– Я всего лишь хочу взглянуть на ваши прелестные туфельки… Э-э нет, – недовольно покачал головой цыган, – так дело никуда не годится. Снимайте их!

– Туфли? – взмолилась девушка. – Без них я вряд ли смогу идти достаточно быстро.

– Неужели вы думаете, что я способен заставить вас идти босой?! Мы снимем сапоги с хозяина. Он мертвецки пьян, старина Жоффруа, и думаю, возражать не станет. Единственно чего я не могу обещать, что они придутся вам впору.

Пожатием плеч Мадлен дала согласие, не испытывая ни малейших угрызений совести. Молча собрала обрезки платья и туфельки в тугой узел, дабы потом предать их водам Луары, и последовала за Гарсиласо.

Миновав лестницу, они оказались в прихожей, где, растянувшись у самого порога, действительно лежал человек, похрапывая и что-то бормоча во сне. Гарсиласо быстро снял с него короткие сапоги и ткнул их Мадлен.

Вернулись беглецы тем же путем к берегу реки, где ожидала лодка. Теперь Мадлен легко соскочила на дно и бойко ухватилась за одно из весел. Гарсиласо одобрительно кивнул, и лодка, словно лезвие, стала рассекать темную водную гладь. Грести оказалось занятием не из легких, и Мадлен едва поспевала.

Крепостная стена встретила беглецов нелюбезной размашистостью и муторным запахом сырости.

– Здесь подвал с лестницей. Следуйте за мной.

Мадлен кивнула, ощущая, как дрожит тело. Со страхом опустившись на сырую от росы землю, принялась нащупывать среди травы и камней предполагаемый вход.

Входом оказалась черная, скрытая густой растительностью, дыра, в которую она чуть было с криком не провалилась, если бы не широкие деревянные перекладины стремянки. Мадлен ухватилась за них и, не замечая ссадин, которые оставило неотесанное дерево, нашла ногами опору.

Гарсиласо был уже внизу и успел разжечь факел.

– Держите себя в руках, – проворчал он. – Ваш крик поставит на уши охрану.

Подвал в действительности оказался узким тоннелем, ведущим куда-то вглубь. Единственное, что могла разглядеть Мадлен, так это выщербленные ударами лопат стены. Верно один из тех подземных коридоров, таких же, какие связывают Амбуаз и Кло-Люссе. Он непременно должен был вести за пределы города.

Вскоре беглецы приблизились к точно такой же лестнице, что стояла в начале. Мадлен взяла на себя смелость подняться первой.

Доводы по части того, куда вел ход, всецело сбылись: беглецы оказались по ту сторону стены, и в нескольких шагах в темноте вырисовывались главные ворота города.

Гарсиласо закрыл выход решеткой из тонких прутьев, затем присыпав ее землей, отряхнул руки и, выругавшись на счет слишком влажной почвы, указал куда-то в сторону леса. У одной из раскидистых ив, росших вдоль берега, стояли привязанные к ниспадающим ветвям досыпающие остаток ночи два добрых мула. Они были полностью экипированы: отличные вьючные мужские седла, крепкая подпруга, седельная сумка из тонкой козлиной кожи.

– Сейчас важно уйти отсюда как можно дальше. Если вы направлялись в Париж, то лучше изменить маршрут… к примеру, отправиться вверх по течению Луары.

– Но почему не вниз? Я надеялась оказаться в каком-нибудь из портов. В Сен-Мало, например, или в Кале…

– Именно, там вас и будут искать! – отозвался Гарсиласо. – Вы же сами сказали брату о намерении сесть на судно, идущее в Америку.

Мадлен опустила голову – пришлось согласиться, и они тронулись.

Ветер донес три удара колокола. Медленно, дабы мул не споткнулся о кочки и мелкий кустарник, Гарсиласо двигался вдоль берега, вслед шла она. Блеск воды Луары и очертания ветвистых ив едва различимы – новолуние лишило природу единственного источника света, способного освещать ночью дороги путникам. Где-то рядом раздавалось дивное ночное пение капеллы лягушек и цикад, по небу, сплошь усеянному звездами, плыли легкие перья облаков. А прохладный ветерок приятно щекотал лицо…

Внезапно впереди раздался шорох, резкое лошадиное ржание, хлюпанье по воде. Мелькнула тень и тотчас мула Мадлен с силой кто-то схватил за узду, бедное животное дернулось в сторону, и всадница едва не полетела на землю.

