— Задача ясна, приступаю к её выполнению, но прошу усилить меня переправочными средствами, без них мне будет тяжёло форсировать канал, — ответил я.

— Хорошо. Переправочные средства вам будут даны, подробности задачи получите письменно, желаю успеха.

В течение короткой ночи была проведена перегруппировка, и с утра бой возобновился с новой силой. Прокладывая огнём дорогу, обходя и маневрируя по улицам, дворам, заводским территориям, части продвигались вперёд районом Райникендорф-Ост и к исходу 24 апреля вышли к каналу Берлин — Шпандауэр — Шиффарст. Первым вышло к каналу соединение полковника Асафова.

Переправы все взорваны, ширина канала до 75 метров. На противоположном берегу сплошная траншея, в которой немцы приготовились к обороне.

Не теряя времени, части подполковников Чекулаева и Ковязина под покровом темноты, прикрываемые огнём орудий прямой наводки, миномётов, танков и самоходок, используя подручные средства и просто вплавь, начали переправу. Сапёры приступили к наводке паромов и понтонного моста. Всю ночь длился бой. К утру 25 апреля большая часть соединения полковника Асафова была уже на том берегу и вела бой в районе Плетцензее. Плацдарм был обеспечен, и корпус продолжал выполнять поставленную задачу.

К исходу дня район Плетцензее полностью был очищен от немцев. Справа подошли танковые части Героя Советского Союза генерал-полковника Богданова. Напряжение боёв нарастало с каждым часом.

25 апреля начальник штаба армии вновь вызвал меня к аппарату.

— Корпусу ставится новая задача — форсировать Фербиндунгс-канал и, наступая на юг, юго-восток, полностью очистить от немцев Моабитский район.

Потребовалась новая перегруппировка корпуса.

26 апреля, в 14 часов, после артиллерийской подготовки части начали форсировать Фербиндунгс-канал. Первая атака успеха не имела. Переправившиеся подразделения залегли на самом берегу канала. Губительный огонь немцев сметал всех, кто пытался продвинуться вперёд.

Поддерживая огнём переправившиеся подразделения, отбивая контратаки немцев, мы начали готовить вторую атаку. Были засечены все действовавшие огневые точки противника, подтянуты танки и самоходки, усилена артиллерия, стрелявшая прямой наводкой. В 19 часов под прикрытием огня всех видов части полковника Негода и генерала Шатилова начали вторично форсировать канал. Одновременно ранее переправившиеся подразделения атаковали ст. Бойсельштрассе и северо-западную часть Моабитского района. Немцы были отброшены от канала.

С наступлением темноты сапёры навели мост. Были переправлены артиллерия, танки. Теперь бой шёл внутри района Моабит, старинной и очень густо заселённой части Берлина. Разрушения от бомбардировок с воздуха здесь были сравнительно незначительные. Бой пришлось вести в тяжёлых условиях, штурмовать такие здания, как Моабитская тюрьма.

Преодолев сопротивление немцев, 28 апреля корпус очистил от противника весь Моабитский район и вышел на реку Шпрее, в 500 метрах от здания рейхстага.

Здесь был получен приказ: «Корпусу форсировать реку Шпрее, овладеть зданием рейхстага и водрузить на нём знамя Победы, выйдя на соединение с частями, наступавшими с юга».

Для солдата, сержанта, офицера и генерала всякая боевая задача почётна и важна, но эта задача была особой. В ней все мы видели конец тяжёлой кровопролитной войны.

Весть о том, что нам приказано атаковать рейхстаг и водрузить на нём знамя Победы, быстро облетела все части и соединения. Несмотря на двенадцатидневные непрерывные бои, части рвались вперёд. Коммунисты и комсомольцы становились в первые ряды готовящихся для последнего и решительного боя.

Главным препятствием для нас была река Шпрее, с её высокими гранитными берегами.

Единственной переправой мог служить забаррикадированный, полуразрушенный мост на Альт-Моабит.

Немцы прикрывали огнём все подступы к мосту. На противоположном берегу стояло здание министерства внутренних дел, так называемый «дом Гиммлера». Весь этот район занимали отборные эсэсовские части. В ночь на 28 апреля сюда был сброшен на парашютах батальон моряков из Ростока. Допрошенные мною пленные показали, что Гитлер лично в имперской канцелярии производил смотр частей, оборонявших район рейхстага. Им была поставлена задача — обороняться до последнего человека.

