– Я останусь здесь, – мотнул головой Макс.

– А смысл? В реанимационный блок тебя все равно не пустят.

– У меня пропуск есть.

– Плевать мне на твой пропуск, – лениво огрызнулся Игорь Владимирович. – За ее жизнь отвечаю я, и раньше, чем через двадцать четыре часа никого к ней не пущу. Так что не вертись под ногами, прими душ и выспись.

– А кто будет с Маргаритой?

– Я и Елена Павловна – сиделка.

– Вы тоже почти сутки на ногах.

– Мне не привыкать – порой такие дежурства выпадают, что и по трое суток спать не приходится.

– Я в два часа приеду. – Максим смял сигарету, так и не затянувшись ни разу.

– Лучше позвони да узнай – что, да как.

– Нет, я приеду, – упрямо повторил Макс.

– Как знаешь, – махнул рукой доктор. Он загасил окурок и протянул руку: – Ну, все – я возвращаюсь. И сообщи дочери, чтобы зря перед глазами не мельтешила.

Выздоровление Маргариты, как и предсказывал Игорь Владимирович, проходило медленно. У нее и маленькие-то ранки заживали с трудом, а тут поле битвы было гораздо масштабнее. Первые дни женщина по большей части спала, а проснувшись, всегда находила рядом кого-нибудь из посетителей.

Оля в ожидании маминого пробуждения, как правило, обрабатывала фотографии или рисовала. Маргарите доставляло удовольствие, незаметно приоткрыв глаза, наблюдать, как дочь старательно водит карандашом по бумаге или уткнувшись в ноутбук, совершенствует навыки фотохудожника. Девушка обещала стать красавицей, как только чуть повзрослеет. Налет ребячества еще ощущался и в манере поведения, и в стиле одежды, а вот ее работы были пронизаны глубинным смыслом, и выглядели более мудро, чем их автор.

Нередко возле постели оказывался Игорь Владимирович, с самого начала задавший иронично-дружеский тон общению. Первое, что услышала Маргарита, после того, как пришла в себя после повторного наркоза, было радостно-насмешливое:

– Ну и фортель вы выкинули, милочка!

Еще не совсем понимая, о чем идет речь, она осторожно ответила: – Не мне вас учить, что женщина – по натуре своей – существо непредсказуемое.

Доктор широко улыбнулся: – Я бы предпочел более спокойные отношения.

– Предлагаю дружбу! – С комичной торжественностью объявила Маргарита, справедливо полагая, что по-мальчишески задорная улыбка хирурга после операции свидетельствует исключительно об удачном исходе дела.

Собеседник притворно обиделся: – Вы хотите сразу поставить меня в рамки?

– Пытаюсь уберечь от волнений.

– Немного волнения мне не повредит, так что я оставлю себе простор для деятельности.

Безмерно благодарная доктору за спасение, Маргарита была покорена и его профессионализмом, и человеческими качествами: он буквально заряжал оптимизмом, приводящим организм в порядок, почище всяких лекарств. Видеть его в своей палате всегда доставляло удовольствие. Чего нельзя было сказать о третьем, самом частом посетителе.

Макс навещал ее с завидной регулярностью, и непременно – с полными руками. Он таскал букеты охапками, фрукты – килограммами, соки – литрами. Доставал дорогие лекарства, приносил фильмы и книги, избавляя от скуки. С одной стороны Маргарите льстило внимание молодого человека, и в редкие минуты одиночества она с восторгом разглядывала роскошные цветы, вдыхая их аромат, и улыбка искреннего удовольствия оживляла побледневшее от большой потери крови лицо. С другой стороны, как банковский работник со стажем, она хорошо понимала, что за все в этой жизни приходится платить, а потому настороженно встречала очередные вложения Максима в свое настроение и самочувствие. Ее задолженность перед добровольным кредитором росла день ото дня, и тяготила, как лишний, неоправданно дорогой, а точнее сказать – навязанный против воли сервис. Проблема выбора линии поведения в отношении Максима, отброшенная перед операцией за ненадобностью, вновь встала перед Маргаритой. Он не был близким родственником, чью трогательную заботу можно было воспринимать как должное, чтобы впоследствии отдать этот долг с лихвой, окружив его собственной заботой. Он не был преданным другом, на чью поддержку принято рассчитывать. Он не был любимым мужчиной, одно присутствие которого наполняет уверенностью, что только так и может быть между любящими людьми. Он был посторонним человеком, случайным знакомым, и по всем жизненным правилам, его след должен был давно затеряться вдали. В общем-то, Маргарита и собиралась так сделать, но?… Вот это «но» и сидело сейчас в ее голове. Кто и что стоит за его поступками? По какой причине он до сих пор возится с ней? И почему так щедр и терпелив? Она искала ответы в своей профессиональной деятельности, анализировала последние банковские сделки и все больше приходила к выводу, что разгадка этих тайн ждет ее по возвращении на рабочее место.

