В следующий же год, зачисленный в отряд под командованием генерала Санчо де Лондоньо, блеснул отвагой в бою при Далеме, где испанская армия разбила трехтысячное войско бежавшего от суда предводителя восставших принца Вильгельма Молчаливого. Альба не стал поощрять юношу повышением в чине, но как опытный и дальновидный военачальник не преминул отметить страстное рвение и высокие способности молодого человека. Герцог приблизил его к себе, и уже через полгода Ромеро сражался в рядах эскадрона легкой кавалерии под началом сына Альбы – дона Фадрике де Толедо.

После победного сражения у реки Геты, в конце октября 1568 года, Ромеро был назначен капитаном на место убитого маркиза д'Эльмареса. Предстала задача доказать заслуженность звания, кое жаловали столь скоро. И Хосуэ не преминул это сделать.

Во время тяжелой осады Монса Ромеро избавил город от готовых вторгнуться войск принца – прибывшее подкрепление расположились лагерем неподалеку, в деревни Герменьи, с намерением утром совершить нападение. Отрицательный исход будущего сражения мог бы подрубить на корню все последующие победы Альбы. Ромеро выиграл осаду с блеском. И после одни прозвали его дьяволом, другие – олицетворением безумной отваги, а третьи, подхватив испуганный возглас какого-то мальчишки из лагеря принца, – Призраком Монса.

Ромеро предложил дону Фадрике собрать отряд из лучших стрелков и подобно легендарному Тамерлану, освободившего Стамбул от Баязета Молниеносного, создать иллюзию нападения всей армии и атаковать ночью, захватив вражеский лагерь врасплох.

Получив согласие, капитан возглавил сей отряд, вооруженный мушкетами. И заставил бежать армию Молчаливого до самого Нивеля прежде, чем последняя разобрала численность напавших, их оказалось-то всего триста душ.

Альба одобрил сие мероприятие, не удержавшись от восхищенной похвалы, ибо никогда прежде не удавалось избавиться от целой вражеской армии без единой потери. Честолюбие Ромеро было удовлетворено лишь отчасти. Он бросился пополнять список побед испанской армии с еще большим воодушевлением и страстью, по-прежнему желая утолить гнетущую обиду, нанесенную фламандским родственником, а испанцев заставить вспомнить к какому славному воинскому роду он принадлежит. Герцог, дабы проверить искренность намерений молодого человека, однажды предложил ему остаться командиром гарнизона какого-нибудь из завоеванных городов. Но Хосуэ наотрез отказался, и устремился на север вслед за своим генералом – доном Фадрике.

Армия сына Альбы оставляла за собой руины вместо некогда цветущих городов.

У Гарлема (города, который Ромеро несколько раз посещал в детстве с матерью) пришлось столкнуться с чрезмерно до болезненности самолюбивым противником – адмиралом, бароном де Люме, графом де Ламарк, о коем шла слава бездушного головореза с неистовым нравом дикаря. Противником барон был под стать спесивому Ромеро, всегда желавшему потягаться с подобными гигантами. Под предводительством этого человека, что уже добрый десяток лет возглавлял флот морских гёзов, Вильгельм Оранский двинул четырехтысячный отряд для освобождения города. А дон Фадрике, призванный своим отцом «взять город или умереть», ибо осада длилась уже несколько месяцев, навстречу направил своего самого отважного и сметливого из капитанов – Ромеро с числом конного отряда всего в несколько сотен, с надеждой, что тот вновь сотворит чудо, как во время осады Монса.

Сын Альбы был в отчаянии: чертов принц нищих вновь собрал несколько тысяч наемников, а армия наместника таяла на глазах, вынужденная рассеяться по всем Провинциям и вести бои и на море, и на суше. Как, должно быть, хороши дела этих фландрийских менял на море, коли они оставили флот без своего адмирала и направили его сюда, к Гарлему!

Ромеро со своим ничтожно малым отрядом уже приготовился к гибели, когда решение подсказал коварный ландшафт окрестностей города. Справа распростерлось широкое озеро, а слева – болота, похожие на зеленые, сочные луга…

Воодушевленный спасительной мыслью, Ромеро велел солдатам занять место на узеньком перешейке меж озером и топями. Он сам разведал местность, несколько часов кряду отстукивая почву прикладом аркебузы и проверяя прочны ли здесь узенькие тропинки, соединяющие город с селениями.