Предстоял тяжёлый бой.

В ночь с 28 на 29 апреля части полковника Негода и генерала Шатилова под прикрытием ожесточённого огня начали переправу через мост. Одновременно сапёры разбирали баррикады для пропуска артиллерии и танков. Передовые группы ворвались в угловое здание и, действуя огнём, очистили его от немцев.

После тщательной подготовки накопившиеся подразделения атаковали «дом Гиммлера». Весь день 29 апреля бой шёл внутри этого здания. Засевших здесь эсэсовцев уничтожали подразделения полковников Зинченко и Плеходанова. Одновременно очищались от немцев соседние дома.

К исходу дня перед атакующими возникло громадное серое здание рейхстага. Все окна и выходы замурованы, везде бойницы. Вокруг здания и в прилегающем парке Тиргартен сплошные траншеи, зенитные орудия, стоящие на прямой наводке.

До рейхстага осталось всего 200–300 метров. Но что это были за метры! Надо было преодолеть сплошную зону заградительного огня, котлован и ров, наполненные водой, овладеть траншеями.

В ночь на 30 апреля соединения полковника Негода и генерала Шатилова подтянули танки, втащили пушки на верхние этажи домов, в окнах поставили пулемёты.

Путь был один. Из окон «дома Гиммлера» надо было стремительно преодолеть открытое пространство, накопиться во рву и одним броском ворваться в рейхстаг. Каждое подразделение и часть имели красные флаги. Каждому соединению Военным Советом армии были вручены специальные знамёна.

Батальоны капитана Неустроева, Давыдова и Самсонова заняли исходное положение.

В 10 часов 30 апреля началась артиллерийская подготовка. Это был ураган сплошного огня. Тысячи снарядов и мин обрушились на рейхстаг и окружающую его площадь. Под прикрытием огня подразделения преодолевали ров и накапливались для атаки.

И вот в 14 часов, когда огонь достиг своего предела, в сплошном дыму разрывов пехота пошла в атаку.

Нервы были напряжены до предела. «Ворвутся или не ворвутся, всё ли сделано так, как нужно, не напрасны ли будут жертвы, понесённые в этом последнем бою?» С этими мыслями я стоял у телефонного аппарата, ожидая звонка.

И вот долгожданный звонок:

— Батальон Самсонова, понеся большие потери, ворвался в рейхстаг; вижу знамя, водружённое над входом. Остальные подразделения залегли под сильным огнём из здания и слева из-за реки Шпрее. Принимаю меры, — доложил полковник Негода.

Звоню генералу Шатилову:

— Доложите, как идут дела.

— Неустроев и Давыдов ворвались в рейхстаг, остальные отсечены огнём из парка Тиргартен и залегли перед зданием. Идёт тяжёлый бой. Связи с батальонами, ворвавшимися в здание, нет, — волнуясь, ответил генерал Шатилов.

— Знамя, где знамя, видите его или нет? — спрашиваю я.

— Знамя в полку Зинченко и находится в бою.

Докладываю о ходе боя командующему армией. Генерал-полковник Кузнецов требует скорейшего развития достигнутого успеха.

Приказываю: всей силой артиллерии подавить фланкирующие пулемёты и орудия противника, поставить отсечный заградительный огонь вокруг здания, дать сильный огонь по окнам и верхним этажам, не допустить контратак, не медлить, поднять людей и поддержать ворвавшиеся подразделения.

Вторично звонит генерал Шатилов:

— Знамя в рейхстаге. Внутри идёт бой. Принимаю все меры для выполнения поставленной задачи.

Бой разгорался и внутри здания и вокруг него. Герои штурма загоняли немцев в подвалы.

Весь день напряжение не спадало. К вечеру в здание рейхстага вошли новые подразделения, были взяты прилегающие к нему позиции немцев.

Красное знамя медленно, с этажа на этаж, поднималось всё выше, и вот на багровом фоне пожаров и заката солнца оно заплескалось на куполе рейхстага. Его водрузили два храбрых солдата. Один из них был русский Егоров, другой — грузин Кантария.