Через несколько месяцев мы снова отправились в гости. Войдя подъезд, Баська вдруг стал резво подниматься по лестнице, оставив меня позади. На четвертом этаже он сел у нужной двери.

По воскресеньям я работал в поликлинике с бумагами, занимался корректурой и рецензиями на статьи. Баська степенно вышагивал рядом со мной по улице. На бесновавшихся за заборами дворняг он не обращал внимания. В поликлинике я входил в кабинет, а Баська ложился на пол в коридоре, привалившись к двери. Если надо было выйти, я с трудом толкал дверь. Выросший, Баська многокилограмовой тушей скользил юзом по полу впереди открываемой двери.

В девяносто шестом между Аргоном и Баськой, начались стычки. Пока быстро побеждал Аргон и Баська ему подчинялся. Но я понимал, что это пока.

В сентябре девяносто шестого мой родственник, работавший бригадиром в рыбхозе, попросил на сезон Аргона, как сторожевого пса. Рыбу воровали подло, хищнически. Ночью открывали шандоры (шлюзы) и из уловителей выпускали огромное количество воды с тоннами рыбы. Ниже по течению узкого канала заранее устанавливали сети в виде огромных мешков, в которых задерживалась рыба. К утру уровень воды в уловителях восстанавливался и только приглаженная быстрой водой трава по берегам канала говорила о ночном злодеянии.

Аргона мы отвозили с сыном Женей, первокурсником стоматологического факультета. Аргона привязали возле будки у шандоров. Уезжая по плотине, мы видели, мечущегося на цепи Аргона.

— Я его больше не увижу. — вдруг негромко сказал Женя.

По моей спине заползали мурашки. Я только что подумал о том же.

Дней десять Аргон исправно нес службу. Кормить подпускал к себе только Гену, приемного сына родственника. Одним утром на траве возле будки обнаружили мертвого Аргона. Рядом валялся недоеденный отравленный гусь. В уловителе вода была по колено. Под перекошенный шандор вода унесла всю рыбу.

Зимой девяносто первого я проходил усовершенствование в Харьковском институте усовершенствования врачей. Каждое воскресенье два-три часа я проводил на Баварском птичьем рынке, по несколько раз обходя многочисленные ряды с голубями и собаками. Отдыхал душой. Однажды в рядах продающих я увидел коллегу-одногрупника — харьковчанина. Из пазухи его куртки выглядывала премилая мордашка щенка русского охотничьего спаниеля. Договорились быстро. Сделка состоялась на бартерной, как тогда было модно говорить, основе.

В общежитие я возвращался трамваем. За пазухой куртки я чувствовал живое тепло моей Юты. Так я успел ее назвать. Юта зашевелилась, головка ее исчезла и я почувствовал, что она пробирается в левый рукав моей куртки. Достигнув манжеты, она развернулась и снова ее крохотная живописная мордочка показалась в расстегнутом проеме молнии. Оживление в трамвае прервало объявление остановки, где нам предстояло выйти.

В комнате я выпустил Юту на пол. Пройдя несколько шагов, она чуть присела на задние лапки и на полу появилась крохотная лужица. Я вышел в коридор в поисках тряпки. Комендантша, полная пожилая женщина, как раз закрывала замок на дверях склада. Выслушав мою просьбу, она пошла в мою комнату.

— Может и выгнать вместе с собакой. — подумал я.

Но мои опасения оказались напрасными. Увидев мое приобретение, комендантша засуетилась. Подарила старую подушку, которую потом можно выбросить. Дала несколько списанных рваных простыней. Сама уложила подушку на дне встроенного в стену шкафа. Подумав, принесла кусок толстого картона и превратила его в барьер. Принесла пластиковые подставки для цветочных горшков для еды и молока. Они оказались как нельзя кстати. Благодаря своей форме, они практически не опрокидывались.

— Свежее молоко в гастрономе за углом! — сказала она уходя.

Первая наша совместная ночь оказалась кошмаром. Накормив, положил ее на подушку и потушил свет. Покряхтывая, если только существо размером с небольшую крысу, способно кряхтеть, Юта преодолела картонный барьер. На середине комнаты снова присела. Потом подошла к кровати и начала скулить. Это было невыносимо. Меня подмывало взять ее к себе в кровать. Но я знал, что это только замкнет порочную цепь наших отношений. Казалось, она решила взять меня измором.

