Я выскочил из ворот на улицу. Здесь лицом к лицу я столкнулся с девушкой.

— Стой, куда ты? — я обрадовался, узнав в девушке экспедитора штаба дивизии Олю Никитину.

— Как куда, на НП, газеты несу с приказом товарища Сталина.

— Я говорю, куда ты, в такой огонь?

Оля засмеялась.

— А может, всё время так будет, что же ждать, когда кончится? Ладно, иду, а то некогда.

Она махнула мне рукой и скрылась в разрушенном доме. Я повернул влево и увидел связного стрелкового батальона капитана Давыдова.

— Далеко до вас?

— Нет, теперь близко.

Мы пробежали квартал. В следующем квартале кипел бой. Людей не было видно, а всё грохотало, гудело, словно это разговаривали одни камни между собою. Мы пробежали двор, взобрались на груду камней, нырнули в яму. Под землёю было темно и сыро. Мы держались за стены. Ощупью пробираясь в глубь подземелья, спутник мой светил фонариком и что-то бормотал. Мы сворачивали вправо, влево, шли прямиком, и, наконец, завиднелся конец пути. Боец указал мне рукой вперёд, объяснил:

— Иди прямо, там вправо и во второй подъезд. Завернёшь за угол, и третья дверь — это подвал капитана Давыдова.

Я пошёл прямо, повернул вправо, но подъезда не видно. Дома тонули в огне и дыме. Летели искры, трещали патроны, осыпались стены. Я пробежал вперёд, споткнулся о труп немца. Из-за угла показался боец с автоматом.

— Стой, куда тебя черти несут, — там же немцы!

Потом он смягчил голос, улыбнулся.

— А я не узнал вас, ей-богу. Ну что нового?

— Приказ Сталина вышел, первомайский.

Я достал газету. Боец стал жадно читать.

— А Давыдов где?

— В рейхстаге.

Я перебежал мост через Шпрее, пробрался в дом, низ которого занимали наши, верх — немцы. Разведчик Петр Иванов откуда-то волок гитлеровца.

— Бил прямо в нас фаустпатронами, — сказал разведчик.

В подвале немец упал на колени, хватался за ноги наших людей, молил о пощаде. Шея его, толстая и короткая, побагровела.

Разведчик набрал гранат и полез через дыру в потолке на верхний этаж.

— Пойду давить их, как змей.

— А что нового? Кто отличился?

— Дерёмся, что же нового, — сказал он и скрылся.

Вскоре Иванов опять появился. Я присел с ним на камень в полутёмном подвале. Он вслух читал приказ товарища Сталина.

— Ого, здорово, мировая война подходит к концу.

Иванов просиял, вскочил с места, схватил автомат и опять убежал.

Я записал в книжечку много интересных фактов и, распрощавшись с героями, поспешил в редакцию, чтобы сдать материал в новый номер. Этот номер оказался последним из выпущенных нами во время штурма Берлина.

Вчера вечером мы подошли подвалами к серому, казавшемуся нам чернее чёрного, дому близ дворца Вильгельма. После нескольких попыток овладеть хотя бы одной комнатой этого дома решено было отложить штурм до ночи, а пока передохнуть в подвале и встретить наступающий первомайский праздник. Мы выпили, закусили и устроили небольшой концерт, посвящённый предстоящей победе. Наш «концерт» состоял преимущественно из акробатических номеров. Бойцы показали своё искусство лазить по канату и бросать петли, оказавшееся столь необходимым в Берлине. По существу это была репетиция задуманной нами ночной операции.

В 2 часа ночи с угла крыши занятого нами дома гвардии сержант Хрулёв ловким броском накинул петлю на рожки пожарной лестницы соседнего дома, занятого немцами. После этого гвардии сержанты Лебедев, Автушенко и гвардии рядовой Попов перебрались по канату через пролёт между домами и стали стрелять из автоматов и бегать по крыше с криком «ура». Пользуясь паникой, которая возникла у немцев, когда они услышали у себя над головой стрельбу и крики, остальные бойцы бросились через двор, выломали дверь и пошли путешествовать по комнатам и коридорам, пока не натолкнулись на фрицев, стоявших под лестницей с поднятыми руками.

Гвардии старший лейтенант Н. УСКОВ.

