После случая с котенком Леха для Матвейки и Игорька окончательно стал врагом. В ловкости и хитрости с ним можно было еще тягаться, но он имел важное преимущество: ничего не боялся. Ничего! Он мог даже один сходить в полночь на кладбище. Чтобы выиграть войну с Лехой, надо было лишить его этого преимущества!

И Матвейка с Игорьком начали тренировки по борьбе со страхом.

Глава шестая Ожидание

Это была насмешливая гримаса судьбы: развести их в противоположные стороны.

Матвею достался холодный северный край с тайгой и болотами, Игорю – жаркий изнуряющий юг. Их мечте служить вместе не суждено было сбыться. Они оба понимали: поезда увозят их не просто в разные стороны, они увозят их в разные жизни, которые неизвестно когда пересекутся снова.

У Игоря кошки на душе скребли – он как будто сбежал от Матвея.

Перед отправкой на вокзал во время построения во дворе военкомата он заикнулся было: а не может ли задержаться хоть на полчаса? Начальник команды рявкнул на него:

– Ты хочешь, чтобы я отправил тебя домой на позор к мамке? На тебя уже была жалоба. Еще замечание – и пеняй на себя!

У него не было другого выхода. Да и Матвейка хорош: никак не мог распрощаться с Тасей. Нашел время! Хотя кого теперь винить?

Едва их рассадили по вагонам, до Игоря дошел слух – как во время игры в детстве в глухой телефон: их отправляют в Туркестанский военный округ. И, скорее всего, многие попадут туда. Слово «Афганистан» старались не произносить, но оно витало в душных, терпко пахнувших мужским потом вагонах, будоража призывникам нервы. Будущее не пугало их, они стремились к опасности, чтобы испытать себя, совсем не представляя, что их ждет там.

Команда Игоря попала в учебку в Фергане. Диковинный восточный город, как выяснилось, не раз менял свое название: сначала Новый Маргелан, потом Скобелев. Там Игорь впервые увидел горы. Они поразили его своей громадностью, казались живыми, движущимися великанами, но добрыми, излучающими теплый розоватый свет. Округлые вершины Гиндукуша по ту сторону границы покажутся ему совсем другими: холодными, чужими. Он узнает, что и горы бывают дружескими и враждебными; что они дышат, как живые; днем бодрствуют и дремлют по ночам. Могут защитить, прикрыть от опасности. А могут раскрыться и подставить тебя лицом к лицу с врагом – если ты не хочешь понять их, слиться с ними.

Труднее всего было привыкнуть, особенно в первый месяц, к изнуряющей жаре. Даже по ночам не было спасения. Солдаты накрывались мокрыми простынями, но они быстро высыхали, и становилось еще нестерпимее. Мучила постоянная жажда. Хлорированная, с противным привкусом вода утоляла ее ненадолго. Только усталость, безмерная усталость в первые недели службы помогала «отключаться» на ночь. Шагистика, тренировки, физподготовка, стрельбы, марш-броски… Иногда в голове мелькала предательская мысль: «Я этого больше не выдержу, сейчас упаду и не встану…» Но шел день за днем, каждый, как маленькая, спрессованная в минуты жизнь, и Игорь стал ощущать в себе крепнущие силы: он мог многое вынести.

На политзанятиях они штудировали ленинские работы, доклады товарища Брежнева, изучали международную обстановку. Исподволь их готовили к выполнению интернационального долга в Афганистане. Он был рядом, там, за Аланским хребтом. Это звучало грозно и тревожно: «Ограниченный контингент советских войск»; уже на первом месяце службы они видели «груз 200» на аэродроме, когда участвовали в отправке тел погибших. Молодых бойцов приучали к неприглядному виду войны. А за месяц до отправки с ними начал работать опытный вояка, не раз побывавший в Афганистане капитан Садовников. Он на Игоря произвел сильное впечатление. Высокий, худощавый, смуглый. Волевое лицо, шрам на шее, сосредоточенный взгляд. Фразы рубленые, богато приправленные крепкими словечками.

