…Вместе с прибывшими из Москвы комиссиями Дыбенко опрашивал участников мятежа, просматривал груды различных документов. Вот список членов так называемого «Временного революционного комитета», читал и головой покачивал: «Подобралась уголовная шпана, и вовсе не беспартийная, как афишировали себя в „Известиях“ — газете „ревкома“. Среди „руководящей семерки“ один беспартийный учитель, и пожалуй самый порядочный, явился с повинной, сказал: „Заблуждался я“. Остальные — четыре анархиста, один меньшевик, один член партии народных социалистов, а один назвал себя „люмпен-пролетарием“».

Дыбенко прочитал документ, разоблачающий тех, кто финансировал мятежников: «Русские деловые круги за рубежом» к ранее переведенному авансу в 250 000 финских марок выделяют через агентство товарищества братьев Нобель дополнительно 1 200 000 франков. «Русский административный центр в Париже» внес 50 000 франков, эсер Чернов и кадет Милюков — по 10 000 франков, эсер Керенский — 1000 франков…

Весь январь флотские коммунисты слушали и обсуждали доклады недавно назначенного комиссара Балтфлота Николая Николаевича Кузьмина, члена партии с 1903 года, отстаивавшего ленинскую линию в вопросе о профсоюзах, и Раскольникова, занимавшего троцкистскую платформу. Моряки коммунисты решительно поддерживали Кузьмина. 10 января на дискуссионном собрании партактива Кронштадта за ленинскую платформу проголосовало 108 человек, за троцкистскую — 30; 14 января ленинцев поддержали 525 коммунистов, троцкистов — 96; 15 января партийное собрание Укрепленного южного побережья (УРЮП) Финского залива: за ленинскую платформу подали 91 голос, за «тезисы Троцкого» — 33. На собрание коммунистов-моряков, проходившее 19 января в Петрограде, оппозиционеры вызвали на помощь Троцкого. Газета «Правда», давая информацию об этом событии, сообщила: за «тезисы Троцкого» проголосовало лишь 10 процентов — 350 из 3500 присутствовавших. Провал явный. Однако оппозиционеры послали в ЦК партии телеграмму, в которой сообщили: «личный состав Балтфлота — на стороне оппозиции».

Прочитал Дыбенко еще документы. 15 февраля 1921 года, за две недели до мятежа, флотская партийная конференция моряков в своем постановлении записала: «Побалт оторвался не только от масс, но и от активных партийных работников и превратился в бюрократический, не пользующийся авторитетом орган… Побалт уничтожил всякую инициативу мест…»

Центральный Комитет и Совет Народных Комиссаров направили на Балтику большое число коммунистов. Раскольникова заменил герой гражданской войны Иван Кузьмич Кожанов, активный участник подавления кронштадтского мятежа.

Дыбенко встретился с Кожановым. Вспомнили проводы его в 1918 году из Москвы на Волжскую военную флотилию. Кожанов во главе отряда моряков сражался с белочехами и белогвардейцами в Поволжье и на Каспии. В августе 1920 года командовал Морской экспедиционной дивизией на Азовском море, действовавшей против войск генерала Улагая на Кубани и войск Врангеля в Северной Таврии. И вот здесь, на кронштадтском льду, проявил отвагу и геройство. Именно такой человек и должен стоять во главе Балтийского флота.

Кожанов сообщил, что в Москве его принял товарищ Ленин. Владимир Ильич сказал, что ЦК готовит решение вернуть на флот бывших моряков-коммунистов. В ближайшее время по всей стране пройдет Неделя Красного флота. Теперь народ будет участвовать в строительстве морских сил республики.

И еще сообщил Кожанов: комиссаром морских сил Республики назначен Иван Давыдович Сладков.

— С ним работать легко, — заметил Дыбенко. — Правда, требователен до предела.

Они еще долго беседовали. Вечером Дыбенко вызвали в Москву.

