– Ситуация довольно сложная.

– А кому легко? – Трей подмигивает. – Мы с братьями, по сути, не работаем. Живем за счет трастовых фондов.

Хмурюсь. Ясно: Трей уверен, что мы с ним одного поля ягоды.

– Нет, ты не так поняла. – Трей спешит развеять мои страхи. Вздыхаю с облегчением. – Мы не мотаем денежки, как некоторые здешние жители. Мы живем на дивиденды.

На дивиденды он живет, бедняжечка! Да у него трастовый фонд таких размеров, что и дивиденды мотать – не промотать. Да с такими дивидендами и основной суммы не нужно! Просто в голове не укладывается, какое неравноправие кругом царит!

– У тебя ведь та же картина? – уточняет Трей.

И я говорю «да», только чтобы закончить разговор. Трей перечисляет населенные пункты и географические особенности Коннектикута, видимые с яхты. Это сколько же продлится наш круиз? Не сымитировать ли приступ морской болезни? Пускай бы высадили нас с бабулей на берег…

Вдруг по правому борту раздаются шаги.

– Извините, сэр, – говорит девушка в униформе прислуги – коротких шортах цвета хаки и такой же рубашке-поло с нашивкой «Зельда Мэй» и собственным именем – Инга. Длинные белокурые волосы заплетены в две косы. – Время ланча, сэр. Подавать?

– Да, – отвечает Трей. – Для меня принеси, пожалуйста, «Летний эль» марки «Сэм Адамс». Да не сюда – на стол. Мы сейчас.

– Конечно, мистер Пеннингтон.

– А ты что будешь пить, Ханна? – спрашивает Трей.

– Бокал белого вина, если можно.

– Разумеется, мэм.

– Люблю девушек, которые не стесняются выпить среди дня, – улыбается Трей, помогая мне встать с шезлонга.

«Мне надо выпить – иначе не выдержу до конца морской прогулки», – думаю я, но молчу. Молчу и пью.

Хэмптонское утро кардинально отличается от утра нью-йоркского. В городе мечешься по квартире, как ужаленная – сначала в душ, потом напялить что-нибудь наименее помятое, ухватить бутерброд – и бегом на работу.

В Хэмптонс каждое утро превращено в церемонию. Пробудившись, мы не спеша выбираемся из постелей. Я сплю в пижаме, к которой прилагается пеньюар – это наряд для завтрака. Надеваю тапочки, следую в ванную. Умываюсь, накидываю пеньюар и шлепаю к столу.

На завтрак всегда два-три горячих блюда (сегодня – блины и омлет) и несколько холодных блюд (сегодня – мюсли и маффины с черникой). Бабулин повар варит кофе только по заказу, хотя наши кофейные пристрастия не меняются от утра к утру (бабуля пьет эспрессо, я – черный кофе). Имеются три газеты на выбор («Нью-Йорк таймс», «Нью-Йорк пост» и «Вашингтон пост»).

Прислуга ест отдельно.

Сколько себя помню, бабуля держала целый штат прислуги. Сейчас на нее работают Рауль (шофер) и его жена Мартина (экономка). Летом они живут над гаражом, в квартирке с двумя спальнями. Зимой – в Квинсе, в собственном доме.

Раньше у бабули было два повара, оба – дипломированные знатоки французской кухни, хотя приготовить могли абсолютно любое блюдо. Старший из двоих, Алек, работал на бабулю с самого ее брака с итальянцем-автогонщиком. Во время медового месяца автогонщик обронил, что ненавидит ресторанную еду, и бабуля поняла это как намек нанять повара. Жанна-Мари появилась, когда бабуля вышла за тюфячного короля. Тюфячный король обожал французскую кухню. Жить не мог без жирных соусов; Жанне-Мари вменялось в обязанность изобрести более безопасную, но не менее вкусную альтернативу его пристрастиям. Алек, когда при нем готовили голландский соус с обезжиренными сливками, только что в обморок не падал. В конце концов он предъявил бабуле ультиматум: или он, или Жанна-Мари. Алек работал на бабулю много лет, но она успела влюбиться в салат из авокадо, изобретенный Жанной-Мари. В итоге Алек ушел, а Жанна-Мари осталась. Еще и потому, что бабуля терпеть не может ультиматумов.

