Авторитету религии в Англии сильно способствовала видимая политическая «независимость» (часто более кажущаяся, чем действительная) многих сект или «свободных церквей». Некоторые из них нередко выступают с резкой критикой светской власти, а также существующего общественного порядка. Бывали случаи, когда видные представители «нонконформизма» (другое название для «свободных церквей») решительно становились на сторону народных масс, иногда даже являлись лидерами революционных движений. Достаточно напомнить хотя бы имя «веслеянского» священника Стефенса, одного из вождей «чартизма». И это был далеко не единственный пример. «Независимость» нонконформистов производила сильное впечатление на настроения масс. Массы начинали думать: государство — одно, а религия — другое, их нельзя смешивать. И церкви тоже бывают разные: есть плохие церкви, стоящие за богатых, и есть хорошие церкви, сочувствующие трудящимся, такие церкви надо поддерживать. В результате в умах миллионов простых людей складывалось убеждение, что можно самым решительным образом бороться против реакционного правительства, и вместе с тем оставаться добрым христианином.
В такой обстановке даже государственная англиканская церковь вынуждена была всячески вуалировать свою связь с правительством и в этих целях иногда играть в оппозицию (конечно, притворно-беззубую). Еще чаще в острые моменты она выступала в роли примирителя между правительством и массами. Англиканская церковь любила также щеголять показной «терпимостью» в отношении каких-либо «радикальных священников», изредка появлявшихся среди ее служителей. Вот сейчас, например, в Лондоне сильно шумят по поводу «очень левых» проповедей священники Темпля. Никто ему не пытается зажать рот. Да и для чего ми было бы делать? Один Темпль среди тысяч вполне «лояльных служителей» англиканской церкви погоды не сделает — зато какой большой политический капитал на таком «либерализме» заработает себе церковь в массах!
А конечный результат? Позволю проиллюстрировать его одной красочной сценой, свидетелем которой недавно был я сам.
Я узнал, что в одной из провинциальных церквей выступает основатель и лидер Независимой рабочей партии Кейр-Гарди, и поехал туда его послушать. Сначала была настоящая церковная служба. Потом, когда все молитвы были сказаны, все псалмы пропеты, наступил момент проповеди. На церковную трибуну вышел Кейр-Гарди. Со своим ясным и открытым лицом, с густой шапкой снежно-белых волос, окружавших его голову, подобно райскому сиянию, он походил на одного из тех пророков, лики которых так часто можно видеть на стенах храмов. Темой для своей проповеди Кейр-Гарди избрал евангельский текст: «легче верблюду пройти сквозь игольное ухо, чем богатому войти в царство небесное». От этого изречения он оттолкнулся, а затем и пошел, и пошел! С гневом громил Кейр-Гарди все скверны капиталистического общества, осыпал проклятиями буржуазию, звал пролетариат к борьбе за социализм. А чем закончил? Закончил Кейр-Гарди свою речь приглашением поддержать на ближайших выборах Рабочую партию, единственную партию, которая защищает интересы рабочих. Опять избирательный бюллетень в качестве высшего арбитра во всех, политических вопросах!
Огромная толпа, до краев переполнявшая церковь, была захвачена, увлечена, взволнована до глубины души бурным красноречием Кейр-Гарди. Со всех сторон неслись сочувственные клики, глаза слушателей горели, к трибуне проповедника протягивались судорожно сжатые руки. Когда Кейр-Гарди кончил, аудитория, точно морской прибой, взметнулась единодушным гулом одобрения. Все поднялись со своих мест. Толпа расступилась, образовав длинную узкую дорогу, и Кейр-Гарди прошел по ней к выходу, точно Христос, покидающий храм. На паперти Кейр-Гарди окружила группа детей разного возраста. Они что-то пели, кричали, смеялись, махали ручонками, а Кейр-Гарди с улыбкой гладил их головы и добродушно отбивался от их атак. Сцена получалась почти евангельская.
Я смотрел и не верил своим глазам. Где все это происходит? И когда?.. Это происходит в Англии XX столетия! В сердце современной техники и культуры! В могущественнейшей капиталистической стране наших дней!..
