– Мастера были! – восхищался Леха. – Видишь, между фундаментом и стеной настилали сухую бересту, и состав раствора непонятный, дегтем пахнет. Навечно строили!

Дыру в фундаменте они пробивали целую неделю.

– Есть! – наконец воскликнул Леха. – Вовнутрь полезем вечером. Как раз будет фильм идти, никому до нас дела не будет. Так безопаснее клад вытаскивать.

Вечером они пришли с фонариком и мешком. Спицами от велосипедного колеса, как саперы, ползая в полутьме, протыкали в разных местах землю. У Игорька первого спица скрипнула.

– Дай я! – оттолкнул его Леха. – Посвети фонариком!

Он руками стал разрывать землю. Достал из углубления сверток в черной тряпке:

– Тяжелый… – с нетерпением развернул сверток, но тут же разочарованно промычал: – А-а, это иконы. Что с ними делать? Как думаешь, их можно продать?

– Давай лучше обратно их закопаем, нельзя иконы трогать, беда будет.

Посомневавшись с минуту, Леха закопал их в прежнем месте.

Игорьку стало не по себе. Он уже сильно жалел, что согласился на эту Лехину авантюру:

– Пойдем отсюда, нет здесь ничего.

Но Леха не мог так сразу остановиться и признать, что клада здесь нет. Он лихорадочно ползал по земле на четвереньках, тыкая в землю спицей. Вдруг у него что-то скрипнуло. Как нарочно погас фонарик – похоже, батарейки сели.

Леха возился долго, глубоко был закопан клад. Наконец он воскликнул:

– Нашел! Какой-то ящик! – Леха взломал крышку. – Что-то круглое и гладкое. Приподними доску над тобой, а то ничего не видно.

Игорек спиной надавил на половую доску, неожиданно она легко подалась и треснула – полы в клубе ни разу не меняли. А в зале как раз в этот момент фильм остановили – порвалась кинопленка. И киномеханик включил свет. Игорек глянул на то, что держал в руках Леха, и с ужасом замер: перед ним был человеческий череп… На шум сбежались зрители и с недоумением взирали на испуганного Леху с черепом в руках. А шел в тот вечер старый фильм «Гамлет». Как будто его реальным продолжением было явление из-под пола растерянного Лехи. Его печальный вид очень напоминал главного героя картины. Долгое время после этого случая его так и дразнили: «Эй, бедный Йорик, быть или не быть?»

С той поры Игорек окончательно раздружился с Лехой.

И Матвейка не избежал коварной Лехиной ловушки. Тогда Черный вел масштабную войну против Капельки.

Одинокая старуха Капитолина Ивановна Семенова – Капелькой ее прозвали за маленький, «капелешный» рост – жила на окраинной улице Слободке, в тихом укромном месте, в небольшом старом доме, спрятанном от людских глаз за ветвистыми тополями. Долгие годы тетя Капитолина проработала бригадиршей в колхозе. Была сноровистой, бойкой. Все побаивались ее длинноватого острого носа, которым она живо вертела по сторонам. Везде успевала, все замечала. Походкой частила, калошами ботала по кочкам на дороге, капелькой шустрой по траве шуршала, лисицей мелькала между деревьями… Но похоронив мужа и выйдя на пенсию, притихла, присмирела, в себе замкнулась. Без батожка не могла и дорогу перейти. Так и жила долгие годы: особняком, нелюдимо. Мальчишки побаивались ее еще и из-за грубого мужицкого голоса, который остался у нее с бригадирских времен. Говорили, будто бы от ее выкриков петухи с забора сваливались, лошади шарахались в сторону, овцы приседали на коленки. До старости сохранилась сила ее голосовых связок. Убедился однажды в этом и Матвейка, которого Леха заманил в свои хулиганские проделки.

Противостояние Лехи с Капелькой началось с обыденного случая. Однажды в конце августа, в самый разгар созревания яблок, забрался поздно вечером Черный в ее сад. Набил все карманы крадеными яблоками, но этого ему показалось мало, решил пошарить еще и в бане, которая стояла на огороде. Бани его особенно манили.

«Копченым мясом оттуда уж больно аппетитно тянуло, – объяснял он потом. – И колдовских трав хотел прихватить. В предбаннике они пучками висели».

