Одним из первых агентов полковника Перенсова был Тодор Кырджиев, надежный, не однажды проверенный в деле разведчик. Работал он, как и Фаврикодоров, не за деньги, а по убеждению: освободителя Болгарии он видел в лице России.

Кырджиеву предстояло под видом волонтера внедриться в армию и оказаться в крепости Плевна. Туда уже стягивались турецкие войска, которым было приказано отбросить русскую армию за Дунай, когда ее части попытаются форсировать эту самую крупную в Европе водную преграду.

При встрече агенты обменялись паролями:

— Это вы утопили мою собаку?

— Она что, не умела плавать?

— Умела. Но я хочу с вас получить компенсацию.

— Тогда отойдемте в сторонку.

Такой замысловатый и одновременно простой для запоминания пароль придумали два полковника: Артамонов и Перенсов. Оба ученика и фактически подчиненные профессора Обручева как бы состязались в искусстве подготовки агентов, они дополняли друг друга. Сведения, которые добывали их люди в турецких гарнизонах, сначала попадали непосредственно к начальнику штаба Дунайской армии генералу Непокойчицкому, потом их, уже расшифрованными, посыльные доставляли в штаб вожатых. Такой порядок установил начальник штаба.

Полковник Артамонов как начальник штаба офицеров вожатых вынужден был в письменной форме изложить протест на имя главнокомандующего генерал-лейтенанта великого князя Николая Николаевича (старшего). Тот вызвал полковника и при начальнике штаба армии отчитал:

— Вы, полковник, видите шпионов, где их нет.

Полковник Артамонов стоял на своем:

— Ваше высокопревосходительство, я несу полную ответственность перед Богом и перед императором, а также перед вами за безопасность своих агентов. Если в штабе окажется турецкий агент, он по расшифрованным депешам установит источник добычи сведений. И наш агент погибнет. Я уверен, вы не желаете, чтобы нашим агентам турецкие палачи рубили головы.

Главнокомандующий, помахивая стеком, прошелся по шерстяному ковру. На разомлевшего от полуденного зноя начальника штаба он не глядел, а тот отсутствующим взглядом смотрел на потолок, где бился случайно залетевший в открытое окно желтый шмель.

Старческое лицо начальника штаба выражало полное равнодушие к тому, о чем сейчас шла речь. Он вздрагивал, прогоняя дрему, и опять смотрел на шмеля, бившегося под высоким потолком купеческого дома. Начальника штаба уже никто не замечал. Разговор вели двое: великий князь и полковник.

Да, главнокомандующий не желал, чтобы русским агентам турецкие палачи рубили головы. Начальник разведки был абсолютно прав.

Услышав в свой адрес приятные слова, главнокомандующий сменил гнев на милость. Стеком ударил себя по лакированному голенищу сапога. Сказал:

— Турецкие агенты — это же турки! Они могут и в штаб пробраться.

Полковник решил рискнуть уточнением:

— Турки могут нанять француза или купить русского.

— Да-да! — согласился главнокомандующий. — Не раньше как вчера мне докладывал полевой священник… как его? Смолин, обер-офицер, помощник генерала Кучевского, отказался от причастия. В своей армии богохульников я не потерплю! Богохульник — это потенциальный шпион.

Генерал Непокойчицкий словно очнулся. Генерала Кучевского он отобрал себе в помощники.

— А что вы скажете Артамонову?

Начальник штаба желал, чтобы полковник Артамонов был наказан. Это уже не первый случай, когда он высказывает свое неудовольствие.

Вот теперь главнокомандующий увидел серое старческое лицо своего начальника штаба и, видимо, пожалел, что настоял на своем, когда решался вопрос, кому быть во главе полевого штаба: Обручеву или Непокойчицкому?

— Полковнику Артамонову не мешайте. Он свое дело знает.

Николай Дмитриевич ушам своим не поверил. Ему развязали руки! Главнокомандующий освободил его от опеки начальника штаба. Отныне у него один начальник — прикомандированный к штабу полевой армии в качестве советника генерал Обручев.

