Гвардии рядовой А. ИЗМАН.

Мост через Тельтов-канал выдерживал 16 тонн, гаубица и трактор весят более 25 тонн. Дело рискованное, но медлить было нельзя.

Первым на переправу пошёл тракторист Авдеев. Брёвна и железные рельсы под тяжестью гнулись до самой воды. Вода хлестала выше настила на 20–25 сантиметров. Несмотря на это, полк быстро переправился на северный берег канала и с хода занял боевые порядки на том берегу. Через час после занятия боевых порядков орудия большой мощности были готовы к ведению огня по рейхстагу. Трудно было проложить связь с огневой позиции на наблюдательный пункт — вражеские снайперы и автоматчики, засевшие на крышах и чердаках, беспрерывно обстреливали улицу. Всё же старшие сержанты Демченко и Зайнулин и красноармеец Хидашели протянули провод.

10 часов 50 минут. Наводчик Соколов держится за шнур. Заряжающий Кутосевич, волнуясь, говорит:

— Неужели командир дивизиона опоздает передать команду, и мы последними откроем огонь по рейхстагу?

У телефонной трубки, почти не дыша, сидит старший по батарее. И вот она, наконец, долгожданная команда: «По сердцу фашистского логова — рейхстагу, дивизионом, шесть снарядов, огонь!» Один за другим полетели тяжёлые снаряды в сердце германского империализма.

Расчёты у орудий работают с утроенной энергией. На ходу, со снарядом в руках, красноармеец Панчук говорит красноармейцу Шелестуну:

— Вот тот день и та минута, за которые мы дрались четыре года.

Майор ЛАДЫНИН.

В 9.00 комсомольцы батальона Героя Советского Союза майора Алексеева прорвались к водонапорной башне, что у Силезского вокзала, и водрузили на её вышке знамя с надписью: «Слава Красной Армии!» Немцы, увидев на башне красное знамя, открыли по нему пулемётный и орудийный огонь. Два раза сбивали они знамя, но каждый раз знамя через пять минут снова появлялось на башне.

Младший лейтенант К. ГРОМОВ.

Наш полк занял помещение одной из крупнейших детских больниц Берлина. В глубоких подвалах здания мы нашли много больных детей, преимущественно ясельного возраста. Родители их в большинстве находятся там, где немецкие войска продолжают ещё своё бесцельное сопротивление. Линия фронта ещё проходит по улицам и площадям города. Вот уже несколько дней, как больные дети не получают никакого продовольствия, им грозила голодная смерть. Наш командир распорядился обеспечить детей провизией на ближайшие 2–3 недели. Директор больницы тотчас получил для своих питомцев рис, сахар, мясо, хлеб и даже четыре дойные коровы. Какой пассаж для зловещей геббельсовской пропаганды насчёт ужасов, которые русская армия якобы несёт немецкому населению! Растерянность и изумление медицинского персонала непередаваемы.

Гвардии капитан А. БРОНШТЕЙН.

Сегодня я ещё раз увидел, на что способны сыновья нашей Родины.

Мы получили приказ пробиться через сделанный немцами завал у перекрёстка. Первыми двинулись танки взвода гвардии лейтенанта Раткевича. За ним на расстоянии пятидесяти метров — мой взвод. Раткевич вёл огонь по автоматчикам и фаустникам противника. Вдруг я заметил, что в дом, напротив которого двигался взвод Раткевича, перебегают немцы, хотят пропустить нас и ударить с тыла.

Я приказал радисту сообщить обстановку командиру роты гвардии капитану Архангельскому, а сам открыл взводом огонь из всех видов оружия. Из окна подвала застрочил пулемёт по нашей пехоте. На танки посыпались фаустпатроны. Одна машина загорелась.

Двое из экипажа этой машины были убиты. Командир и один боец вылезли из танка окровавленные и обожжённые. В машине остался водитель гвардии старший сержант Анатолий Иванов. Выглянув из люка, он воскликнул: «За Родину! За Сталина!!!» и помчался на пылающем танке прямо на завал. На наших глазах произошёл страшный взрыв. Танк взорвался, вероятно, на мине, у самого завала.

