Все придворные и благородные особы уселись на специально сооруженный постамент. Графиня вышла среди толпы рыцарей и стражей во главе с Лудом. Сделала жест мне подняться и занять место подле неё.

Жером прокричал несвойственным ему громовым голосом:

— Тишина!

Среди простого люда матери сразу стали закрывать руками рты смеющихся детей. Я с брезгливой жалостью подумал, что чернь есть чернь, никогда не устанет радоваться чьей-то казни.

Графиня Анна вся в черном, даже золотые локоны убраны так, чтобы ни один волосок не выглянул из-под платка, поднялась и произнесла громко:

— Эти люди обвиняюсь в убийстве Графа де Литтен. Луд, развяжите рот мужчине, вон тому.

Луд ударил парню под колени и тот рухнул, но стражник не дал упасть, схватив за волосы.

— Ты. Отвечай, кто ты такой?

Парень бледный от ужаса сказал робко:

— Моё имя Тим, ваше сиятельство… Я простой пастух…

Графиня посмотрела пристально, он мелко задрожал, а она произнесла подозрительно:

— Пастух? И как же ты оказался среди убийц?

— Я не знал, ваше сиятельство…

— Ложь! — воскликнула Анна. — Остальные тоже крестьяне?

Луд кивнул быстро:

— Да, ваше сиятельство…

Графиня опустила голову на секунду, а потом я понял, что этих людей ничто уже не спасет.

— Я и мой муж делали для вас всё, так вы отплатили нам? — обратилась она в толпу.

Народ собравшийся на казнь понял, что не на то мероприятие они пришли. Кто-то поспешил удалиться, но Графиня сказала властно:

— Жером, каждый, кто сегодня уйдет отсюда раньше меня, завтра окажется на месте этих висельников…

Крестьяне поспешили вернуться, делая вид, что они и не собирались уходить, так, прогуливаются.

— Мы можем начать, миледи? — спросил Жером.

— Начинайте, — ответила она.

По знаку Луда стражи подняли заключенных на помост и затянули петли у них на шеях. Я видел, что не все люди, которых вывели на казнь даже видели Ворона хотя бы раз, и уж тем более не имеют представления о его злодеяниях. Хотя у них всегда был выбор. Они могли пойти честно трудиться, но кому-то захотелось легкой наживы, кому-то свободы, да, что у годно. Вот только идейных, типа Валета, среди них не много. Плюс, они могли пойти служить мне, но отказались… Я понял, что начинаю искать оправдание тому, что сдал их Графине, прогнал эти мысли, но за происходящим смотреть не захотелось.

— Я, пожалуй, пойду, ваше сиятельство, — шепнул я, — вы не против?

— Против, виконт, — жестко ответила она, добавила, видя вопрос в моих глазах, — останьтесь, это только начало, конец Вам понравится…

Я насторожился, а в голове вдруг всплыло: «…теперь ты знаешь, кто последний висельник…». Я посмотрел на Графиню еще раз, поёжился от этой мысли, нет, не может быть. Я ничего плохого не сделал…

Когда с крестьянами закончили, люди начали подниматься, но Графиня велела властно, как строгий школьный учитель:

— Я никого не отпускала…

Все тут же рухнули обратно, а Анна металлическим голосом велела:

— Жером, продолжайте.

Луд едва заметно кивнул, когда Жером посмотрел в его сторону, часть стражников бросились снимать трупы крестьян и оттаскивать их в сторону, а десятеро других выхватив арбалеты направили их на сидящих возле Графини и меня, соответственно. Рой мурашек истоптал мое тело, пробежав с головы до пят, но я понял, что пугаюсь напрасно. Вельможи и знатные особы напряглись, кто-то порывался встать, но в ту же секунду болт бил рядом с ним, и человек бледный садился обратно, а стражник моментально перезаряжал арбалет.

— Что всё это значит, Графиня, объяснитесь?! — потребовал один из господ.

— Молчать… — приказала она ледяным тоном, от которого повеяло смертельной угрозой. — Слишком долго мой муж мирился с тем, что за его спиной в его же доме плетут интриги и заговоры, сегодня этому придет конец. Жером!

