Между тем часы показывали пятнадцать минут пятого, а Джейми все не появлялся. По моим расчетам, дорога из Даунтауна в Мидтаун занимает более получаса. Однако терпеть я уже не могла – я была близка к голодному обмороку. Уверенная, что замороженный йогурт с шоколадной крошкой приведет в норму уровень сахара в крови, я двинулась по Пятой авеню в поисках кондитерской.

От голода стучало в висках. Но, поскольку дело было на Манхэттене, прежде кондитерской мне попался киоск с орешками. Я купила пакетик соленого кешью и бутылку воды. Орешки проглотила почти не жуя и запила водой. Организм не замедлил отблагодарить меня. Хвостатые точки перед глазами исчезли, шаг стал увереннее. Я глубоко вдохнула и подняла взгляд. В мою сторону шел Джейми. Я заулыбалась, как всегда при виде его широких плеч, длинных волос и мозолистых рук.

– Привет, милый, – сказала я и обняла его за шею, чтобы поцеловать.

Не клюнуть наспех в район подбородка, а запечатлеть на губах полноценный, полновесный поцелуй. Поцелуй, который расшифровывается как «Слава богу, ты со мной». Джейми отвечал со страстью; день стал казаться вовсе не таким уж неудачным. Я чуть отстранилась и подарила Джейми нежнейшую улыбку.

И вдруг его глаза закатились, и он потерял сознание. Я пыталась замедлить падение Джейми на асфальт, но с моими пятью футами четырьмя дюймами роста – против его шести футов одного дюйма – получилось плохо.

Вот не думала, что новость об увольнении так подействует на моего парня. Коленопреклоненная, я взяла его лицо в ладони. Бедняга Джейми был весь в холодном поту. В старших классах нас учили оказывать первую помощь; я попыталась сделать непрямой массаж сердца. Вокруг собрались любопытные. Кто-то вызывал службу спасения. Поступали ценные советы: накормить пострадавшего! Дать ему воды! Я взялась поить Джейми из своей бутылки, но лишь облила ему лицо.

На Пятой авеню завыла сирена, и рядом с нами остановилась «Скорая», заблокировав движение. Выскочили два медбрата, нежно погрузили бесчувственного Джейми в машину. Следом залезла я. Медбратья учинили мне допрос.

– Возраст пострадавшего?

– Двадцать семь, – пролепетала я и взяла Джейми за руку. Рука была липкая от пота и горячая.

– Хронические заболевания?

– Нет. – Я погладила руку. – Ой, нет, есть. У него ревматизм в левом плече.

Младший медбрат уставился с недоверием. Старший нахмурился.

– Аллергией страдает? – вопросил старший.

Мой желудок словно сполз к тазу, а потом и к коленкам. Планета Земля временно остановилась, зато стала вертеться карета «Скорой помощи» вместе с каталкой, Джейми и медбратьями. Когда верченье закончилось, мир умалился до двух суровых медбратьев.

– Аллергией страдает? – повторил старший.

– Да. На орехи.

Медбратья молча уставились мне в лицо, откуда взгляды их переместились на мою левую руку, все еще тискавшую пакетик из-под соленого кешью и бутылку с водой.

– Я не давала ему орехов, – промямлила я, заливаясь краской.

Младший медбрат полез в аптечку за шприцем.

– Но я его поцеловала. После того как съела пакет кешью. Не мог же мой поцелуй спровоцировать анафилактический шок?

Старший медбрат закатал Джейми рукав, младший дважды щелкнул по шприцу.

– То есть это из-за поцелуя?

Младший медбрат всадил иголку Джейми в вену, Джейми дернулся и очнулся. Старший медбрат помог ему сесть и снова лечь.

– Где это я? – спросил Джейми.

– С тобой все будет в порядке, милый, – ответила я.

– Вы потеряли сознание, – принялся объяснять старший из медбратьев. – Мы везем вас в больницу на обследование.

Через несколько минут каталку с Джейми вытащили из «Скорой» и сопроводили в приемный покой. Я бежала рядом, тиская его руку.

– Кем вы доводитесь пострадавшему? – вопросил санитар, не переставая царапать в блокноте.

Мы подкатили Джейми к свободной койке.

