Дистанция была футов пятнадцать.

— Ни с места, — лениво проговорил пират по-английски, на время фразы прекратив жевать. — Ствол на землю, лапки вверх, мордами друг к другу, ножки пошире.

Секунды три я лихорадочно прикидывал, что можно сделать.

— Оглохли? — деловито спросил детина, и тут я услышал шорох за спиной и чуть справа; я понял, что нас взяли в клещи, и попробовал боковым зрением увидеть, что там, но пират пообещал: — Ещё раз своей башкой крутанёшь — отстрелю к чертям свинячьим. Ствол сюда, я сказал!

Вот как бы вы поступили на моём месте? Ага! Револьвер в кармане, его ещё надо успеть вытащить, да и стрелять — исключительно самовзводом, и это при том, что счёт идёт на доли секунды. Пиратский плен — хуже смерти, а в итоге всё равно прирежут, церемониться не станут... А Мэг? Что будет с Мэг?! Надо действовать... Как это делается, я сто раз видел в кино, однако это было уже не кино. К тому же я не Чак Норрис... это так, между прочим.

Мэг начала снимать винтовку с шеи, я же продолжал стоять, как столп.

Пират между тем сделал зачем-то шаг вперёд и приподнял ствол карабина чуть вверх; теперь он держал его только правой рукой, а левой потянулся почесать ляжку. Морда у него была весьма довольная.

Дальнейшее произошло куда быстрее, чем я смогу рассказать.

На пирата с грозным лаем бросился Данни. Тот неуклюже отмахнулся от него правой ногой, совсем задрав ствол кверху; как раз в этот момент Мэг неуловимо скользнула вперёд, бросив пирату в лицо свою винтовку, и без замаха влепила ему ногой в пах. Я тоже бросился к нему; пинок-шлепок Мэг, однако, не достиг цели, и синерожий разбойник ударом карабина легко свалил её с ног. В это время я вцепился в его оружие правой рукой, а левой попытался обхватить его голову, нащупывая глаза или рот. Мне хотелось запустить в него свои пальцы, как когти, и рвануть — рвануть изо всех сил!

Краем глаза я успел увидеть поднявшегося из высокой травы второго пирата и понял, почему он не стреляет: не хочет попасть в своего. Мэг между тем отфыркивалась и кое-как пробовала привстать, она была как раз между мной и вторым. Первый дико взревел и свободной рукой ударил меня в нос. В глазах всё поплыло, голова зазвенела, я ослабил хватку и понял, что всё, это конец. И тут раздался выстрел. Я закрыл глаза...

Замечу: он легко мог зацепить своего.

Тем не менее, он выстрелил.

Более того: он попал.

Не в Мэг, не в меня. В своего напарника. Точно в левый бок, в рёбра.

Синерожий словно одеревенел в своём последнем движении, упёршись взглядом прямо в меня — эти ужасные глаза с болезненно-жёлтыми белками навыкате... И начал падать — точнее, медленно сползать по мне, роняя карабин. А дальше...

А дальше я увидел то, чего менее всего ожидал увидеть.

Второй пират, вместо чтобы стрелять по нам, не спеша положил свой «калаш» перед собой, спокойно поднял руки, встал в полный рост и сделал пару шагов назад.

Мэг поднялась на ноги; на её левой скуле набухал солидный фингал. Синерожий пират лежал у моих ног и не двигался. Я же при каждом вдохе носом хлюпал кровью, а голова гудела, как... как... в общем, гудела. В тот момент я ровным счётом ничего не понимал. Машинально я вытащил из кармана револьвер (наконец-то), и только тут до меня дошло, что он вряд ли нужен, поскольку второй пират вёл себя как-то уж совсем не по-пиратски. Не опуская рук, он вполголоса проговорил — также на английском, но на ломаном и с сильным непонятным акцентом:

— Пожалуйста, вы, не стрелять. Я ваш.

Ситуация, сами понимаете, была абсурдная. Мы стояли друг против друга; Мэг тоже вытащила свою «кобру» (однако не целясь в пирата), я шмыгал окровавленным носом, а пират стоял и дружелюбно улыбался.

Впрочем, слово «дружелюбно» здесь можно было бы заменить на «зловеще». Мне показалось, что это какая-то жуткая игра, и что из кустов на нас глядит, как минимум, ещё пять голодных стволов. Я машинально оглянулся — насколько мог быстро — но увидел только недвижно лежащего синерожего и его карабин.