Я несколько раз относил ее на подушку в шкафу, поднял барьер, укрывал сложенной вчетверо простыней. Все безуспешно. Как только я оставлял ее, она начинала скулить. Пока я держал ее под моими ладонями, она молчала. Когда я осторожно убирал руки, она моментально начинала вопить: — «Ай, ай, ай!». Ноги мои сводило от неудобного положения на корточках, глаза слипались.

— Не имела баба хлопот, купила порося! — вспомнилась расхожая украинская поговорка. При этом я благодарил судьбу за то, что мой сосед по комнате ночевал в профилактории МВД.

Юта успокоилась лишь после того, как я прогладил раскаленным утюгом простынь, сложил в несколько раз и накинул на нее, не касаясь руками.

Несмотря на плотный завтрак и крепчайший чай, я пришел на занятия разбитый, пошатываясь. Меня слегка подташнивало от бессонницы. Посыпались вопросы и остроты. Я рассказал о проведенной ночи. Оказывается, моя Юта с двухнедельного возраста спала, прижавшись к щеке супруги моего коллеги. В группе оказались несколько любителей собак. Как из рога изобилия, сыпались советы и наставления по уходу и воспитанию моей питомицы.

По дороге в общежитие я зашел в гастроном. Молока уже не было. Я сбегал в комнату, взял бутылку легкого домашнего сухого вина и снова помчался в магазин.

— Девочки, попробуйте молдавского вина, а в бутылку завтра налейте и оставьте мне молока.

— Подождите немного, — сказала одна из продавщиц и прошла в подсобку. За ней потянулись еще две. Я терпеливо ждал. Они вышли и вручили мне литровую бутылку молока:

— Мы вам будем оставлять ежедневно, приходите. Спасибо за вино.

Поблагодарив, я направился к выходу.

— Тоже мужчина! Такое вино менять на молоко! — понесся мне в спину комплимент.

Вечером, перед тем, как уложить Юту, я дал ей из пипетки три капли валерианы. В комнате установился покой.

Через две недели мы с Ютой приехали домой. Радости Жени не было предела. Несмотря на мои инструкции, Юта в тот же вечер перекочевала жить в постель Тани. За ней последовал и Женя. Я уехал, регулярно говорил по телефону. Юта росла во всеобщей любви и заботе.

Разбаловалась до того, что стала охотиться за своими хозяевами в постели. Таня с Женей укрывались от ее острых зубов, накрываясь одеялом с головой. Однажды Женя на секунду потерял бдительность и его ухо вместе с хрящом было прокушено насквозь.

Во время одного из переговоров Таня сообщила, что Юта, несмотря на проведенную прививку, заболела. Перестала есть, изменился стул, ее постоянно тошнило. Дав рекомендации, я стал звонить чаще. Перед болезнью Юты Женя вычитал, что у северных народов существовал обычай во время болезни человека менять ему имя. Чтобы смерть не нашла больного по имени.

Женя стал подбирать имя и для Юты. Поскольку ее темперамент, игры и агрессия были по-настоящему лютыми, решено было переименовать ее в Люту. Благодаря счастливой случайности и неустанной заботе Люта выжила. Пришлось и мне привыкать к ее новому имени.

Весной Люта переселилась во двор. Круг ее интересов значительно расширился. Особенно ее занимали голуби и цыплята в вольерах. Она могла часами караулить, когда цыпленок приблизится к сетке вольеры, безуспешно атаковала. После неудачной атаки подолгу металась вдоль сетки. Подкравшись поближе к потенциальной дичи, становилась в охотничью стойку, подняв полусогнутую переднюю лапу.

Не помню от кого исходила, но нас все чаще посещала мысль найти Люте кавалера. Будучи в Одессе, я пошел на Староконный рынок. Мое внимание привлек чернопегий щенок. Это был трехнедельный крошечный английский коккер-спаниель. Не торгуясь, я приобрел Люте кавалера. То, что он был младше ее, ничуть не волновало. Вырастет.

Привезя домой, выпустил щенка на кухне. Отказавшись после дороги от еды, он обследовал кухню, тыкая носом во все углы. Потом начал поскуливать все громче и громче. Немного погодя мы услышали, как Люта повизгивает и скребется в дверь. Зная ее агрессивность и напористость я решил не открывать. Но не тут-то было! Люта уже пыталась открыть дверь, оттягивая срединную планку зубами.