…22 марта в Кремле собрались делегаты X съезда партии, принимавшие участие в ликвидации кронштадтского мятежа. Перед ними выступил Владимир Ильич Ленин. Он рассказал об итогах X съезда, о замене продразверстки натуральным налогом, об анархо-синдикалистском уклоне и борьбе за единство партии. «Как-то восприняла Шура высказывание Ленина на съезде о „рабочей оппозиции“, дискуссиях, уклонах? — рассуждал Дыбенко. — Ведь это касалось непосредственно ее и ее „соратников“ по оппозиции, когда Ленин говорил на съезде, что между идеями и лозунгами этой мелкобуржуазной, анархической контрреволюции и лозунгами „рабочей оппозиции“ есть связь». Ленин на съезде обратился к «рабочей оппозиции» в связи с брошюрой Коллонтай «Что такое „рабочая оппозиция“»: «Вы признали, что остались в оппозиции. Вы на партийный съезд пришли с брошюрой, тов. Коллонтай, с брошюрой, на которой написано: „рабочая оппозиция“. Вы сдавали последнюю корректуру, когда знали о кронштадтских событиях и поднимавшейся мелкобуржуазной контрреволюции.

И в этот момент вы приходите с названием „рабочей оппозиции“! Вы не понимаете, какую ответственность вы на себя берете и как нарушаете единство! Во имя чего? Мы вас допросим, сделаем вам тут экзамен».

Прочитав материалы съезда, Дыбенко решительно осудил Коллонтай.

— Мятеж мы ликвидировали силой оружия, ценой сотен потонувших в Финском заливе и павших на улицах Кронштадта, — сказал он ей. — Мятеж, восстание можно подавить оружием. А как быть с мелкобуржуазной стихией, анархической контрреволюцией? По ней из пушек стрелять не станешь. А вот Ленин нашел такую силу! Он предложил ввести новую экономическую политику. Съезд единодушно поддержал. Здорово!

— Но это отступление, Павел, — возражала Коллонтай.

— На войне тоже не всегда одни победы… — И, помолчав, резко продолжил: — Ленин сказал, что русские эмигранты, которых выгнала гражданская война, «теперь заседают в Берлине, Париже, Лондоне и во всех столицах, кроме нашей». Кронштадтский мятеж — дело их рук. Ты и твои друзья из «рабочей оппозиции» помогаете нашим заклятым врагам уничтожить Советское государство.

Дыбенко сказал, что он всегда будет отстаивать единство, как того потребовал от всех членов партии X съезд, рекомендовал Коллонтай решительно порвать с «рабочей оппозицией», встать на твердые партийные позиции, не шарахаться из стороны в сторону.

Они остались недовольны друг другом.

Все это вспомнилось Дыбенко в Кремле, когда он слушал Владимира Ильича.

Перед отъездом в Кронштадт он зашел к Коллонтай, но примирения не получилось. Александра Михайловна упорно стояла на своем, продолжала защищать Раскольникова. Расстались холодно.

Дыбенко ехал в Кронштадт уже с третьим орденом Красного Знамени.

В приказе РВСР № 112 от 24 марта 1921 года отмечалось:

«Награждается орденом Красное Знамя… начальник Сводной стрелковой дивизии тов. Дыбенко за подвиги личной храбрости, самоотверженность и искусное управление частями войск, проявленные при штурме крепости Кронштадт и взятии гор. Кронштадт».

Дыбенко имел также именное революционное оружие, золотые часы, гнедого коня Ветра — награды за участие в сражениях гражданской войны.

Дыбенко вернулся к исполнению своих комендантских обязанностей. Работы хватало. Мятежники основательно разрушили хозяйство крепости, хотя и правили немногим больше двух недель.

Вместе с Иваном Кожановым и другими моряками налаживали жизнь в Кронштадте… Из Красной Армии, советских и партийных учреждений возвращались старые матросы-коммунисты, среди них были и центробалтовцы, бывшие подпольщики.

Балтийский флот после потрясений оживал, укреплялся, набирал силы.

В Москву Дыбенко приехал с окончательно созревшим решением в академию не возвращаться. «Окончу заочно», — написал он в рапорте. Уговоры друзей, особенно Коллонтай, не помогли. В Реввоенсовете даже обрадовались, особенно кадровики. Они подбирали замену Василию Константиновичу Блюхеру, назначенному главнокомандующим Народно-революционной армией, военным министром и председателем Военного совета Дальневосточной республики.