– Все, шутки для вас кончились. Только постоянные тренировки и железная выдержка помогут вам выжить там. Не высовываться и не пижонить. Скольких городских стиляг на моих глазах, как куропаток, снайперы подцепили. Много деревенских среди вас? Им легче будет. Война – это работа до седьмого пота. Вы принимали присягу, давали клятву переносить стойко все тяготы службы. Ваше время пришло. Вы должны приучить себя к постоянной готовности в любой момент реагировать мгновенно на опасность. Никаких мелочей! Полюбить горы и ущелья, прижиматься к камням, как к девушкам, они – ваше спасение. И не забывать о Боге… – На темном лице капитана Садовникова появилась белозубая, почти детская улыбка. – Вопросы есть?

Как-то один из солдат спросил:

– Товарищ капитан, а мы успеем там повоевать?

Садовников поморщился, будто спирта чистого глотнул, обвел прищуренным взглядом молодых солдат. Пригляделся к задавшему вопрос:

– Москвич?

Тот кивнул удивленно.

– Сразу видно. Говорок московский, гордая осанка, интеллигентские штучки… Это у тебя я видел томик Лермонтова? «А он, мятежный, просит бури, как будто в бурях есть покой»?

Парень неожиданно вступил в поэтический диалог:

– «Гляжу на будущность с боязнью, гляжу на прошлое с тоской…»

– «Я счастлив был с вами, ущелия гор…»? Романтика ущелий и свистящих пуль потянула, бежишь от надоевшей столичной богемы? Романтику я тебе обещаю, досыта нахлебаешься! Был у меня в группе один москвич, парень хоть куда, Пастернака наизусть читал: «Замер гул, я вышел на подмостки…» Жизнь – это не театр, не прав Шекспир. Захотелось пареньку абрикосов попробовать. В кишлак вечером после отбоя с другом погулять – как на Арбат вышел. Ну и свернули обоим шеи, как цыплятам. В буквальном смысле. В том кишлаке тогда «духи» после боев раны зализывали, притворившись больными местными жителями. Мы хватились ребят под утро. Пошли прочесывать кишлак. «Духи» успели ускользнуть через щели в горах, а солдатиков со свернутыми и порезанными шеями в яме навозной нашли. Романтика… Тогда мы хорошо «духов» жали. Злы они на нас были. Их снайперы настоящую охоту на наших бойцов вели, к самой части подбирались. Одного молодого парня, тоже из городских, точно в левый глаз поразили, когда тот мочился, повернувшись лицом к горам. В полный рост выпрямился, захотел полюбоваться ночным горным пейзажем, представил себя на Ленинских горах. Огонек спички, дымящая сигарета, громкий голос – отличная мишень для снайпера. За мелкие слабости жизнью приходится расплачиваться.

Капитан нервно закурил, глубоко затянулся и, поиграв желваками, продолжал:

– Был случай с военными строителями. Тыловой вроде бы район, никто опасности не ожидал. Задремал дежурный по роте ночью, ворвались душманы в казарму тихо, по-волчьи, вырезали всю роту и так же тихо в горы ушли. Ну а об открытом бое разговор особый. Главное выдержать первый, потом это станет работой. Трудной, опасной, но работой. А самое страшное – это плен. Пришлось и мне пережить жуткое животное чувство страха от приставленного к горлу кинжала. Спасся чудом. Наш снайпер поспел, в голову поразил «духа», и пошли в атаку наши, открыв огонь из всего, что стреляло. Отбили, тогда в суматохе смог я скатиться за камни вниз… Довелось не раз видеть, что они вытворяют с нашими ребятами. Режут горло, кожу сдирают с живых, пальцы отрубают и причиндалы ниже пояса… Средневековье. Если оставляют в живых – превращают в рабов. Даже если пленные ислам принимают. – Садовников часто курил, нервно, с жадностью втягивая в себя дым импортной сигареты. – Там к американским трофейным пристрастился. Табак у них отменный, ничего не скажешь, а автоматы – с нашими «калашами» не сравнишь. «Духи» при возможности американские автоматы меняют на наши. Надежнее.

Солдаты, молча внимавшие рассказам Садовникова, оказывались мысленно с ним, там, за хребтом. С ним, тогда старшим лейтенантом, замполитом роты, они были участниками ввода советских войск в Афганистан в составе мотострелковой дивизии, двигавшейся маршем из Термеза через Амударью по наведенному понтонному мосту на Кабул.

Неожиданности поджидали их с первых часов. Все было не так, как им объясняли. Оказалось, что шоссейной дороги Ташкурган – Кундуз, обозначенной на карте, не существовало. На ее месте были сплошные песчаные барханы. Войскам приходилось идти в обход.