Иностранца интересовало, как скоро дойдет из Варны чертежная доска, если заказать ее по телеграфу.

Оказывается, все дело в оплате. Как только магазин получает деньги заказчика, сразу же отправляет покупку по указанному адресу.

По пути в поле, где стояли фуры, и геодезисты под командой унтера Семиволоса работали буссолью, аккуратно занося на карты новые ориентиры, Константин Фаврикодоров спросил:

— Николай Дмитриевич, стоило ли в такую жару делать вылазку в город? На базаре одни фрукты, нет даже любимой вами брынзы. К тому же не застали начальника станции.

— Зато мы многое узнали. Вы, например, узнали, куда исчезла брынза.

— Мутесариф запретил. Консервируют сыры.

— На продажу?

— Для армии.

— А что говорят жители?

— Раньше не консервировали.

— Значит, раньше не было надобности. А здесь, на станции, мы узнали, что насыпь ненадежная. А в двадцати километрах северней Шумлы есть крупный водоем. Воды его могут разрушить железнодорожное полотно. И тогда в крепость Рущук не пойдут поезда из Варны. Водоем нужно будет нанести на топографическую карту. На французской карте его нет.

Ехали седло в седло. Хоменко немного приотстал. Он, как и полагается страже, смотрел по сторонам. Ведь и при свете дня могут наброситься грабители.

Некоторое время ехали молча. Кони под знойным солнцем шли беспокойно, мотали гривами, отбиваясь от таких же злых, как и в России, оводов.

— Карты, которые вы рисуете, как скоро будут нужны деду Ивану? — спросил Фаврикодоров.

— Как прикажет его императорское величество.

Болгарин вздохнул:

— Быстрее бы.

Его мысли были в Габрово. Там он оставил сына, престарелых родителей. И где-то у мудира, этого отставного башибузука, жена. Константин ее по-прежнему любил. Как и сына. И родителей.

Догадывался Николай Дмитриевич: его проводник и помощник жил ожиданием встречи, но не такой, не тайной, скрытой от глаз турецких ищеек.

Он жил мечтой, что в Болгарию придет из России дед Иван в облике русского солдата, и от мудира останется разве что придорожная пыль. Он обнимет родных ему людей. Будет солнце над Болгарией, как и над Россией, — одно. Порта навсегда уберется в Азию.

Привязав к местности три параллельные дороги, ведущие в Рущук, экспедиция поменяла направление.

— Куда следуем? По Балканам строго на запад, — Николай Дмитриевич показал рукой в сторону холмов, покрытых сизой утренней дымкой.

Солнце уже взошло, но еще не обжигало. По узкой проселочной дороге отдохнувшие лошади бежали резво. За ночь отдохнули и геодезисты. Отдыхали после ночного дежурства только стрелки Хоменко и Фоменко. Предупреждение о вероятном грабеже теряло свою остроту. Несколько ночей подряд ничего серьезного не случилось. Лошадей никто не угнал, и у хранителя казны унтера Семиволоса целым оставался мешочек с золотыми монетами.

Еще в Санкт-Петербурге, выдавая золото на нужды экспедиции, казначей Генштаба фельдфебель Шульц предупредил капитана Артамонова:

— Ваше благородие, экспедиционные деньги лучше держать при себе. Сон будет крепче.

— Я чутко сплю, — ответил капитан.

— Дело ваше. Вам потом отчитываться.

Уже тогда Николай Дмитриевич определил, кто будет хранителем экспедиционной казны. Свой выбор остановил на унтере Балабанове. В первых экспедициях сначала в Оренбургскую степь, а затем в низовья Дуная он, старший по возрасту и наиболее опытный в службе, был заместителем и по совместительству стал хранителем казны. Но в Одессе, в ожидании своего начальника, с ним что-то произошло. Исчез среди бела дня. Все, кто его знал, склонялись к одному предположению: уплыл. Но куда? Если строго на юг, значит, в Турцию. А если на запад, к устью Дуная? Там у него осталась любовь, дочка контрабандиста… Так куда же?

Предположение предположением, но человеку верили: присягу, данную царю и Отечеству, он не нарушит. Его могли каким-то образом выманить на берег и насильно увезти за море. Опять же напрашивался вопрос: для чего? Ответить мог только он сам. Если, конечно, он жив.

