— И теперь их мало. На весь фронт мы получили четыреста штук, — сказал полковой комиссар. — Вызвал меня начштаба и говорит: «Вот что, Асанов, для фронта это капля в море. Достанутся они штабистам и на передовые не попадут. Забирай их для своей лесной гвардии». Так и перекочевали ящики ко мне.

— Эти автоматы серьезно помогут партизанам, — улыбнулся Шуханов. — Но как вы их переправите через линию фронта?

— Теперь такую переброску осуществить не так трудно, — оживился Асанов. — Растет наш самолетный парк. У-2 — чудесная машина. Просто незаменим в нашем деле. Думаем, в скором времени во все районы, оккупированные немцами, проложим регулярные трассы.

Говорили о положении на фронтах. Москва переживала трудные дни. Асанов рассказал, что к Москве стянуты лучшие части, даже с их фронта взяли.

— Скоро должен наступить перелом. Готовится мощный удар, — закончил он…

Все эти дни ребята привыкали к лесной жизни.

Морозы стояли крепчайшие. Выйдешь на улицу — дышать трудно. Деревья трещали. На озерах и реках будто выстрелы ухали — лопался лед. А ребята после пахомовских харчей и на морозе чувствовали себя уютно. Изучали автоматы, выданные им Асадовым, обстреливали их в тире, разбирали, чистили. Больше всех приходилось трудиться Борису Креплякову и Мише Журову: они и автоматы осваивали, и тренировались на радиоключе. Моряки оставили у себя трофейное оружие.

Лепов так объяснил это решение:

— Как известно, в немецком тылу наших арсеналов нет. Предположим, кончатся у меня патроны — где получу их для ППШ? Ценную вещь придется выбросить. А для немецкого пистолета-пулемета патроны можно «одолжить» у фрица. У каждого фашиста в ранце — небольшой склад…

Все дни у бойцов отряда были заняты до предела. До тонкости изучали автоматы. Тренировались в стрельбе.

По вечерам ребята ухаживали за девушками-красноармейцами. Их было много в прифронтовой деревеньке, и все красавицы, как на подбор.

Однажды всю группу Асанов пригласил в свой штаб.

— Поздравляю вас, друзья, с хорошими известиями! — громко сказал полковой комиссар. — Гитлеровцы бегут из-под Москвы!

— И нам надо торопиться, а то к шапочному разбору придем в лес — противника не увидим, — сказал Лепов.

Асанов вопросительно посмотрел на него:

— Надеюсь, и для нас работы хватит. Больше здесь задерживаться не будем.

Детально обсудили, как лучше переправиться во вражеский тыл.

— Думали перебросить вас на У-2, — говорил Асанов. — Но для этого потребовалось бы несколько самолетов. Поэтому начальник штаба фронта принял решение — отправить вас на «Дугласе»…

Приближался час вылета. Шуханов заметил, что ребята приуныли, даже леповские альбатросы перестали острить, подтрунивать друг над другом. Да и ему стало грустно, вспомнил Аню, ребят. «Что ж, это закономерно, — думал он. — Летим в неизвестность».

В сумерки приехали на аэродром. Под ногами звонко пел морозный снег. Большой, сигарообразный «Дуглас», закрашенный в какие-то зелено-бело-серые цвета, готовился к вылету.

Проводить пришли Асанов и его заместитель, моложавый полковник Терехов.

— Пока не обнаружите партизан, держитесь подальше от немцев, — сказал Асанов. — Скоро встретимся там, в тылу…

Загудели моторы. Самолет сделал небольшой разбег, оторвался от земли…

Летели во мгле. Где-то в стороне рвались зенитные снаряды. Медленно продвигались стрелки часов. Наконец из пилотской кабины вышел штурман:

— Через три минуты прыгать.

Шуханов кивнул. Он пойдет первым. За ним — Лепов… Бертенев — последним…

Приземлились в редколесье. Часа через два собрались в условленном месте. Последним пришел, тяжело дыша, Крепляков. Его лыжи зависли на высокой елке. Пришлось срезать сучья, и лишь тогда парашют с лыжами сполз на снег.

Четырнадцать человек, в белых куртках с капюшонами, в белых штанах навыпуск, построились на краю снежной поляны и молчаливо смотрели вокруг. Каждый был в тревожном ожидании — в любой миг могли появиться враги.