Второй пират, словно поймав мои мысли, негромко повторил всё с тем же странным акцентом:

— Не надо стрелять, пожалуйста. Я ваш. Больше нет никого.

Тогда я сказал ему, хотя по-прежнему ничего не понимал:

— Ещё три шага назад. Руки выше и смотреть только вверх. Опустишь голову — стреляю. Всё ясно?

Пират с готовностью кивнул, отшагнул и спокойно задрал голову к небесам.

Теперь можно было рассмотреть его — а там было на что посмотреть. Он был черноволос и бородат, больше сажени ростом и представлял собой сплошное нагромождение мускулов. В то же время он не производил впечатления перекачанного культуриста, а был настолько гармонично сложен, что я даже смутился, заметив, что Мэгги тоже с интересом его разглядывает. Он был одет в камуфляжные штаны с боковыми карманами и когда-то белые кроссовки. Больше на нём не было ничего, если не считать толстой золотой цепи на буйно заросшей чёрным мхом могучей груди и ленты зелёного атласа, которой были перевязаны чёрные, как воронье крыло, длинные курчавые волосы. Всё так же, глядя в небеса, он хрипло сообщил:

— Марио не повезло. А вы мой единственный шанс, поэтому я ваш.

Вот как бы вы поняли это слово «ваш», сказанное за последние полторы минуты уже в третий раз?

Мэг вытащила платочек и принялась вытирать мне физиономию. Она тяжело дышала. Её фингал обещал быть знатным — почти на половину лица.

Она сказала удручённо:

— М-да. Годзю-рю не помогло. Всё же надо иногда тренироваться.

На всякий случай я всё же держал пирата на мушке револьвера. Его поведение выглядело более чем странным, но прежде чем разбираться в сложившейся ситуации, следовало максимально себя обезопасить. Потому я, не спуская с него глаз, подошёл и забрал лежащий на земле потёртый автомат со складным прикладом. Слыхал я про эти штучки — ножи, приклеенные лейкопластырем к спине, и тому подобное… Однако пират не двигался, и мы с Мэг отошли чуть-чуть назад. Я сказал пирату:

— Держи руки вверх и можешь опустить голову. Повернись кругом… (На спине у него ничего не было, а вот на поясном ремне висел продолговатый кожаный футляр). Хорошо. Медленно садись на задницу, ноги раздвинь в стороны, руки не опускай. Отлично.

Чёрт! Теперь надо бы его обыскать, но как это сделать, я пока не придумал. Пират же, словно услышав мою мысль, проговорил всё с тем же незнакомым акцентом, слегка коверкая слова и фразы:

— Два сюрикэн сзади на поясе, больше нет ничего, только документы, правый карман. И аптечка, левый. Вы можете связывать мои руки, и тогда мы будем говорить. О’кэй?

Ну, о’кэй так о’кэй — быстро связали ему кисти рук линьком, что был в рюкзаке. Он с шумом выдохнул, криво улыбнулся, затем вновь сделался серьёзным и сказал:

— Спрашивайте свои вопросы.

23/IX-1944

Сразу после завтрака на лодку заявился вдрызг пьяный комендант. Он уговорил капитана выйти на пирс и долго его там о чём-то упрашивал. Мимо проходили члены экипажа — кто на борт, кто на берег, а он воровато озирался, пытался брать Змея под руку и старательно заглядывал ему в глаза. В конце концов, капитан громко сказал ему «да», притом несколько раз, но добавил, что не раньше, чем тот проспится. Штурмбаннфюрер расплылся в улыбке, ещё раз нервно оглянулся, сказал «яволь» и «хайль Гитлер», после чего заплетающейся походкой отправился по дороге в джунгли. Было очевидно, что начинающаяся жара по пути развезёт его ещё больше, и что трезветь ему предстоит где-нибудь под кустом или на обочине.

Змей, брезгливо отряхнув рукав, подозвал своих помощников, штурмана, боцмана и меня.

— А где шеф-механик? – спросил он.

— Гейнц в дизельном отделении, герр капитан.

Наш инженер-механик Дривер действительно все эти дни не столько времени провёл на пляже, сколько внутри лодки. Он очень любит её и всегда находит для себя какую-нибудь работу. В итоге мы стоим, готовые к выходу в море в любую минуту: батарея заряжена, дизеля в отменном состоянии. Он очень переживает за капитанский перископ, но сделать ничего не может. В работе ему всегда помогают машинист-мааты и кто-нибудь из матросов.