Травы его и погубили. Потянулся к пучку и в темноте угодил в капкан, Капелька его на крыс ставила. Хорошо еще, что Леха был не босиком, а в старых яловых сапогах, доставшихся от деда, в которых тот еще из армии вернулся – с офицерского склада прихватил. Леха их надевал всегда, когда шел на хулиганские дела, чтобы сбить с толку преследователей. Но не мог и предположить, что Капелька помнила, в каких сапогах пришел с вольного Дона Лехин дед Емельян Иванович. Когда она в предбаннике утром обнаружила в капкане оставленный сапог – Леха не смог его вытащить – быстро сообразила, кому он принадлежал. Скандал устроила на всю деревню. От отца Леха, конечно, хорошую взбучку получил и с той поры затаил злобу яростную на Капельку.

На ее беду в клубе тогда часто крутили фильм про неуловимых мстителей. Леха пошел дальше киношных героев. Раз прикрепил к трубе на крыше дома Капельки ветрянку с трещоткой. Растапливала Капелька печку, и в трубе у нее начинали черти гудеть. Травными колдовскими настоями, наговорами пыталась она вымести из избы нечистые силы, да все напрасно. Позвала тогда печника трубу перебрать, он и обнаружил забаву.

В другой раз Леха выгнал ночью с Капелькиного двора овец, а на вишневый куст под окном накинул белую простыню, да еще на ней черным углем череп с костями нарисовал…

А однажды в трубу спустил беспризорного котенка с бантиком, на бантике черными буквами написал: «Мститель».

Чашу терпения Капельки переполнило «картофельное дело». Вот в него-то Леха и втянул Матвейку.

Однажды вечером они подвесили к наличнику окна дома Капельки со стороны улицы большую картофелину, привязали к ней нитку и, спрятавшись за тополь, стали за нее дергать. На стук в окно Капелька выходила, крутила носом кругом недоуменно и, ничего и никого не обнаружив, возвращалась в избу. Они снова начинали стучать. Выйдя во двор в третий раз, она для виду покрутила носом, а потом неожиданно, опираясь на палку, заскакала, прихрамывая, к дереву, за которым прятались хулиганы. Леха-то наученный был, сразу сообразил, что надо сматываться, а Матвейка растерялся при виде неожиданно бодро скачущей и орущей Капельки:

– У-у, вы, ироды окаянные! Над старухой удумали мошенничать! Ужо я вам покажу! Поймаю, кипяток в штаны налью, будете знать!

Матвейке не удалось увернуться от удара палкой. Надолго запомнил его.

На другой день Капелька доковыляла до правления, нажаловалась на Леху – она не сомневалась, что зачинщик он. Тому опять досталось от отца. Хорошо, что старуха не узнала Матвейку в темноте. Но ему и без этого было страшно неловко, и на темные дела Черного он твердо решил больше не поддаваться.

Сам же Леха на время угомонился только тогда, когда Капелька наконец-то смогла перехитрить его. В палисаднике у нее росли кустистые сливы. Когда поспели плоды в конце августа, Леха решил поживиться ими. Поздним вечером перелез через изгородь, и тут на него напала злая собака. Она так покусала Черного, что он с месяц провалялся в районной больнице, чуть ноги не лишился. Так и ходил после того случая, прихрамывая.

Что придумала Капелька? Одолжила у одного мужика кусачую собаку и вечерами выпускала ее в палисадник. Старуха знала, что Леха не устоит перед соблазном полакомиться задарма спелыми сливами. Тот и угодил в хитро расставленную ловушку.

Лехин отец тогда написал жалобу в милицию. А когда к Капельке приехал разбираться участковый, она предъявила ему тетрадь с подробным описанием всех Лехиных черных дел в деревне. Их набралось с десяток страниц. Причем были указаны даты, точное время и свидетели каждого противоправного деяния – недругов Леха немало приобрел.

– В действиях Капельки… то есть Капитолины Семеновны, нет состава преступления, никому не запрещено в палисаднике собаку держать, а вот что касается Лехи, то тут кое-что на статью тянет, и несовершеннолетнего можно привлечь к ответственности, – сказал участковый Лехиному отцу, и тот тут же забрал заявление обратно.

Были и другие странности у Лехи. Он мог издеваться над майскими жуками, отрывая им лапки и бросая их на горячие угли в костер. Мог поймать в клетку-ловушку синичку и натравливать на нее кота. Мог подбить голубя из рогатки. Однажды Игорек с Матвейкой отбили у Лехи котенка, которого тот сначала опускал на бумажном парашюте с крыши, а потом, закинув в пруд, бросал в бедное животное камешки, не давая тому добраться до берега.