— Хм, верно, Йорд не совсем так глуп, каким кажется.

Йормунганд тактично промолчал.

— Тогда пообещаешь мне золото и почет?

— Вы знаете, что получите это. Но это не повлияет на ваш ответ.

— Верно, все это князь мне уже предлагал.

Она придвинулась к нему ближе.

— Так что же ты сделаешь? Заколдуешь меня? Подчинишь своей воле?

— Я буду угрожать вам, госпожа.

— Угрожать? — Раннвейг подняла брови. Ее лицо находилось уже так близко от лица Йормунганда, что он чувствовал ее дыхание на щеке.

— Я знаю заклятия, — прошептал он, едва касаясь мочки ее уха, — которые превратят вас в уродливую шлюху. Черная похоть будет пожирать вас изнутри. Никто не захочет вас, вы же примете каждого в свои объятия. Вам будут отвратительны солнечный свет и еда. Вы будете умирать от желания и мечтать умереть по-настоящему. Ваши друзья отвернуться от вас. Ваши дети вас проклянут. Ваш возлюбленный будет избегать вас. Вы будете рожать уродов.

— Ты жесток, — произнесла она отстраненно.

— Да, госпожа.

— Но можешь ли ты сотворить все, что пообещал?

— Я не раздаю обещаний, госпожа. Доброй ночи, — он отстранился, выпуская ее из своих объятий.

Раннвейг поднялась. Через короткий промежуток времени дверь скрипнула и затворилась за ней.

Йормунганд откинулся на кровать, раскинув руки. В струящемся свете луны его тело белело среди белых простыней. Он пообещал себе, что едва вернется, непременно купит ту женщину с перьями, что видел в Доррене.

Хотелось яблок.

Йормунганду и в самом деле любопытно было бы посмотреть на церемонию женитьбы, которую проводят в отсутствие Дочерей. Что они делают? Прыгают через костер? Йормунганд не мог представить Эдегора сигающего в пышном княжеском одеянии через пламя. Да и Раннвейг уже не молода, ей за тридцать, пусть и все еще привлекательна. Она поступила милосердно, не натравив на него Йорда, и даже соблюла некоторые приличия, дождавшись отъезда любовника.

Что думал Йорд о скорой свадьбе Раннвейг, Йормунганд не знал. Наверное, проклинал их встречу и что сам же ввел свата в дом возлюбленной. А может, и вздохнул с облегчением.

Свадьбу Йормунганд пропустил. В подвластных Эдегору землях накопилось достаточно дел, которыми можно занять нового подданного. У Йормунганда появилась собственная лошадь, из поездок он привозил всякие мелочи для нового дома. Как птицы вьют гнездо, так он, обрадовавшись пристанищу, спешил обустроить его под себя.

В дальней комнате, как и планировал, Йормунганд устроил лабораторию. Раньше ему не приходилось иметь дело с химикатами. Варить кое-какие зелья он умел, но все-таки не так, как управлялись с зельеварением Дочери. А вот как раз зелья и пользовались у людей Эдегора повышенным спросом.

— Так вы делаете зелья или нет? — резкий голос заставил Йормунганда оторваться от реторты. Вот уже месяц он работал над способом получить.

— Что? — спросил он, — просто чтобы что-то сказать. В проеме стояла женщина с орлиным носом, бровями вразлет и отпрыском, во всем на нее похожим. Отпрыску лет восемь или меньше. Он колупался в носу и смотрел на Йормунганда исподлобья.

— Вы делаете зелья? — повторила его мать.

— Да, но я сейчас занят, — сказал Йормунганд, стремительно соображая, кто эта женщина. За месяц он так и не смог запомнить всех обитателей замка. К тому же многие лица исчезали так же стремительно, как и появлялись.

— Мне нужно зелье для мужа, — женщина скрестила руки на груди. — Сколько будет стоить?

«Может, родственница князя», подумал Йормунганд. Он выпрямился. Субстанция, над которым он работал, требовало внимания и соблюдения жесточайших пропорций.

— Я занят, — повторил он.

— Так сколько? — нетерпеливо повторила женщина.

— Во-первых, кто вы? Я здесь недавно и не знаю всех в лицо. Во-вторых, что за зелье вам нужно? Я понял, что для мужа. Но какое? Противоревматическое? От подагры?