– Это монах! – прохрипел кто-то слева.

– Вспори ему брюхо, наверняка на шее под рясой он прячет кошель с экю!

Со всех сторон путников окружила разбойничья шайка, часть ее спустилась с ив, другая – вынырнула откуда-то из канав с намерениями столь же благими, с каковыми сам Гарсиласо давеча взобрался к окну комнаты Михаля и Мадлен.

Звон стали оглушил перепуганную девушку, и она не расслышала дальнейшую перепалку, видела лишь, как в общей сумятице ее спутник вертелся, извивался, пригибался и махал шпагой, ловко пронзая тех, кто пытался стащить его с седла. Улучшив мгновение, одним молниеносным движением Гарсиласо всадил клинок в негодяя, что крепко держал поводья мула Мадлен, другим – со словами «Держись!» плашмя ударил животное по крупу. Лезвие, просвистев в воздухе, звонко хлопнуло по гладкой коже животного.

С пронзительным криком девушка вылетела из людского клубка, подобно пущенной из арбалета стреле. Ее «скакун» от боли и испуга понесся быстрее лани. Мадлен едва удавалось удержаться, каждое мгновение казалось последним. Но вцепившись в гриву мула и низко прижавшись к его шее, она неслась вперед, пока шум в ушах наконец не заглох, а сердце перестало яростно стучать.

Не заметив, она проскакала так более мили.

Осознав, что погони нет, натянула поводья и оглянулась. Царил мрак, дороги не видно, и девушка, в надежде, что ее провожатому удалось также вырваться из лап шайки, решила замедлить шаг и подождать.

Минуло полчаса, но Гарсиласо так и не нагнал ее.

По-прежнему не прибавляя скорости, Мадлен направилась вперед, все еще надеясь, что вскоре услышит за спиной топот копыт мула ее спасителя.

Она двигалась дальше и дальше. А когда начало светать, нашла дорогу – та пустовала: никого на горизонте, кто бы мог походить на цыгана. Неужели убили несчастного?

С досады Мадлен стеганула животное. К ближайшему городу придется добираться одной. Несмотря на недавние гонки, ее скакун не был предназначен для быстрой езды, но он оказался куда выносливей любой породистой лошади.

Не замечая ничего вокруг, едва превозмогая боль в пояснице, которая с каждым часом мучила ее все больше и больше, она стискивала зубы и неслась вперед.

К полудню солнце поднялось высоко, стало сильно припекать. Девушке захотелось содрать с головы этот ненавистный капюшон, ей казалось, что он душит. Но страх рождал в ней благоразумие и она терпела. Крупные капли пота стекали по лицу, а пестрые вывески придорожных трактиров манили сделать остановку, кинуться на постель и лежать без движения долгие, долгие часы. Однако она твердо задалась целью отъехать как можно дальше и сделать это лишь с пятиминутными остановками, чтобы дать напиться мулу в реке и выпить воды самой. Благо в седельной сумке обнаружилась большая фляга, а кроме нее еще охотничий нож и, – что весьма важно и необходимо – пропуск на имя какого-то Серафима де Мера.

Однако к вечеру Мадлен едва не валилась из седла, а перед глазами плавали темные круги. Девушка знала, что непременно загонит бедное животное, но не могла предположить, что сама не выдержит и половины пути.

Она искала глазами подходящий постоялый двор, но гостиницы по мере удаления от Нанта стали появляться все реже. Лишь бескрайние виноградники и пара-тройка крестьян, точками мелькающие где-то вдалеке посреди зеленого океана Мюскаде, нависшее темно-синее небо с ярко-лиловыми легкими облачками, окрашенными лучами уже успевшего спрятаться за горизонт солнца, – так, словно это невидимый художник нанес первые наброски будущей картины. Мадлен, натянув поводья, замедлила шаг и со страхом подумала о ночи, которая вот-вот встанет у нее на пути. Силы были на исходе, а останавливаться на ночлег посреди кустов виноградника – верх безумия.

Сменив галоп на шаг, она все же смогла выдержать лишь три часа, равно как и ее мул.

– Пара минут на отдых, – прошептала девушка, сползая с седла. Привязала измученное животное к виноградной лозе в десяти футах от дороги, а сама рухнула прямо на землю у ровной стены кустов и тут же заснула.