Когда мы штурмовали один из домов на Зейдельштрассе, телефонист передал: «С КП сообщили — получен приказ товарища Сталина». Нужно было всё сделать, чтобы скорее прочитать приказ. Я связался с КП батальона и вызвал к телефону связного, комсомольца Афанасьева. Я дал ему задание — немедленно доставить в боевые порядки нашей роты приказ товарища Сталина.

Прошло немного времени, и мы увидели сержанта Афанасьева, который, то перебегая, то переползая, пробирался к нам. До дома, который мы штурмовали, оставалось всего 20–25 метров. Уже в окна летели гранаты. Казалось, ещё один бросок, и мы ворвёмся в дом. Но как трудны были эти последние метры. Вражеские пулемёты не давали подойти к дому.

Сержант Афанасьев, весь серый от извести и пыли, тяжело дыша, протянул мне газету с приказом товарища Сталина. Как только я ознакомился с текстом, у меня сразу возникло решение: немедля довести до бойцов приказание нашего Сталина: «Преследовать и окружать немецких захватчиков и не давать им передышки». Когда эти слова облетели всю роту, люди точно выросли. Каждый чувствовал, что это именно к нему в день Первого Мая обратился Сталин. С какой яростью и с каким восторгом ринулись люди выполнять приказ Сталина! Комсомольцы сержант Пожидаев, красноармейцы Крастин, Бойчук поднялись и со словами: «Вперёд, за Сталина!» бросились через улицу, ворвались в подъезд дома, а затем гранатами пробили себе путь в коридор и в комнаты. Вслед за смельчаками вся рота, преодолев улицу, ворвалась в дом. Через несколько минут дом был очищен от немцев.

Младший лейтенант В. БОНДАРЕВ.

Над городом стоят чёрные дымовые тучи. Беспрерывно грохочет тяжёлая артиллерия. Подходит уже вечер, а бойцы ещё не обедали. Все ослабели от бессонных ночей, лица потемнели от дыма и пыли. После чтения первомайского приказа товарища Сталина раздалась чья-то команда: «Вперёд, товарищи, ползком, броском, но только вперёд, победа за нами!» Нужно было воспитать в себе необыкновенное терпение, упорство, стойкость, чтобы, несмотря на все препятствия, продвигаться здесь вперёд.

Гвардии сержант П. ЧЕРКАСОВ.

Первомайский приказ вождя мы читали под гул артиллерии, при треске пулемётов и мысленно были там — в сердце нашей Родины. В Москве — парад, а здесь мы завершаем войну.

Сержант А. БАРАННИКОВ.

Где-то далекая Родина, окутанная весенней зеленью, радостно встречает милый праздник. Она поднимает тост за наше здоровье, за нашу победу. Москва шлёт нам привет и благословляет на подвиг. Родина! Мы, твои сыновья, солдаты, сейчас, как никогда, скучаем по тебе, гордимся тобой. Наш солдатский тост мы поднимаем за тебя, Родина, за твою свободную жизнь, за твоё счастье, за тебя — Сталин!

Капитан И. СЕНЧА.

Расход снарядов сегодня был очень большой. Доставлять их к орудиям приходилось через простреливаемый перекрёсток. Из двенадцати бойцов, выделенных для доставки снарядов, восемь вышло из строя — кого ранило, кого убило. Оставшиеся бойцы не могли справиться с работой. Создалось критическое положение, у орудий снаряды были на исходе. Это увидели иностранные рабочие, согнанные в Берлин гитлеровцами. К командиру батареи подбежали два чеха, потом ещё два. Они предложили свою помощь. Командир батареи сказал:

— Помогайте, союзникам разрешаю.

Чехи очень обрадовались, вместе с нашими бойцами они стали перетаскивать снаряды через опасный перекрёсток.

Артиллеристы повеселели, снова часто загремели выстрелы орудий.

Гвардии ефрейтор А. СЛЕПУХИН.

Не могу сказать, на какой улице это произошло, так как все немецкие этикетки с надписями были здесь сбиты или погребены под развалинами. Я лежал у груды горячих, дымящихся кирпичей вместе с командиром роты капитаном Батиным. Искры с горящих домов сыпались нам на головы и обжигали нас. Пот лился с наших лиц, которые мы давно не умывали. Капитан был неузнаваем. Это результат многих бессонных ночей. Я посмотрел ему в глаза, и мне захотелось обнять и поцеловать его, как отца родного в трудную минуту жизни. Он заметил мой взгляд, улыбнулся и сказал: