Итак, что мы имеем?

Мэг старательно сморщила лоб и потёрла подбородок:

— Хм... Мы имеем вот что: затерявшийся во времени и пространстве остров, похожий на легендарный книжный. И на этом острове не более полусотни лет назад происходили некие трагические события. Так?

— Кровавые события, – добавил я.

Застрелить, отрубить голову и бросить на дороге… ну ладно, не на дороге. На тропе. Но кто? За что? Зачем?

Мы начали прикидывать, как он лежал, но, как ни крути, никакой символизм притянуть за уши не удалось. Дай-то Бог, чтобы всё это было только в прошлом.

Мы положили череп точно на то же место, где он был найден, и пошли вверх по тропе. Вскоре она круто свернула влево, потом вправо и вывела нас к массивной серой скале, вздымавшейся вверх саженей на десять. Здесь тропа неожиданно заканчивалась — эта широкая скала напрочь перекрывала нам путь. Мы решили посмотреть в разные стороны — я вправо, она влево, только чтоб не теряться из виду.

Мэгги повезло больше: менее чем в сотне футов от этого места она нашла узкую тёмную трещину, или расселину, которая вела почти в том же направлении, что и оборвавшаяся тропа. Мы переглянулись, взяли стволы наизготовку и почти уже нырнули вглубь скалы, как мне вновь почудился какой-то хриплый голос вдалеке и непонятно где. Мэг открыла было рот, но я зажал его ладонью. Мы замерли.

И в этой тишине, к своему ужасу, мы оба явственно услышали, как кто-то громко простонал, отчаянно хрипя и булькая горлом: «…Макгроу!.. Дарби Макгроу!.. Принеси рому, Дарби!…»

17/IX-1944

Вчера вечером встретились с U-474. Клонившееся к закату солнце купало свои лучи в лёгкой ряби прозрачно-синей воды; лодки еле заметно приподнимались и опускались на почти незаметной мягкой океанской зыби.

— Последняя «дойная корова», —задумчиво сказал Змей, стоя на мостике и разглядывая лодку-заправщик, на палубе которой суетились люди. — Все остальные уже потоплены. Эта специально для нас. Впрочем, сдаётся мне, что где-то есть ещё. И никто про них не знает. Ну, спрашивайте, Гейнц — я вижу, у вас на языке висит вопрос.

Как всегда, он застал меня врасплох, и я промямлил первое, что пришло в голову:

— Герр капитан, а… а где они берут топливо для наших лодок?

— На нефтяных терминалах, Гейнц, где ж ещё, — усмехнулся он. — Но ведь вы не это хотели спросить, не так ли?

Я смутился и попросил разрешения покинуть мостик. У меня время очередного доклада «из квадрата AL 4500». Сразу после отправки донесения пошёл работать вместе со всеми на верхней палубе.

Всю ночь перекачивали топливо, перегружали торпеды и провизию. Мне подумалось, что этого нам хватит до Антарктиды. Хорошо, что у Германии нет базы в Антарктиде!

Важным грузом оказались шесть ящиков, таких же серых, как те два цилиндра в носовом торпедном, но эти были чуть меньше и тяжелее. Ящики распихали за электромоторами, а капитан счёл необходимым ещё раз предупредить об их ценности и о своём запрете к ним прикасаться. Из соображений скрытности следовало бы перекачивать топливо в подводном положении, но, во-первых, соответствующий шланг «коровы» оказался неисправен, а во-вторых, для сокращения процедуры мы всё принимали параллельно — и воду, и продовольствие, и торпеды, и соляр. Устали чертовски.

Утро выдалось тихое, океан был спокойным. В то же время ощущалось какое-то напряжение, будто эта тишина вот-вот лопнет, взорвётся тысячей тонн тротила.

