Цыганское имя меньше всего подходило мальчику, потому что был он светловолосым, хлипким. Да и не прижилось оно к нему. Так и прозвали его Алексеем – по-деревенски Лехой, хотя во всех документах он писался как Роман.

Странности в дальнейшем поведении Лехи объясняли именно необычными обстоятельствами его рождения. Позже он говорил о себе:

– Гроза на меня сильно подействовала, она, видимо, была проявлением конфликта между Богом и сатаной. Поэтому во мне уживаются два противоположных человека. – Это было сказано в пору увлечения Лехи немецкой философией в старших классах.

Хотя чего грешить на небесные силы… Двойственность Лехи объяснялась, скорее всего, воспитанием. Или, вернее, его отсутствием.

В раннем детстве за ним присматривала бабушка. У нее было неблагозвучное прозвище Бабанниха. Оно произошло от ее фамилии Банникова, которая, впрочем, тоже не была настоящей. Банниковыми их семью прозвали потому, что дом их стоял на краю Горной улицы и окна его выходили на Низовку – просторный луг с заилившим прудом посередине, на берегу которого в старину стояли бани. Настоящую, «паспортную» фамилию Банниковых мало кто знал.

Внешности Лехиной бабушки имя Бабанниха (злые языки за глаза ее еще и Кабанихой называли) действительно очень соответствовало. Она была крупной, пышной, круглолицей женщиной с пухлыми розовыми щеками, картофелевидным носом и маленькими, казавшимися хитренькими глазками. Точь-в-точь как у Лехи. Эти глазки на нет сводили всю торжественную строгость лица Бабаннихи.

На самом деле бабушку звали Артемидой Евлампьевной. Если бы об этом сказали Лехе, у него челюсть бы отвалилась от удивления. Он называл ее, как и все в деревне, Бабаннихой, только с ударением на первом слоге, и звучало это вполне ласково.

Бабка Лехина считалась в деревне знахаркой и колдуньей. Она занималась сбором разных трав и плодов, и не только лечебных – душицы, ромашки, зверобоя, пижмы, калины, черноплодки, – но и разных приворотных-отворотных. В кладовке у нее все стены были увешаны всякими кореньями, листьями, кустиками. Приходили к ней деревенские девки и женщины постарше, да и мужики некоторые, бывало, наведывались. Снимала она порчу, сглаз, заговаривала зубную боль. Леха наблюдал с широко раскрытыми глазами, как бабка скороговоркой проговаривала заклинания, потом брала за руку клиента и прыскала на лицо родниковой заговоренной водой. Он видел – это помогало! Начал он и сам потихоньку с травами колдовать, какие-то книжки странные про магию и колдовство в библиотеке брать.

На характере Лехином не могла не сказаться наследственность. Дед его Емельян Иванович – как ни странно, но это было его настоящее имя! – обладал буйным характером. В далекой молодости служил на Дону, недалеко от знаменитой станицы Зимовейской, откуда был родом разбойный атаман Емелька Пугачев, а до него бывал там еще Стенька Разин, – и пропитался вольным казачьим духом. А еще казацкими, раздольными песнями.

Местное начальство побаивалось языка Емельяна Ивановича Банникова. А когда приезжало районное или, не дай бог, областное, его срочно отправляли подальше от деревни – на Мокрые луга за Дальний лес либо на Моховое болото сено косить или стадо колхозное пасти.

А за что Леху Черным прозвали? Волосы-то у него будто мучной пудрой посыпаны. Вроде бы одно объяснение: чем-то чертенка напоминал. Карие глазки с хитринкой, ловкий, увертливый, по ночам мыкается, в разные истории попадает. Лицо постоянно облуплено, как кожура вареной картошки. Рубаху носил навыпуск. И хотя она была всегда грязная и изодранная на локтях, не менял ее все лето. Так казалось. С весны до осени ходил босиком, от чего ноги грубели, панцирем покрывались.

Про Леху говорили, что он лягушек в прудке на Низовке вылавливал и по ночам в бане эксперименты с ними проводил. Подвешивал их к потолку за лапки над кипящим котлом. В котле варил мышиные хвосты, усики котят, клочки овечьей шерсти, собачьи кости. Потом… пробовал это ужасное варево. Где-то в старинной колдовской книге – бабушкины уроки! – он вычитал, что это зелье делает человека чутким, ловким, увертливым, как чертенка.