Начало лета — разгар рыболовного сезона в низовьях Дуная. Россия и Турция в состоянии войны. Передний край — полноводная река шириною в километр. На левом берегу — русские, на правом — турки.

Пока не стреляют, и любители рыбной ловли — русские и турки — на рассвете, не опасаясь, что получат пулю, уже с рассвета сидели на берегу, наблюдая за поплавками, не забывая, конечно, поглядывать на противоположный берег.

С той стороны рыбаки в солдатском обмундировании — и с этой. Офицеров среди рыбаков нет. Офицера могут ненароком и подстрелить. Ведь война-то уже объявлена. По обоим берегам удивительное благодушие!

Но благодушие, как на той стороне, так и на этой, показное. За холмами, в густых тенистых рощах, кипела работа: русские саперы вязали плоты. Ночью лес подвозили на подводах.

Жителям придунайских сел, румынским селянам, были обещаны хорошие деньги. Румыны старались.

На том, на правом берегу усердствовали черкесы: они сгоняли болгар на земляные работы. Еще неделю назад на голых покатых холмах царило безлюдье, а сегодня уже землю вспучили окопы. Если впереди вырубить кусты, из них удобно вести огонь по реке.

С ящиком за спиной шел Константин по берегу, раскладывал товар перед любителями рыбной ловли. К нему подходили, оставив над водой удочки, перебирали крючки, другие рыболовные снасти, но почти ничего не покупали.

«Да это же дозорные!» — догадался Константин. Почему-то у них оказались не винтовки, а обыкновенные охотничьи ружья. Для чего они предназначались, прояснилось на окраине Вардена. Это селение нельзя назвать крепостью: здесь отсутствовали крепостные стены, зато было множество каменных домов, глядевших на реку крохотными окошками, как бойницами.

Из какого-то окошка, похожего на бойницу, вылетел голубь и устремился к противоположному берегу. Любители рыбной ловли сразу же схватили ружья, открыли по голубю оглушительную стрельбу.

«Никак почтарь?»

Константину больно было видеть, как из голубя полетели перья, посыпались на воду. Птица упала ближе к турецкому берегу. От пристани отчалила лодка. Турок в пестрой клетчатой косынке с усердием налегал на весла, но птицу подобрать не успел. Чуть ли не перед носом лодки мелькнул хвост крупной рыбы, и подбитая птица исчезла в ее широкой черной пасти.

Послышались возбужденные ребячьи голоса. Константин был так захвачен поединком, что не заметил, как пригорок, где он стоял, заполнила оборванная ребятня.

Ребята были опечалены, что башибузуки Ахмета расстреляли голубя, но в то же время не скрывали радости, что записка в руки туркам не попала.

— Сом проглотил.

— А может, щука? — засомневался Константин.

— Эх, дядя, видно, что вы нездешний. На Середине реки в черном иле водятся сомы, а щуки — в Янтре, в камышах.

Река Янтра — приток Дуная, ниже Систово. Там, в устье, после большой воды турки поставили караулку, точно такую же, как и в устье реки Текир-Дере. Эти пункты уже были нанесены на карту как сторожевые посты.

Но тогда, в мае, не было в Вардене войск Ахмета. Со слов мальчишек нетрудно было догадаться, что Ахмет — его полное имя Ахмет-Гамди-паша — не кто иной как командир бригады турецкой пехоты. При проверке так и оказалось.

Весь день Константин был под впечатлением гибели почтового голубя. И кто его выпустил в полдень? Агенты полковника Артамонова помнят инструкцию: почтовых голубей выпускать или на рассвете, или в вечерние сумерки. Тогда уже мала вероятность, что голубя собьет ястреб. Пернатые хищники обычно охотятся, когда лучи солнца круто падают на землю, на фоне зелени четко видна летящая птаха.

Константин предположил, что агент спешил, хотел срочно передать важное сообщение. Таким могло быть прибытие пехотной бригады, которая уже занимала берег от Систово до Вардена.

Под утро, уставший и голодный, Константин добрался до крепости Рущук. Перед воротами пришлось свернуть с главной дороги, чтоб не задержал патруль, и по бездорожью, где к железнодорожной насыпи вплотную подступал мелкорослый кустарник, пробираться в город.