И точно. Сразу после того, как Змей поблагодарил капитана «дойной коровы», откуда-то с запада появилась летающая лодка «каталина». Она выскочила из лёгкого тумана на совсем небольшой высоте, мы оказались перед ней, как на ладони. «Тунис» не предупредил — наверно, «каталина» обнаружила нас визуально безо всякого радара. Обе лодки ринулись под воду. И тут одно из двух: либо наш экипаж лучше отработан в смысле быстроты погружения, либо лётчики сразу выбрали пузатую U-474. Да и вообще — нам нужно всего двадцать пять секунд, чтобы нырнуть, а им вдвое больше. Мы уже полным ходом проваливались на глубину, как услышали два мощных взрыва; я привстал и заглянул к акустику. Йозеф сдвинул наушники на шею и проговорил в трубу, потрясённый:

— Она тонет… она тонет, герр капитан!..

Страшно думать об этом. Они только что разговаривали с нами во время перегрузки, шутили, работа у них спорилась… а теперь искорёженный корпус U-474 стал их общей стальной могилой в пучине океана. И об их судьбе не узнают… Почему? Да потому что не от кого! В отличие от нас, они погибли на самом деле. Мы слышали жуткий утробный треск, когда океан своей мощью раздавил её корпус... А мы... а нас тут вообще нет, мы в квадрате AL 4575.

Капитан ведёт лодку к неведомой базе. А у меня всё не выходит из головы U-474. У неё ведь даже торпедных аппаратов не было, простой грузовой корабль… Все молчат, словно разом онемели. Отводят друг от друга глаза, в которых стоит один и тот же вопрос: «Как же так?»

Змей вызвал к себе в «каюту»:

— Гейнц, я только что говорил с Кёлером. Он попросил, чтобы вы не включали музыку.

У Вернера Кёлера сегодня день рождения, но после того, что случи-

лось...

18/IX-1944

Сегодня в полдень подошли к острову. Издалека он выглядит как весёлый пятачок зелени в синем океане под ярким южным солнцем (правда, пятачок весьма внушительный), а из этого пятачка растут холмы. Вблизи же на нём не видно никаких построек — вообще никаких следов людей.

Перед этим Змей битых полчаса стоял у меня над душой, а я всё пытался связаться с базой. Позывной базы — «Кассандра». Рискуя быть запеленгованным, «Золотой лев» целый час вызывал эту «Кассандру» шифром и открытым текстом на четырёх оговорённых частотах и в двух диапазонах, но тщетно. База молчала. Может, янки уже захватили её? Тогда почему с берега не стреляют?

Мы дрейфовали в паре миль от острова, капитан внимательно осматривал берег в бинокль. Погода была великолепной, дул лёгкий тёплый ветерок. Змей вполголоса выругался, велел лечь на дно (глубина – тридцать два метра) и объявил по лодке обед.

Вид острова привнёс в экипаж заметные признаки ослабления дисциплины. Близость райского уголка земли зажгла страстное желание поскорее его достичь. За обедом пошли разговоры про валяние на песке и купание в лазурных волнах, про бананы и знойных островитянок. Действительно, почти месячное сидение в вонючей стальной трубе (да простит меня наша «Золотая рыбка»!) сожрало у нас, пропахших маслом, соляром и собственным потом, последнее терпение. Стук ложек прерывали нервные смешки и подковырки на грани дозволенного. Просто всем очень хотелось на берег, где можно хотя бы помыться, и каждый инстинктивно обвинял во всех этих трудностях и неудобствах кого угодно, только не себя самого. Все злые, но пока всё же находят силы улыбаться. Кажется, это ненадолго. Именины обер-машиниста Пфайффера только распалили желание людей поскорее оказаться на берегу.

После обеда ко мне зашёл Вернер, а потом и Герхард. Я писал дневник, уже ни от кого не таясь — после того, как о нём узнал капитан.

— Что нового? – спросил я у него.

— Змей решил подождать темноты, а ночью обойти остров в позиционном положении. Может, где-то увидим огни. Он не все свои идеи озвучивает.

Наверное, это мои последние донесения. AL 4482. Шестьдесят семь миль прямо на зюйд — квадрат AL 7100…

19/IX-1944

Обходить остров не пришлось. Едва свалились вечерние сумерки, мы всплыли в позиционное в полутора милях от берега, и сигнальщик Шиллис сразу увидел, что нам оттуда что-то пишут фонарём-ратьером. «Кассандра» сама вызвала «Золотого льва». Всё нормально, но теперь придётся ждать утра — Змей решил не рисковать и не лезть в незнакомую узкость по темноте.