Также есть женщина, которая «ведет дом». Не знаю, что конкретно под этим подразумевается; догадываюсь, что официально Элинор числится личным секретарем. (На ум приходит бурлескная комедия с Кэри Грантом и Кэтрин Хэпберн.) Видимо, обязанности Элинор включают оплату счетов и отслеживание исправности телефонов и кабельного телевидения. Впрочем, не уверена – бабуля не любит разговоров о деньгах. Она прекрасно умеет добывать деньги, но не считает их подходящей темой для беседы.

Элинор – главная над всей прислугой, и эта должность ей по нраву. Задрав нос, обходит она свои владения, следит, чтобы все блестело. Как правило, Элинор сопровождает бабулю в поездках, ведь составление графика бабулиной социальной активности – одна из основных ее обязанностей.

Кроме того, бабуля держит приходящих уборщиц, которые наводят лоск дважды в неделю. Бабуля любит порядок. Выйдя замуж за моего дедушку, она очень серьезно отнеслась к роли домохозяйки из пригорода и с тех пор всегда имела все основания гордиться своим домом (точнее, своими домами). Пусть сама бабуля больше не занимается уборкой – это не значит, что дома не должны отличаться безукоризненной чистотой.

Наконец, имеется садовник, который живет на вилле круглогодично. Осенью и зимой, когда бабули нет, он следит за порядком – проверяет, не промерзли ли водопроводные трубы, не поселилась ли под полом террасы какая-нибудь зверушка, и вдобавок раз в неделю спускает воду в туалетах. А весной и летом, когда приезжает бабуля, садовник занят стрижкой газона и кустов, прополкой клумб и мелким текущим ремонтом.

Все бабулины работники – люди, ею же проверенные; впрочем, не скажу, что хорошо их знаю. Они делают свое дело, оставаясь практически невидимыми, потому что трудятся в основном, когда мы с бабулей уезжаем за покупками или выходим пройтись по пляжу. Когда мы дома, прислуга держится кухни.

Сегодня бабуле пришла охота стряпать. А это значит, кухня в нашем полном распоряжении. Точнее, целый дом в нашем полном распоряжении – бабуля отпустила всех на выходной. Рауль с Мартиной отдыхают в своей квартирке, остальные ушли на пляж.

Завтрак накрывают на толстенной разделочной доске, установленной на деревянную подставку (такими в старину пользовались мясники на рынках, а сейчас это модная дизайнерская тенденция и заодно сердце бабулиной кухни), но завтракаем мы на террасе. Однако сегодня сразу после завтрака мы наскоро приводим себя в порядок и встречаемся за разделочной доской, чтобы обсудить грядущий ужин.

Бабуля решила приготовить кок-о-вен, то есть цыпленка в вине. Я слыхала, это блюдо занимает целый день – на целый день и настроилась. Морально. Мы сидим на табуретах и составляем список продуктов. Бабуля называет ингредиент, я заглядываю в кладовку и рапортую о наличии (или отсутствии). Придется ехать в город.

К дверце кухонного шкафа прикреплена газетная вырезка. Старая-престарая, желтая-прежелтая – даже трогать страшно. Читаю заголовок: «РЕЦЕПТ СЧАСТЛИВОЙ ЖИЗНИ».

Далее следует список ингредиентов:

– Что это, ба?

– Это? Чепуха, пустяк. Я о нем и забыла. Моя мама вырезала рецепт из газеты, когда мы только прибыли в Америку.

– Но зачем-то ты его сохранила? Наверное, он для тебя важен.

– Память о маме. Ей очень хотелось стать настоящей американкой. И чтобы мы тоже нашли здесь новую родину. Бывало, как наткнется на что-нибудь в этом роде, так и вырежет и приклеит на видном месте.

– Ты мне то же самое говорила, ба.

– Что именно?

– Ну, разве не помнишь? Ты часто говорила: «В рецепте счастливой жизни этот ингредиент явно лишний».

– Мамины слова. Я их девочкой чуть ли не каждый день слышала, – улыбается бабуля.

– Твоя мама тебе говорила, а ты мне говоришь, да, бабуль?