (сильно надутый мяч сдувается быстрее) и затраты энергии на открытие «бойниц» в щите.

На данный момент генератор щита связан с пятью накопителями, шестой энергокабель от него ведёт прямо в реактор. Ёмкость каждого накопителя — до пяти Гт. Проводимость каждого кабеля — до 1 Гт/сек, сам генератор чисто конструктивно пропускает сквозь себя не более 2 Гт/сек.

Если вынуть кабель, подключенный к генератору напрямую, и вставить на его место шестой накопитель, а уже в этот накопитель воткнуть кабель — скорость откачки возрастёт до 6 Гт/сек (мелочь, а приятно), ёмкость сброса — до 30 Гт, что вместе с предельной энергией деформации (всегда четверть от накачанной в щит энергии) позволит щиту принять 37,5 Гт, не лопнув. Ну а со временем накачки… качаем попарно из ранее заряженных накопителей, это позволит сократить вдвое время половины зарядки, то есть общее время снижается до 45 сек. Даже до 42,5, поскольку пока работают четыре других накопителя, мы можем заново накачать тот, в который воткнут кабель.

Увеличить бы ёмкость накопителей… или поставить ещё шесть штук… или воткнуть по кабелю от реактора в каждый из шести… но увы, невозможно. Они и так заняли всё возможное место. Толщина ведущих кабелей — под двести метров, их входные гнёзда целиком занимают одну из граней генератора поля. И даже при этом делать их приходится из материалов Предтеч — ни одно обычное вещество такой нагрузки не выдержит. Хорошо ещё, что завод под рукой — а как и из чего делать запчасти в будущем? Или тащить за собой завод тоже? Ладно, этим можно будет заняться потом.