По другой версии, Леху прозвали Черным из-за одной взрывоопасной истории. Это случилось в период сильного увлечения им химией. Учительница – химичка Антонина Алексеевна – не уставала нахваливать Леху родителям, какой он внимательный, какой старательный. На радостях отец его даже на родительское собрание один раз пришел – приятное слово услышать о сыночке. Может, за ум он ненароком взялся? А оказалось потом, что Лехе просто надо было вызнать секрет огненного фейерверка.

Ему удалось войти в полное доверие к химичке. Она даже собиралась направить его на районную олимпиаду и приглашала вечерами на дополнительные занятия. Именно в один из таких вечеров, усыпив бдительность Антонины Алексеевны, Лехе удалось похитить из лаборантской комнаты большой запас магния и других необходимых компонентов.

Фейерверк Леха устроил в клубе во время просмотра фильма про индейцев. Любимый в то время фильм у молодых афанасьевцев, его крутили почти каждую неделю. Когда в атаку на краснокожих помчались бледнолицые, Леха привел в действие свое устройство. Как потом выяснилось, он проявил химическое творчество – не зря его оценила учительница! – и во взрывную смесь добавил огнеопасное вещество аммонал. Насобирал его по кусочкам в заросших травой старых окопах перед Старой рощей. Аммонал использовали во время войны зимой для дробления промерзшей земли. Он горел быстро и с треском в любую погоду, даже в дождь. А если набрать целую горсть осколков от трубочек этого опасного вещества…

Когда в зале включили свет, прервав фильм на самом интересном месте, и едкий густой дым развеялся, то все увидели черное испуганное лицо Лехи Банникова. Но глаза его хитрые сияли восторгом!

Леху отвели к фельдшерице. Оказалось, что у него оторвало мизинец правой руки. И он стал немного заикаться. Одного пальца Леха лишился, но их у него на руках оставалось еще девять!

Когда снова включили фильм, бледнолицые злодеи уже с позором отступали. «Это Леха черный их напугал!» – крикнул кто-то в шутку. С тех пор и пошло: Леха Черный да Леха Черный. Были бледнолицые и краснокожие, а у нас есть Черный!

Клуб, в котором показывали кино, раньше был церковью. Бабушка не раз рассказывала с горечью Лехе, как большевики в тридцатых годах сбросили золоченый крест с купола и большой колокол. Люди стояли с мрачным молчанием вокруг церкви, крестились, тихо проклинали нехристей. А что можно было поделать? Приказ из райкома пришел, кто осмелился бы ослушаться? Вместо креста красное знамя прикрепили к куполу. Мужик тот, который сбрасывал крест и колокол, сгинул потом, пропал неизвестно где, говорили, что в пьяной драке его прирезали.

Ходили упорные слухи, что под полом клуба в земле зарыт клад. Священник бывший закопал там драгоценности церковные, когда большевики стали храмы закрывать и разрушать. Разумеется, никому и в голову не приходило искать тот призрачный клад на месте бывшей церкви: нельзя трогать святые вещи кому попало. Никому в голову не приходило. Кроме Лехи.

Одному ему было не справиться, и он подговорил на эту авантюру Игорька. Тогда они еще приятельствовали.

– Драгоценности сдадим в комиссионный магазин в городе. Там у меня тетка работает. Деньги поделим пополам.

Потом, правда, долю Игорька Леха наполовину уменьшил. Но и остатка, как думал Игорек, ему должно было хватить на велосипед, о котором он тогда страстно мечтал. Поэтому легко согласился, не задумываясь серьезно о последствиях.

Рыть подкоп под клуб они начали с задней стороны здания, где были заросли крапивы и репейника, – никто не увидит даже днем. Руки и ноги Игорька горели огнем, зудели по ночам, спать не давали, в волосы вцеплялись репьи – не вытащишь. Лехе-то, конечно, все было нипочем, сверкал только своими чертенскими черными глазками и рыл без устали, как крот, глинистую землю.

Крепкий фундамент уходил глубоко в землю, прорыть ход под него было невозможно. Они стали выбивать зубилом камни.