Дотянитесь-ка вон до той книжки. Нет, левее, следующая. Ага, спасибо. Видите, замусолена, зачитана до дыр. Ей лет сорок, наверно. Вот листок вложен, а на нём – карта. И ещё одна… Я потом специально сравнивал описание острова, всё точь-в-точь. А ещё мне интересно: вот между Стивенсоном и Делдерфилдом сколько времени, а они об одном и том же пишут. Как это может быть? Неужели оба там были? На том острове! Это ж уму непостижимо… Но сначала ещё по глоточку рома, и я буду как раз в нужной кондиции. Хорошо забирает. А в полярных морях ещё и греет. Там, знаете ли, не жарко — что в Чукотском море, что в Норвежском. Ну, кампай, как говорят в Японии. Ваше здоровье, сэр!

А дело было ровно три года назад. Считайте, что день в день. Ну, почти день в день.

Мы с Мэг шли с Ла-Тортуги на Гренадины…

27/VIII-1944

Вот интересно, сможет ли ещё кто-нибудь, кроме меня, прочесть мой дневник? У каждого стенографиста свои секреты…

Погода отличная, океан чист, идём на норд параллельно британскому берегу. До него всего полторы сотни миль.

Несмотря на постоянную вентиляцию лодки, дышать практически нечем. От запаха колбасы просто тошнит. Она развешена везде, даже между дизелями. Ходил в носовое торпедное отделение к Вернеру, у них там не лучше. В гальюн почти всегда очередь (мы называем его «каюта N»). Кормовой гальюн весь забит провизией, обходимся носовым. Но туда просто так не попадёшь. А что будет, когда нырнём? В учебных походах было по-другому.

Дописываю через час, потому что спрятали шнорхель и нырнули. Опять самолёт, и опять B-24. Бомбы не бросал — наверное, потерял нас. Старший брат злится: от «Туниса» толку никакого. Бестолковый прибор, ничего он не обнаруживает. Или самолёт увидел нас и без радара? А что, при такой ясной погоде — запросто... Или мы что-то включили не так?

В 15.40 радиограмма-циркуляр от BdU: 24 августа силы Вермахта оставили Париж, база Первой флотилии переводится из Бреста в Лориан. Старший брат прочитал и спрятал бумажку в карман. У двух членов экипажа в Париже семьи, и неизвестно, успели эвакуироваться или нет. Капитан велел пока молчать про радиограмму, даже вахтенным офицерам ни слова.

Ближе к сумеркам наполз реденький туман, и мы всплыли.

На сменившихся с верхней вахты страшно смотреть: глаза красные и сильно слезятся. Они всё время смотрят в бинокли, ни на секунду не отводя глаз от горизонта. От этих парней зависит, успеем мы нырнуть и спрятаться от атаки с воздуха или нет. Фельдшер что-то закапывает им в глаза. Наблюдатели ругаются, на чём свет стоит, потому что глаза щиплет, однако потом благодарят Инквизитора. Снова начинает штормить. Северное море — не подарок.

До самого вечера переносил в новую тетрадь всё написанное ранее, придумал себе новый шифр. Эту тетрадь в чёрном переплёте мне подарил Вернер. Он один знает, что я пишу дневник, даже второй радист Касс не в курсе. За такие вещи может здорово влететь, но я не хочу, чтобы что-то забылось. Мои записи, конечно, не могут претендовать на художественное повествование, но...

У самого Вернера, как он признался, смутное ощущение, что наш первый боевой поход будет и последним. Не понимаю, с чего он взял? Да, лодок теперь гибнет очень много — куда больше, чем год назад, но почему же именно мы? У нас отличный экипаж и бравый капитан – и недаром он единственный из нас, кто носит фуражку с белым верхом. Мы ещё намылим хвост этим ребятам с больших островов.

28/VIII-1944

Всю ночь шли в подводном положении. А дело было так. Часов в одиннадцать вечера Старший брат решил для пробы включить «Тунис», и он тут же противно запищал. Нас облучал вражеский радар!!! Не прошло и минуты, как верхняя вахта горохом посыпалась в командный пост, а последним вместе с парой тонн воды свалился капитан. Как он сказал, «задраил рубочный люк уже под водой». Оказалось, на нас налетел «веллингтон». Он осветил нас своим прожектором аж за целую милю, однако промахнулся с заходом и этим дал нам возможность нырнуть. Через час подвсплыли в позиционное положение, но «Тунис» опять запищал. И так всю ночь. Только утром нас оставили в покое. Ждём, что появятся наведённые самолётом эсминцы и фрегаты.