– Я его невеста, – соврала я из страха, что в палату допускаются только родственники пациентов. Мне не хотелось оставлять Джейми одного. Он сделал вид, что не слышит слово «невеста»; стандартная модель поведения холостяков, которым под тридцать, – не реагировать на слова типа «свадьба» и «помолвка». Явился дежурный врач, занялся Джейми. Медсестра усадила меня и велела ждать результатов осмотра. Надо мной висел знак – перечеркнутый мобильный телефон. Я полезла в сумочку, чтобы отключить мобильник.

– Извините, мэм, вы знакомы с мисс Прией Сент-Джон? – спросила другая медсестра.

Я метнулась в приемный покой и упала в объятия лучшей подруги.

– Какого черта ты здесь делаешь? – спросила Прия. – Донни – наш системный администратор – видел все из окна. Теперь у нас только и разговоров, что о тебе с Джейми.

– Ты знаешь, что у Джейми аллергия на орехи?

Прия кивнула. Каждый, кто когда-либо делил с нами трапезу, знает, что у него аллергия на орехи. Я показала Прие пакетик из-под кешью, который почему-то до сих пор не выбросила и даже не спрятала в сумку.

– По-моему, у тебя выдался неудачный день, – констатировала Прия, схватила пакетик и швырнула в ближайшую урну.

«Вот что значит опытный юрист, – подумала я. – Сразу избавляется от улик».

Я тряхнула головой, ожидая дополнительных проявлений сочувствия, но тут спину мне словно прожег чей-то взгляд. Конечно, это была Селия, мамаша Джейми.

– Что ты сотворить мой сын?! – заголосила Селия с густым кубинским акцентом, не забывая буравить меня глазами. Впрочем, она и раньше всегда смотрела с ненавистью, будто я лично несу ответственность за операцию в заливе Свиней[7].

– Джейми вон там уложили, – сказала я и проводила Селию к нужной койке.

Прия предусмотрительно отступила в тень. Почти все мои друзья до смерти боятся Селии – и не без оснований.

– Ай-ай-ай! Боже Всемогущий! Пресвятая Дева! – заголосила Селия по-испански, увидев любимого сыночка на больничной койке, и тут же принялась бормотать католические молитвы.

Врач-реаниматор, по моему мнению, слишком молоденькая для такого ответственного поста, сообщила, что состояние Джейми стабильное и что он поправится. Селия оттолкнула меня от юной докторши и объявила, что она – «родной матерь тот малчик», и обсуждать его здоровье следует с ней, а не с посторонними.

– Простите, миссис Кастильо, невеста мистера Кастильо имеет право находиться при нем и говорить с врачами, – возразила докторша, улыбнувшись мне ободряющей улыбкой. Не иначе, как у ее парня примерно такая же мамаша.

Селия схватила мою левую руку и продемонстрировала докторше отсутствие кольца.

– Вот, они не помолвлены!

Докторша смерила меня таким взглядом, словно я отказалась отдать почку умирающей сестре-близняшке.

– И вообще, – с торжеством продолжала Селия, – мой сынок собираться ее бросать!

В следующую секунду меня выставили из палаты, будто мало мне было выслушать такое от мерзавки Селии. Впрочем, оказалось, что и это не все. Миссис Кастильо потребовала выставить «самозванку» из больничных стен.

По коридору меня эскортировала дородная волонтерка, а вслед неслось:

– Как так получаться, что каждый раз, как мой сынок видит тебя, он попадать в больницу или в тюрьму?

Кстати, в тюрьму Джейми попал не из-за меня. Ну, то есть не совсем из-за меня.

Домой я пришла в седьмом часу, швырнула сумку прямо на пол и застыла в дверях, охваченная ощущением дежавю. Я пыталась успокоиться посредством дыхательной гимнастики – без толку, стены все равно словно смыкались непосредственно над моей головой. Да, так уже было. И вновь началось.

Я направилась в спальню переодеваться, и тут меня осенило – надо бежать. Бежать из Нью-Йорка. Сегодня же. Сейчас соберу вещи – и прочь отсюда. Работу удержать не удалось. Парня – тоже. И много ли у меня осталось, кроме органайзера в красной обложке?

В конце концов, я и раньше сбегала.

После первого курса юрфака я собрала вещи и свалила на юг Франции на все лето – потому что мне так захотелось. Еще прежде, в колледже, улетела в Прагу на целый год и даже не сообщила никому, пока не нашла подходящее жилье. Старшеклассницей бросила мать в Бразилии, а сама дернула к бабуле в Грецию, где оставалась две недели.