Вот те три главные внутренние цепи, которые сковывают сейчас британский пролетариат. Надо ли при таких условиях удивляться, что фабианство, постепеновщина являются основной политической идеологией здешнего рабочего движения?..
Таков факт. Каково его происхождение? Я много думал на эту тему. Могу пока высказать лишь одну гипотезу, которая кажется мне довольно вероятной. Вот она.
Англия — остров. 35-километровая полоса воды, отделяющая Англию от континента, на протяжении минувших 900 лет являлась барьером, охранявшим ее от иностранных вторжений. В результате здесь не создалось сильной сухопутной армии, как то случилось во Франции, Германии, России, которым нужно было всегда защищать свои границы живой силой. Данное обстоятельство имело большие политические последствия. Господствующие классы континентальных государств, располагавшие крупными армиями, употребляли их не только для борьбы с внешними врагами, но также и для укрепления своего положения внутри страны. Опираясь на пушки и штыки, они чувствовали себя гораздо более независимыми от народных масс, меньше боялись этих масс и меньше с ними считались. Ибо в случае крайности они могли для защиты своих привилегий открыто апеллировать к силе.
В Англии положение было иное. Большой сухопутной армии в распоряжении ее господствующих классов не было. Был, правда, сильный флот, но личный состав флота, даже очень могущественного (особенно до XX века), сравнительно немногочислен, к тому же флот обычно находится в море, нередко разбросан и не может быть быстро сконцентрирован в одном месте. В силу таких своих свойств флот мало пригоден для использования во внутриполитической борьбе. В итоге господствующие классы Англии были лишены того острого оружия, с помощью которого господствующие классы континента устанавливали и поддерживали свою диктатуру. Им приходилось поэтому изыскивать иные, более тонкие и гибкие методы сохранения власти. И на протяжении веков они, действительно, выработали такие методы. Фигурально выражаясь, на континенте хозяева жизни брали в плен главным образом тело трудящихся, английские же хозяева брали в плен главным образом их душу. Два способа воздействия на массы при этом имели особенно важное значение: во-первых, культ традиций, во-вторых, культ компромисса.
Сначала о культе традиций. Это настоящая Шехразада. Приведу только два характерных примера.
В 1605 г. шотландские католики, недовольные королем Яковом I, устроили заговор и решили взорвать короля вместе со всеми депутатами в день торжественного открытия парламента. В подвалах Вестминстера были заложены бочки с порохом, и офицер Гай Фокс должен был зажечь фитиль. Заговор своевременно открыли, взрыв был предупрежден, и Гай Фокс вместе со своими единомышленниками поплатились жизнью. С тех пор прошло свыше 300 лет, и сейчас даже ни один сумасшедший не помышляет о взрыве парламента. Тем не менее вплоть до настоящего дня в начале каждой парламентской сессии стража палаты общин спускается в подвалы Вестминстера и осматривает их с фонарями, чтобы убедиться, что там не лежит никакой пороховой бочки. Зачем? Только по традиции. И если вы зададите по этому поводу недоуменный вопрос англичанину, он с улыбкой ответит: «А что тут плохого? Это так красочно и занятно».
Другой пример. В начале XIX в. зал палаты общий имел 450 мест. Это соответствовало числу депутатов в XVII столетии. К началу прошлого века количество членов палаты поднялось до 600, и в дни больших заседаний многим из них приходилось сидеть на галереях или толпиться в проходах. Казалось бы, зал заседании следовало расширить, но нет! Во имя традиции здание не хотели перестраивать. Мирились с неудобствами и терпели. В 1837 г. и Лондоне произошел большой пожар, и старый парламент сгорел. Построили новое здание парламента, то самое, которое сейчас возвышается на берегу Темзы. Казалось бы, при этой оказии зал палаты общин должен был быть, наконец, перестроен и приспособлен к наличному числу депутатов? Ничего подобного! Новый зал во имя традиции был возведен, как точная копия старого, и в нем опять имелось только 450 мест. Так осталось до настоящего дня, хотя сейчас общее число депутатов возросло до 707. Спросите англичанина, хорошо ли это, и он вам с серьезным видом ответит: «Так приятно ходить по стопам предков».