— Да как вы со мной разговариваете?! — вскинулась женщина. — Выскочка пришлая, еще и издевается! Я же сказала: для мужа! Что непонятного?

— Что нужно твоей матери? — спросил Йормунганд ребенка.

Тот вынул палец из носа, внимательно осмотрел его и сказал:

— Чтобы были еще дети.

— О, — сказал Йормунганд сочувственно. — Я сейчас поищу. С вас три серебром.

— Что?! — женщина вытаращилась на него круглыми глазами.

— Это сильное средство, — сказал Йормунганд. — Другое не поможет. И… эффект будет очень кратковременным, имейте в виду. Но для еще одного ребенка хватит.

— Так и знала, вы — шарлатан, — заявила женщина и с гордым видом удалилась, волоча с собой за руку сынишку.

Йормунганд так и не понял, кто же она была. На следующий день он поставил слугу у двери. Самого склочного из тех, кто рад был пошпынять посетителей, прежде чем доложить об их приходе Йормунганду. Про мага стали говорить, что он зазнался и много себе позволяет, но князь пропускал разговоры мимо ушей. А на Йормунганда стали поглядывать с уважением.

Ругер роста был небольшого, с сильными руками и кряжистый. Впечатление портила борода, как Ругер не старался, росла редкой, да и на голове волос было не густо. В настроении он все время находился отвратном. Все-то портило ему существование. То обед невкусный, то девка не так посмотрела, то телега грязью забрызгала, а чаще все разом. Исполнительностью не отличался, хозяев не уважал, но с Йормунгандом неожиданно сошелся. То ли потому что Йормунганд его почти не замечал, пока он гонял знатных зевак от его дверей, то ли наделся, что уж маг-то подскажет ему, как отрастить шевелюру погуще.

Гарриетт непременно при удобном случае подчеркивал доброе расположение к Йормунганду, так что ирмунсулец начал чувствовать себя в долгу, даже если Гарриетт ничего не делал. Именно Гарриетт первым заметил внимание, которым оделяла Йормунганда Элоди. Дочь князя заходила к Йормунганду ненадолго, минут на пять, но каждый день. Однажды Гарриетт увидел, как она ходит по коридору, бледная, с красными пятнами на щеках и заламывает руки, прежде чем пройти коридор и войти в покои Йормунганда. Дуэнья наблюдала за терзаниями подопечной спокойно, с безучастным равнодушием. Наконец Элоди взяла себя в руки, вздернула подбородок и решительно распахнула тяжелую кованую дверь. Она всегда входила без стука, а одинокий слуга Йормунганда не смел ей препятствовать.

Иногда Элоди кричала на Йормунганда без повода. Йормунганд бесился, бил реторты и рассыпал руны, потом долго не мог собрать их дрожащими от бешенства руками. Прикасаться кому-то еще к своим вещам он строго запретил.

— Она любит тебя, — сказал Гарриетт когда после одного их таких «разговоров» Йормунганду пришлось прикладывать лед к щеке.

— Неужели? — ядовито откликнулся Йормунганд. — А выглядит как будто наоборот.

Гарриетт пожал плечами. Лезть в чужие отношения дело неблагодарное. В конце-концов, Элоди всего лишь глупая половозрелая девочка. Да и князю не по нутру будет брак любимой дочери с пришлым колдуном.

Поползут слухи, будто он ее околдовал, очаровал. Похоже, сама Элоди так думала.

А Йормунганд аккуратно раз в неделю ходил в заведение Мадам Малене и платил одной из девочек пять серебряных монет за ночь. Он старался менять их, чтобы ни у одной не возникло искушения навязаться ему в содержанки. И изредка он выходил ночной порой на улицу у трактира и искал женщину с перьями по имени Симона, чье разноцветное платье можно увидеть даже в ночном сумраке. И всегда она оказывалась пьяной.

Йормунганд покупал игрушки для ее маленького сына. Ребенок родился с глазами матери и ничем больше на нее не походил. Светлые волосенки торчали во все стороны. В солнечном свете они походили на нимб, так что его мать звала его ангелочком. Для своего возраста он был худеньким, зато пошел в рост. И почти не говорил. Симона как-то пыталась рассказать жалобную, романтичную и явно лживую историю об отце ребенка, но Йормунганду оказалось неинтересно. Он и без того знал, откуда появляются дети.