Шуханов пытался разобраться в обстановке. Перед вылетом Асанов сказал ему: «Когда приземлитесь у деревни Комково, постарайтесь встретиться с колхозником Прозоровым». Объяснил, как найти его избу. «Ночью проберетесь к нему, постучите в крайнее от двора окно. Когда раздастся голос: „Какого беса средь ночи беспокоите?“, негромко скажите: „Волки в хлеве хозяйничают“ — и дверь откроется… Держите со мной связь по радио», — говорил Асанов. Указал он и запасную явку.

Туда, где предположительно должно находиться Комково, в разведку отправились Лепов и Веселов.

— Будьте осторожны, — напутствовал их Шуханов. — Враги могут встретиться на каждой опушке.

Послал он на разведку и еще нескольких лыжников. Пусть осмотрят хотя бы ближайший массив леса.

В заиндевелом лесу было зябко, мороз пощипывал щеки. «Хорошо бы костерчик разжечь да чайку вскипятить», — подумал Петр Петрович. Вспомнились беседы старого охотника-писателя, который не раз бывал в институте Лесгафта. Он рассказывал будущим партизанам о жизни в лесу в зимних условиях. Это был известный литератор, исколесивший половину планеты. Им написаны великолепные книги о русской природе, о лесах. От него Шуханов узнал названия костров — охотничий, ночной, полинезийский, звездный, невидимый — и как их разводить зимой и во время дождя. «Нам бы сейчас хоть бы самый паршивенький…» — мечтал он, ожидая возвращения людей.

Не теряя времени, соорудили шалаш, приспособив для этого парашюты. У входа разожгли невидимый костер. Журов вырубил три палки и поставил их над огнем. Поликарпов, вспомнив, что он только что проезжал на лыжах через незамерзший ручей, «от которого даже пар валил», пригласил желающих пойти с ним за водой.

Стали возвращаться лыжники. Лица их горели от мороза. Все докладывали одно и то же: вокруг никакого жилья нет.

Вернулись и Ледов с Веселовым. Деревню они не нашли. Только увидели недалеко от опушки торчащие из сугробов трубы.

— Как видно, воздушные братья нас выбросили не там, где следовало, — не то шутя, не то всерьез сказал Лепов.

— Возможно, вы сами заблудились? — выразил сомнение Шуханов.

— Это могло быть в темноте, — спокойно ответил Веселов. — Утром еще раз проверим.

Попив чаю, забрались в свое временное жилище, выставив часовых. Спали крепко. Мороз не очень беспокоил: в шалашике было сравнительно тепло. Поднялись затемно. Шуханов посоветовал каждому запастись парашютным полотном, на случай если придется ставить индивидуальную палатку.

В разведку отправились три группы по два человека в каждой. Лепов и Веселов пошли по вчерашнему следу. Бертенев с Журовым направление взяли на север, Трофимов и Нилов — на юг.

— А мы проверим рацию, — сказал Шуханов.

Истосковавшийся по работе на ключе Борис Крепляков даже просиял от радости, его черные цыганские глаза заискрились: сейчас он покажет свое мастерство. Расчехлил передатчик, натянул антенну и включил питание.

— Позывные в эфир не давать, — предупредил Шуханов. — Только прием…

Борис стал поворачивать рычаги настройки, но рация молчала. Настроение радиста портилось. Он сбросил полушубок и накрыл им прибор.

— Наверно, переохладились детали, — тихо сказал Крепляков.

Долго копался он под полушубком. Прошло, наверно, полчаса.

— Батареи сели! — наконец прохрипел из-под полушубка радист. — Надо искать выход.

Все расстроились. Шуханов подумал: «Если рацию не наладим, да еще и Прозорова не разыщем — это катастрофа». Он подошел к рации и расстелил на снегу парашют. Встал на колени, попробовал на язык напряжение.

— Да, батарея села, — подтвердил он. — Ток еле-еле прощупывается. Но контрольная лампочка должна гореть… Она изготовлялась в октябре 1941 года и должна еще быть исправной.

Поставили запасную батарею. Рация продолжала молчать.

— Может, стукнул во время приземления? — спросил Шуханов Бориса.

— Вроде нет, — не совсем уверенно ответил Крепляков. — Мы же проверяли в штабе с радистом. Работала отлично.