Смотрю, на скамейке сидят три женщины. Вот, думаю, уже вылезли немки — на солнышке греются. Даже выругался. А они, должно быть, услыхали и кричат вдогонку:
— Русские мы, чего своих не признаёте.
Действительно, смотрю, кажется, наши девушки. И тут обомлел я. Свою знакомую узнал — из нашего посёлка. Как оказались они здесь, да еще в такой день? Любимая моя Аня и ее сестры Клава и Маруся. Четыре года я Аню не видел, а ведь еще в школе на одной парте сидели. И Аня плачет.
Лицо у неё порохом обожжённое. Работали они на берлинской фабрике, в лагере жили. А как только освободили их, Аня и её сестры стали нашим раненым помогать.
Так мы и встретились почти что у самых Бранденбургских ворот. Тут узнал я, что и моих сестёр Нюру и Дуню немцы тоже увезли на чужбину. Только не знает Аня, в каком месте они находятся.
Побежал я к своему командиру. Всё рассказал майору. А он приказал мне позвать моих землячек в гости к бойцам нашего батальона.
Вечером мы с Аней совместное письмо на родину написали о нашей встрече и всех родных и соседей поздравили с великой победой.
Красноармеец А. ВОРОБЬЁВ.
* * *
Мне пришлось побывать в рейхстаге, когда бои здесь кончились. На задымленных стенах были уже тысячи надписей, сделанных советскими воинами…
На одной из колонн прочёл я наспех написанные мелом слова: «От Пено до Берлина. Гвардии сержант Кунявин». Много воспоминаний пробудила в моей памяти эта надпись. Ты ли это, Петр Кунявин, мой давний славный товарищ, боевой соратник?!
Мы расстались с ним зимой 1943 года на Северо-Западном фронте.
Многие знают маленький посёлок Пено, затерянный среди лесов Калининской области. Этот поселок прославлен Лизой Чайкиной.
Там, в Пено, я был у пулемётчика Кунявина вторым номером, и оттуда мы пошли с ним в наступление.
В одной ожесточённой схватке мы оба были ранены и после боя оказались рядом на носилках в медсанбате. И тут Кунявин сказал мне не то шутя, не то серьёзно:
— Ну, браток, если попадём мы в разные госпитали, то, значит, встретимся только в Берлине.
Мы попали в разные госпитали, а потом где я только ни воевал, но о Кунявине не слышал.
Обойдя залы рейхстага, я снова вернулся к колонне и к подписи гвардии сержанта Кунявина добавил свою. Доведётся ли моему боевому другу узнать, что мы вместе брали Берлин?
Гвардии старший сержант Н. ГЛУШКО.
Слава!
* * *
Что пережил я сегодня, — этого описать нельзя, невозможно. Это день долгожданный, незабываемый. Ах, как мы тебя ждали, — радостный, солнечный, весенний день нашей победы! Какими словами выразить мне эту великую радость?
Гвардии старший лейтенант П. КУЧАНСКИЙ.
* * *
Вот он, праздник Победы! Наши танки прекратили свой боевой марш в ста метрах от рейхстага, над которым водружено красное знамя. Начав под Москвой свои ратные дела, мы завершили их в Берлине. И в этот день, 2 мая, когда водворилась тишина в покорённом Берлине, когда взметнулись над домами наши красные флаги, символ нашей борьбы и нашего счастья, первое слово любви мы обратили к тому, кто привёл нас к вершине нашей победы. Слава великому Сталину!
Майор П. ОЛЕЙНИК.
Москва салютует героям Берлина.
* * *
На форзаце воспроизведены надписи, сделанные советскими воинами на стенах рейхстага.
Книгу иллюстрировали на основе своих документальных зарисовок военные художники студии имени Грекова, участники боев за Берлин: В. БОГАТКИН, B. ВЫСОЦКИЙ, C. ГОДЫНА, Лауреат Сталинской премии Л. ГОЛОВАНОВ, В. КЛИМАШИН, A. КОКОРИН, П. КРИВОНОГОВ, В. МЕДВЕДЕВ, Н. СОКОЛОВ, Г. ХРАПАК, Г. ЧЕРЕНЩИКОВ.