Появление полков адмирала отряд Хосуэ встретил мощным залпом аркебуз и мушкетов. Гёзы, позабыв или, быть может, не зная вовсе, о том, что находятся на болоте, понеслись на неподвижно стоявших испанских солдат с бешеной опрометью, и тотчас канули под зеленый ковер зыбкого пространства. Когда Люме заметил, куда заманили их неприятельские стрелки, было уже поздно – половина армии Оранского наполняла легкие голландской тиной.

– Проклятье! – кричал адмирал, едва сдерживая ярость и тем не менее весьма осторожно пробираясь узкими, но твердыми тропинками к коннице Ромеро. – Я растерзаю тебя, щенок, голыми руками!

– Никто сюда не тянул вас за уши, – хохотал капитан. – Как же вы плохо знаете свои земли, сеньор адмирал.

– Не называй меня сеньором, щенок! И откуда это испанец так хорошо знает окрестности… этого… проклятье… осторожнее там, левее… Дьявол!.. Ну, куда прешь, дубина?.. знает окрестности этого города?

– Моя мать – фламандка, и я мальчишкой прожил здесь три лучших года, – с горечью прокричал ему Ромеро, впервые вдруг почувствовав укол совести при воспоминании о добродушном и гостеприимном Гарлеме, где жили две сестры матери.

– Ах, вот оно как! Ну, стало быть, именно Гарлем и станет твоей могилой, ублюдок, опозоривший славное имя графов Гельдернских. Опозорив своим появлением на свет имя Гелре, ты опозорил и имя Ламарк. Известно ли тебе это?

– Конечно, мне известно, – не меняя тона и не обратив и толики внимания на оскорбление. – Я знаю геральдику графов Гельдернских. Ламарки лишь младшая ветвь нашего рода. Бой решит, чье происхождение выше.

Сражение было ожесточенным, с огромным количеством потерь, но Ромеро наголову разбил остатки армии Люме. Мало того, даровал ему и сотне пленных жизнь и свободу, вместо того, чтобы сдать дону Фадрике или потребовать выкуп. Освобожденный Люме расценил этот жест как насмешку, но все ж не преминул случаем воспользоваться дарованной жизнью, и дал деру, пророчески крикнув на ходу:

– Когда-нибудь мы сочтемся, щенок. Клянусь, это последняя твоя победа!

– Я обещаю ходатайствовать перед своим господином за жителей несчастного Гарлема, – ответил, беззлобно улыбнувшись, Ромеро.

Ромеро сдержал слово.

Когда дон Фадрике увидел возвращающегося капитана, изумлению не было предела, и в сердцах он крикнул, что за столь славную победу готов исполнить любую просьбу Ромеро. Тот просил пощадить город. Но солдаты восприняли его просьбу с яростным недовольством, вновь припомнив его «грязное» происхождение.

– Кровь брюссельки в нем опять подала голос!

– А может он и не разбил солдат Люме, а те поджидают нас за озером?

– Это не чудо – несколько сотен против нескольких тысяч, – это колдовство.

– Да уж, там, у Монса можно было еще назвать сию удачу волей случая. Но отбить самого Люме!.. Это дьявольщина, не иначе!

Ромеро выслушал товарищей, терпеливо стиснув зубы. Дон Фадрике разогнал недовольных, а Ромеро пообещал, что жителям предъявят лишь выкуп.

Но когда армия сына наместника въехала в город, солдаты рассыпались по многочисленным улицам и принялись грабить дома, не дождавшись приказа генерала. Дон Фадрике лишь пожал плечами, ибо идти против воли остававшихся без жалования более полугода, было явным безумием. Столь яростный поток невозможно было удержать ни одной плотиной, даже именуемой Альбой.

Слова Люме оказались пророчеством. Победа у гарлемского озера стала последней победой Ромеро. Что-то произошло с тех пор, что-то надломилось меж ним и его товарищами. Ему перестали доверять. А, быть может, тому виной внезапный недавний стыд за чрезмерную озлобленность, что он привез с собой из Алькалы; быть может, стоило лишь испытать угрызения совести, как тотчас удача отвернулась. Достаточно было пропустить луч сомнения в душу, как убежденность в собственной правоте принялась разлагаться, и дьявол уже не имел полномочий покровительствовать…