Тот поклонился и провозгласил так, что не понятно, кому конкретно он это говорит, крестьянам или знати:

— Покойный эсквайр Литерлих был замечен в сговоре против Графа де Литтен, что повлекло за собой смерть второго. Достопочтенная Орнегильда, вы и две ваших дочери понесете наказание за действия вашего мужа и отца, соответственно. Прошу вас выйти…

Люди с ужасом смотрели, как стражи вывели толстую визжащую женщину, всем видом напомнившую мужа, и двух подобных родителям извивающихся девчонок. Крестьяне затаив дыхание смотрели, как знатных господ подняли на тот же помост, где секунду назад казнили чернь. Стражи не теряли времени, сделали все быстро, вызвав шок у господ.

Женщины кричали и падали в обморок, а мужчины порывались вскочить, но арбалетчики не давали им такой возможности. Я с трепетом наблюдал за стальной маской на лице Леди Анны, она изменилась до неузнаваемости, недавний луч света, добра и тепла, который нескончаемым потоком исходил от неё, сейчас будто вывернут наизнанку. Она сидела молча не обращая внимания на крики вельмож и их вопросы до тех пор, пока все не замолчали, а затем произнесла четко:

— Мой муж делал эту землю равной для всех людей… Будь то люди с богатой родословной, высокими титулами, или купцы, помещики, и все нетитулованные дворяне… Я шла за ним, но он оказался не прав! С этой минуты в крепость Литтен имеют право входить только титулованные дворяне!

Среди вельмож послышались возмущенные голоса, но Анна лишь повысила тон:

— Особенное почтение при моем дворе имеют Рыцари, все без исключения, начиная от рыцарей бакалавров и знаменосцев, до рыцарей в составе орденов! Только они — люди чести, могут и будут иметь место при моём дворе…

Рыцари, которые пришли вместе с Анной, стали подниматься по ступеням наверх выстроенного помоста, я с неспокойным удивлением обнаружил среди них сэра Маркуса и сэра Везарха. Графиня сказала быстро, сделав брезгливое движение рукой:

— Освободите место людям достойным…

Рыцари буквально за шиворот спроваживали всю бывшую знать вниз, где их принимали довольные стражи и выталкивали в толпу крестьян, которые всё еще неуверенно, но улыбались и посмеивались над недавними господами. Графиня закончила безапелляционно:

— С этих пор всем вам запрещается заводить слуг…

Бароны, виконты и их жены сидели затаив дыхание, но услышав эти слова один из них начал аплодировать, а затем поддержали и остальные. Один из мужчин, кого вытолкнули стражи, не удержался и рухнул в грязь, чем вызвал смех не только у крестьян, но и у рыцарей, вскочил и завопил дико:

— Когда Герцог и Король узнают…

Аплодисменты сразу боязливо поутихли, но Анна отреагировала мгновенно, не желая терять зрительские симпатии.

— Что Ты сказал, Опий? Здесь решаю только я! А что до Тебя… Сегодня вы угрожаете мне прикрываясь Королем, а завтра попытаетесь устроить заговор, как и против моего супруга… С этого дня любые подобные слова — измена, а вы, получается, изменщик… Жером, что делают с изменщиками?

— Они приговариваются к смертной казни, ваше сиятельство, — низко поклонился он, пряча улыбку.

— Приступайте!

Графиня Анна в тот вечер произвела ряд реформ, на которые вряд ли отважился бы даже сам Король, но в масштабах Графства подобные идеи и положения получилось реализовать довольно легко. Крестьяне возликовали, когда Анна прилюдно опустила богачей до уровня нищих, но поспешили удалиться, когда она добралась до них. За кражу — рубить руки, сперва по локоть, за второй проступок — по плечо, а там и до шеи недалеко. За убийство — виселица преступнику и тюрьма его семье. Я порадовался в тайне, что не мне с ней жить и мириться, войдет во вкус, хлебнет вседозволенности, еще взвоют те, кто сейчас радуется её решительным действиям… Ну-с, это не моё дело.

Я начал смотреть на неё с растущим уважением, когда вечером отправила Королю письмо с заверением в полной покорности, где подробно описано, как теперь планирует выстраивать отношения с его величеством, и главное, почему ему не следует искать ей нового супруга.

— Что скажете, виконт? — спросила, протягивая мне письмо.