Были случаи в Кавказской армии: черкесы выкрадывали русских офицеров и тайными тропами перевозили в Турцию. Пленников покупал турецкий Генштаб. Но все это делалось по заказу англичан. Тогда еще в русской армии не было моды продавать неприятелю военные секреты. Это считалось самым гнусным преступлением, и на него не решались ни офицеры, ни тем более генералы. Вот воровать… Какой в России мало-мальски алчный чиновник не ворует? Воровали всегда, чем выше должность, тем больше брали. Самым обворованным оказывался русский солдат.

Все это прекрасно знал капитан Артамонов и тем не менее казну доверил унтер-офицеру.

С полудня в тени ореховой рощи, переждав изнуряющий зной, начали геодезические работы. Съемки производили на местности в окрестностях селения Осман-Базар.

На виноградниках работали крестьяне, в большинстве своем пожилые женщины, снимали ранний сорт винограда. Невдалеке стояла подвода, запряженная осликом. Ослик, ко всему безучастный, стоя дремал, не обращая внимания на незнакомых ему людей.

Незнакомцев сразу же заметили крестьянки. Подошли, с поклоном поздоровались. Константин заговорил с ними по-болгарски.

— Это — русские. От деда Ивана.

— Братушки! — воскликнули женщины и наперебой стали спрашивать, когда их освободят.

— Всех мужчин забрали на земляные работы. Всеми командует иностранец, мсье высокого роста.

Из расспросов выяснилось, что на северной окраине Осман-Базара возводится укрепление, много камня везут из Тырново.

Тырново на французских картах помечено как населенный пункт, в котором до тысячи жителей. На самом же деле их было в десять раз больше. Есть гарнизон. В гарнизоне примерно четыре табора низама (по-русски — батальонов).

Жаловались женщины:

— Больно свирепствуют черкесы. Говорят, они с Кавказа. На Кавказе воюют против русских.

— А разве зейбеки не свирепствуют?

— И башибузуки не лучше.

— Все они хороши.

Не сразу заметили, как над виноградниками появилась красная феска. Женщины бросились к своим корзинам, продолжили наполнять их янтарными гроздьями. Из-за кустов показался верховой на пегой лошади, в его руках засвистела нагайка.

— Стой! — гневный окрик Фаврикодорова остановил истязателя. — Ты же болгарин! Или ты янычар?

— Я — управляющий, — ответил человек, не слезая с лошади. — Хозяин нанял их трудиться. А вы кто? Чем занимаетесь?

— Мы выполняем задание его сиятельства Абдул-Азиза, — ответил по-турецки Николай Дмитриевич.

Упоминание имени султана произвело на управляющего ошеломляющее впечатление. Он круто повернул свою тонконогую лошадь, умчался в направлении Осман-Базара.

— Будет хозяину докладывать, — предположил Фаврикодоров. — В Болгарии почти все пахотные земли принадлежат туркам. В большинстве своем отставным военным. По окончании службы здесь они выбирают себе наложницу, обычно болгарскую девушку, и жена-турчанка учит ее обслуживать повелителя.

Напрасно ждали хозяина виноградной плантации, он так и не появился.

Зато ночью, уже перед самым утром, когда упала роса, обильно покрыв шатер, в винограднике мелькнули тени.

Хоменко, дежуривший у костра, приглушенно вскрикнул, успел заслониться берданом, но кляп в мгновение ока оказался у него во рту. Карабин он держал на коленях, а указательный палец правой руки на спусковом крючке. Грохнул выстрел. Пасшиеся поблизости лошади от испуга заржали.

Спиной к фуре в ее тени стоял напарник Микола Фоменко. После нескольких спокойных ночей он немного расслабился, любовался полетом летучих мышей. Прозевал момент, когда двое приблизились к часовому и, заметив, что тот у потухающего костра то ли спит, то ли дремлет, бросились на него. Сверкнул нож. От верной смерти его спас напарник.

Тот, почти не целясь, выстрелил в налетчика. Пуля попала в голову. Второй налетчик бросился бежать, но споткнулся о ящик с провизией. На него навалился выскочивший из-под фуры геодезист Чикутин, прижал к земле своей восьмипудовой массой.