Но странное дело: чем больше Маргарита размышляла о Максиме – тем больше тянулась к нему, и чем больше она осознавала свое влечение – тем холоднее становилась ее маска. Она ждала его прихода, но при звуке открывающейся двери старалась отвернуться, чтобы успеть придать безразличность лицу. У нее вошло в привычку вертеть в руках один их фруктов, принесенных Максом. Поглотить то количество, которое он ей доставлял, было невозможно, и Маргарита раздавала их медсестрам, санитаркам, просила угостить оставшихся без родственной поддержки больных в других палатах. Сама ела мало, за что получала строгие выговоры от Игоря Владимировича. Как часто, заботливый доктор забирал из ее рук отполированное до блеска яблоко, разрезал на части и заставлял принимать, словно лекарство! Покоряясь требованию врача, Маргарита по-детски, надеялась, что вот сейчас она проглотит волшебный кусочек, и услышит внутренний голос Максима. Но волшебство не случалось, и в ладонях, сам собой, материализовался новый фрукт.

Однажды, с трудом выпроводив ежедневного гостя, Маргарита услышала тихий стук в дверь. – Войдите, – с тяжелым вздохом разрешила она, решив, что, Макс что-то забыл и вернулся. Но в приоткрытом проеме показалась голова незнакомой девушки.

– Здравствуйте! Извините, а от вас сейчас вышел не Максим Ковалев? – робея от собственного любопытства, спросила она.

– Он самый. Да вы входите, не стесняйтесь. Скрасите мое одиночество.

С разгорающимся интересом Маргарита наблюдала, как миловидная блондинка по имени Анна, с горящими от восторга глазами чинно устраивалась в кресле. На юном лице открыто читалось нетерпение, сдерживаемое изо всех сил. Вопросы явно вертелись у нее на языке, но побороть стеснение у девушки не получалось.

«Ого! Макс – известная личность? Ну-ка, милая, приоткрой его страшную тайну!» – подумала женщина про себя, приходя гостье на помощь: – Откуда вам известно его имя?

– Вы шутите? Да любая девушка, следящая за светской жизнью, в курсе, кто такой Максим Ковалев!

– Мне кажется, вы преувеличиваете, – с сомнением отозвалась Маргарита, но заметно напряглась.

Видимо, почувствовав излишнюю хвастливость своего заявления, Анна смутилась:

– Я говорю не о личных знакомствах. Такие имена всегда в центре внимания, поэтому о них известно практически все.

– Вот как! Любопытно послушать – что в народе говорят о Максиме? «Надеюсь, это не он ее подослал».

– Что можно говорить о губернаторском сыне, разъезжающем по городу на темно-сером кабриолете? Красивый, стройный, успешный бизнесмен с папиными связями. Сеть кафе, клуб, и уже ползут слухи, что на носу новое грандиозное открытие. Я бы с удовольствием поработала в одном из его предприятий, но туда не так-то просто устроиться, – Анна с надеждой посмотрела на Маргариту. – К тому же, холостяк и, это главное, что привлекает к нему внимание!– сдержанно хихикнула гостья.

С каждой новой фразой лицо женщины все больше вытягивалось от удивления, так что девушка, прикусив язычок, подозрительно поинтересовалась:

– Простите, а вы кем ему приходитесь?

– Дальней родственницей, – поспешила соврать Маргарита. – Только приехала в город – и сразу попала в больницу, не успела войти в курс дел.