11.05. Радиограмма открытым текстом для BdU: «AN 6713 атакованы бомбами не можем погрузи...». Я был потрясён — не столько текстом и тем, что он даже не зашифрован, сколько мыслью о том, что, может, мне самому в один прекрасный день придётся передать подобную радиограмму, и что я могу вот так же не успеть передать номер лодки…

Ещё через полчаса, для BdU: большой конвой в квадрате AL 2370 курсом ост, скорость семь узлов, сильный эскорт, преследуем, прошу сообщить всем «волкам». Там было ещё что-то, но последние группы, в том числе и номер лодки, забились атмосферными помехами, я не смог расшифровать — а какая разница? Капитан угрюм. Ему хочется отомстить за Фауста, а как?

Чуть позже от BdU: волкам в радиусе ста миль от квадрата AL 3600 следовать на перехват конвоя, связь только на приём. Волкам — это двум лодкам, которым непосредственно адресована радиограмма. Вот если бы мы были там, и если б не эти дурацкие донесения о погоде… Но наша задача тоже важна!

Герхард Финцш – несостоявшийся учёный. Он второй помощник, или второй вахтенный офицер; он хотел стать физиком и двигать науку. Вместо этого он командует сигнальщиками, гоняет штурмана и нас, радистов, и вообще контролирует на лодке всех и вся, покуда идёт его вахта. Ещё он старший артиллерист и отвечает за зенитные автоматы, хотя говорит, что пушки не любит. Он перечитал уйму книг и знает такие вещи, от которых просто сворачиваются мозги. Тем не менее, он отличный парень, и с ним очень интересно беседовать. Он непременно заглядывает в радиорубку, когда моя вахта, и мы вместе ждём входящие радиограммы, коротая время за болтовнёй. Потом его зовёт капитан, и он снова склоняется над штурманским столом или поднимается наверх. А ещё он даже внутри лодки умудряется выглядеть щёгольски.

Мы вообще одеваемся совсем не так, как думают зрители кинохроники. Сразу после выхода в море команда напяливает, у кого что есть – рубашки, свитера, всякие цивильные куртки, шарфики... Иначе по возвращении нам будет просто не в чем принимать поздравления! Из формы остаются только фуражки, пилотки, форменные штаны и комбинезоны механиков, ну разве что ещё костюмы для верхней вахты. И капитан всегда в своей белой фуражке – но на то он и капитан.

Отметили день рождения Алоиза Мюллера, нашего ученика акустика. Алоиз – скрипач, они с братом Гансом из Тироля. Полчаса развлекали нас деревенской музыкой и солёными анекдотами не для дамских ушей. Хохотали до упаду.

Вечером опять радиограмма от BdU – на этот раз странная. Для нас. Кноке предписано следовать в квадрат AF 7300. Задание остаётся прежним.

Вышел из строя шнорхель: срезались шестерни механизма подъёма трубы, и он вообще чуть не упал. От него и так немного проку. Каждый раз, когда головку накрывает волна, поплавок перекрывает заслонку, и дизеля сосут воздух прямо из отсеков. Боль в ушах просто дикая, и дышать нечем, потому что в такие моменты выхлоп тоже идёт внутрь. Не экипаж, а компания чихающих трубочистов, проклинающих всё на свете. А теперь он ещё и сломался, так что для подзарядки придётся выставлять рубку из воды. Это очень опасно, но мороки стало куда меньше.

Было ещё несколько сообщений для других лодок: штаб выводит их на цели. Мы можем только представлять себе, какая драка развернётся завтра-послезавтра в океане к югу от Фарер, между Исландией и Ирландией. Увы, без нас...

30/VIII-1944

Весь день ползём по предписанному маршруту. На поверхности никого и ничего. Погода балует, очень тепло, и совсем нет ветра. Лодку плавно покачивает на лёгкой зыби, она скользит, сопровождаемая одинокой косаткой. Сейчас допишу и полезу спать. Только бы томми не нарушили идиллию. С другой стороны, всем нам хочется боя, но атаковать не разрешено, да и некого.