Взрыв раскидал часть завала, сделанного из камня и металла, но сидевшие за ним немцы продолжали сопротивляться. Пехота не могла продвинуться вперёд. Мы били по завалу из пяти танков. Но наши снаряды не в состоянии были разбить прочное укрытие немцев. Тогда мы с Раткевичем решили взорвать оставшуюся часть завала. На это дело вызвался один молодой голубоглазый солдат из мотострелков. Фамилии его я не знаю. Под градом пуль он пробрался к завалу и, уже раненный, заложил взрывчатку и поджёг бикфордов шнур. Вернуться назад он не смог. Герой остался на каменных глыбах, которые при взрыве взлетели в воздух.

Гвардии лейтенант ШАБРОВ.

Я подумал: что служит источником этого небывалого подъёма духа наших воинов, нарастающего с каждым днём сражения? По-моему, главный источник в самом этом слове — «Берлин», олицетворяющем очаг войны, воплощение самых чёрных сил на земле. Всё выстраданное за годы войны, вся ненависть, сжигавшая душу, обрушились огненной лавой, ливнем пуль, снарядов и мин на логово зверя. Святую ненависть несут на штыках наши воины, её суровые отблески озаряют лица, торжественные и строгие, и образ великого Сталина осеняет нашу армию наступления. Сколько раз в Берлине я был свидетелем того, как человек сбрасывал невидимую тяжесть, прижимавшую его к земле, расправлял грудь и устремлялся вперёд, следуя звучащему в сердце зову Родины и велению вождя.

Гвардии старший лейтенант К. ИВАНОВ.

Река Шпрее с ее высокими каменными берегами пересекает Берлин с того-восточных его окраин до северо-западных и проходит центром города. В черте города Шпрее пришлось форсировать и войскам, наступавшим с севера, и войскам, наступавшим с востока. Первыми в пределах Берлина подошли к Шпрее войска генерал-полковника Берзарина.

Штаб нашей дивизии был ещё в пригородном посёлке Бисдорф, когда командование поставило перед нашей группой задачу: проникнуть в центр Берлина, до реки Шпрее, и выяснить, какие мосты ещё целы, а какие уже взорваны. С нами была рация. Выполняя это задание, мы должны были попутно сообщать командованию обо всём, что происходит в Берлине.

Сколько раз я уже ходил в тыл врага, но когда меня назначили в эту группу и сказали, какое ей дано задание, по правде говоря, я подумал: справимся ли? Риск был большой, но и честь какая: первыми проникнуть в фашистское логово! К переднему краю немцев мы подползли ночью кюветами шоссе. Впереди около дома блеснул огонёк и сейчас же потух. Наш командир послал вперёд четырёх разведчиков узнать, что это был за огонёк. Вернувшись назад, они притащили с собой немецкого солдата. Он стоял на улице и преспокойно курил. Это был фольксштурмовец. Он не успел вскрикнуть, как разведчики заткнули ему рот. Мы завели его в маленький пустой домик и стали допрашивать. Сначала он мычал, как одуревший, не понимал, что с ним произошло, но потом он бойко заговорил. Мы узнали от него, что линия обороны немцев здесь не сплошная. Он показал, какие дома использованы под оборону, где стоят пулемёты.

Герой боев в Берлине красноармеец Трайдуков. Он предотвратил взрыв моста через канал и дал возможность нашим частям развивать наступление.

Из этого домика мы сообщили по радио о своём местонахождении начальнику разведки и, отправив в тыл пленного, двинулись дальше по улице вдоль стен. Вдруг услышали шум мотора. Навстречу нам ехала без света легковая машина. В ней сидело четверо немцев. Мы пропустили её, но вперёд не пошли, хотели выяснить, куда направлялась эта машина. Она проехала метров шестьсот в сторону нашего переднего края и остановилась у железнодорожного моста. Здесь её встретили наши огнём. Стало ясно, что немцы намереваются взорвать мост, и мы повернули обратно и открыли огонь по автомашине с тыла. Все четверо, ехавшие в автомашине, были убиты. Отбежав скорее подальше отсюда, чтобы не привлечь на себя внимания немцев, мы оказались среди каких-то развалин. Решили пробираться этими развалинами вдоль улицы. Чем ближе к центру, тем развалин было больше. Они нам очень помогли. Где ползком, где согнувшись, а где идя во весь рост, за разрушенными стенами домов, по дворам, заваленным кирпичом, перебираясь через заборы, залезая в подвалы, медленно, но зато совершенно скрытно, преодолевали разведчики один квартал за другим, наблюдая всё время за улицей. В нескольких шагах от нас по тротуару и мостовой проходили небольшими группами немецкие солдаты, изредка проносились танкетки.